Забытая погремушка - Веллер Михаил Иосифович. Страница 16

Что же касается той пионервожатой, которая двух волосатых пионеров, то в качестве наказания следует приговорить ее каждый день рас-тляться баянистом. И пусть он при этом беспрерывно играет «Амурские волны». Через неделю она станет пожизненно фригидной, а на пионерский галстук у нее будет аллергия. И тогда если ей сказать: «Девка в красном, дай несчастным!» – ее просто будут увозить в реанимацию с приступом удушья.

П. С. Если мой рассказ все же не подойдет Вашему журналу, не согласитесь ли Вы прислать мне письменную рекомендацию от Вашего авторитетного издания для публикации этого рассказа в газете «Пионерская правда»? Все-таки нельзя отрицать его воспитательное значение и возможную пользу для предостережения подростков.

Ручной фонтан

Чтобы мужчине заработать на жизнь своей потенцией, не обязательно быть альфонсом. Чем мощнее потенция, тем больше вариантов. Клецкин хвастался, что ему заплатили двадцать пять рублей за один оргазм. Причем выдали квитанцию о заработке в официальном государственном учреждении. И пригласили заходить еще.

Не следует думать, что Клецкин имел официальное лицо – в сексуальном смысле. В данном случае он вообще никого не имел. Имели скорее его. Но официально и для здоровья женщин.

Упаси нас бог и уголовный кодекс от пропаганды публичных домов для женщин! Хотя некоторые женщины втайне об этом иногда мечтают – по крайней мере, делятся иногда со столь же развратными и неудовлетворенными подругами насчет неконтролируемых снов на эту тему.

Но даже удовлетворенная женщина, ведущая регулярную половую жизнь согласно рекомендациям своего гинеколога, может быть уродиной. А монашка может быть красавицей. Прямой связи тут нет.

А для выпрямления этой связи существуют косметические клиники, в том числе современные и передовые. Ими пользуются даже иностранки, потому что уровень медицины высокий, а плата гораздо ниже, чем в капиталистических странах.

Вот туда Клецкин и залетел. В смысле в клинику, а не в капстрану, конечно.

Он не в том смысле залетел, что неудачно забеременел, хотя и жил половой жизнью. Он в том смысле залетел, что необдуманно сунул свой, как говорится, нос. Он думал, что все обдумал, а после оргазма подумал, что думал не о том.

Вне половой жизни он был студент. Он и сейчас студент, только учиться стал хуже.

Голод и любовь правят миром, как заметил Некрасов. Так о чем думает студент? Что поесть и с кем совокупиться. Ест студент все, что может разжевать. Чего не может разжевать, то он грызет. Гранитом науки сыт не будешь. Хотя Добролюбов и отмечал в своих дневниках, что переживал эрекцию и удовлетворение при чтении некоторых книг, вполне научных. И умер в двадцать шесть лет.

А у Клецкина было в жизни то, что называется в сексопатологии «макрогенитосомия». Согласно сексопатологическим таблицам, двадцать четыре сантиметра – это уже макрогенитосомия. «Макро-» означает «большой», а «-генит-» – от слова гениталии.

Большому кораблю – большое плаванье. Если у Клецкина случалась во сне ночная юношеская поллюция, то аж одеяло подпрыгивало. Решившие сблизиться с ним девушки подпрыгивали еще не так. Сначала они прыгали в постель, потом прыгали из постели, а вслед им работал как бы брандспойт, если его подсоединить к молочной корове-рекордистке. Потом Клецкин ругался и мыл пол.

Такой организм требует много еды, поэтому у Клецкина никогда не было денег. И он сдавал кровь. Раз в три месяца. За десять рублей и законный отгул (вернее, для студента это – законный прогул). А на треху в месяц даже это, где макрогенитосомия, не прокормишь.

Потом он придумал продать свой скелет. Говорили, что дают сто пятьдесят рублей сразу – в одном институте, а скелет берут только после смерти, по завещанию и квитанции. Но оказалась, нужно еще согласие родственников. Родственники согласия не дали, а дали те же десять рублей, и заработать на собственных костях не удалось.

И вот занимается бедный и голодный Клецкин в туалете онанизмом, и тут его посещает мысль. Он, кдк человек последовательный и педантичный, в спешном порядке завершает то, чем занялся, и с натугой упаковывает свою сексопатологию. И шарит по пустым карманам, и вспоминает со вздохом, что главный орган в организме – это мошонка, потому что иначе яички пришлось бы носить в кармане. Но пусто в карманах, и нет ни копейки. А вот в мошонке наоборот – все полно. И этот контраст подкрепляет его гениальное озарение.

Он недавно читал книжку про то, как били кита. И обратил внимание, что кита называли спермацетовым. А еще бывает спермацетовое мыло, и вообще кита били для косметической промышленности прошлого века.

А еще он знал слово «сперматозавр». Так друзья называли его.

Клецкин сопоставил в голодной голове свои знания и взял курс к косметической клинике.

Она стояла на бульваре. Под сенью развесистого дерева Клецкин хотел помолиться, но он был атеист.

Он перешел неширокую проезжую часть и стал читать объявления на стекле высоких двустворчатых дверей – старорежимных, фигурных.

Здесь исправляли носы и неправильный прикус, избавляли от угрей и мозолей, подтягивали бюсты и ягодицы, убирали морщины и сгущали волосы. На головах сгущали, а с ног выдирали. А про лобки ни слова, невольно подумал Клецкин. Пересаживают они их с ног на голову, что ли?

А вот и нужное объявление, в уголке: «Требуются мужчины-доноры».

В окошечке информации сидела такая милашка, что Клецкин понял: вот оно! Всю жизнь он мечтал стать мужчиной-донором! В сущности, он им и был, и ни одна сволочь не заплатила ему ни копейки.

Откинув фанерный кинотеатровский стульчик у стены, он раскинул ноги по кафельному полу и стал читать данную ему инструкцию. Донорский орган так взбодрился, что он понял только про врачебную тайну, личную гигиену и двадцать пять рублей. Больше половины стипендии! Так: пять рабочих дней, четыре недели… пятьсот pе в месяц! Да столько завкафедрой получает! А если завкафедрой будет еще ежедневно сдавать сперму?! Три месяца – и автомобиль!

Двадцать четыре сантиметра вышибли хилую пластиковую молнию. Все головы повернулись. В окошечке информации тоненько охнули. Побагровевший Клецкин согнулся, закрылся руками и боком, как краб-каратист, заскакал к туалету.

Короткий свитер не прикрывал ширинку. Клецкин снял ремень, перевел торопыгу в положение зенитного орудия и по голому телу притянул накрепко ремнем к животу. Теперь ширинка почти не расходилась.

Держа номерок, он постучал в кабинет: очереди не было.

Врачиха оказалась не старой еще худощавой брюнеткой в тонких золотых очках.

– Год рождения? Адрес? – она быстро и неразборчиво заполняла карточку. – Венерические заболевания были?

– Нет… – соврал Клецкин.

– Почему? – пошутила она.

– Свинка была. В детстве. И корь.

– Это мешало вести половую жизнь?

– Тогда – да. Представляете – свинка! Ку-ды ж с такой рожей…

– Не в роже дело, – наставительно сказала врачиха. – Кстати о роже – рожей болели?

– Ну… если подрался сильно, тогда, конечно, побаливал ей, – сказал не искушенный в медицине Клецкин.

– Дети природы, – вздохнула врачиха. – Ну хорошо. Проходите сюда.

За занавесочкой был столик. На столике стояла пробирка в штативе, в нее вставлена стеклянная же вороночка – как раз на уровне где надо.

– Поместить все следует в пробирку, – указала врачиха. – Когда получится – постучите в ту дверь, я буду в том кабинете.

Она задернула занавесочку, и послышался щелчок закрывающегося замка.

Клецкин тупо посмотрел на пробирочку. Поместить туда можно было разве что палец. И для чего воронка? (Он вспомнил анекдот про акробата, прыгающего из-под купола цирка в бутылку: секрет был в том, что на подлете к горлышку он вставлял в него вороночку и так проскакивал внутрь.)