Дело закрыто - Вентворт Патриция. Страница 17

Хилари удивленно и неприязненно разглядывала миссис Эшли, которая, отпустив стол, сидела теперь на полу возле одной из его ножек, уныло раскачивалась из стороны в сторону, точно неряшливая груда тряпья, и заполняла комнату своими рыданиями.

— Послушайте, миссис Эшли… Да о чем вы говорите? Кому вы дали обещание молчать?

— И я сдержала его! — навзрыд всхлипнула миссис Эшли. — Приходила полиция, и я не знала, что делать, но я сдержала его!

— Кому вы обещали? Вы должны мне сказать.

Миссис Эшли зарыдала с удвоенной силой.

— Она приходила сюда, и я все ей рассказала. Она сидела вот в этом кресле и умоляла, чтобы я обещала. Ей оставалось тогда меньше трех месяцев. И я обещала ей и сдержала свое обещание. — Она откинула своей бескостной дрожащей рукой волосы со лба и уставилась на Хилари с жалким подобием гордости. — Я не стала рассказывать это полиции! Никому не стала. Только ей, только миссис Грей.

Хилари медленно опустилась на четвереньки и, почти упираясь в миссис Эшли лбом, спросила детским и тонким голосом:

— Да что же вы такое слышали?

Миссис Эшли тут же откачнулась назад и снова завыла. Хилари понизила голос до шепота:

— Скажите мне, миссис Эшли. Скажите, я должна это знать. Это уже никому не навредит. Джеффри в тюрьме, и дело давно закрыто. Я кузина Марион — вы можете мне сказать. Вы же видите: я знаю, что вы возвращались. Теперь мне нужно узнать, что случилось дальше: что именно вы слышали.

Она протянула ладонь и положила ее на руку миссис Эшли.

— Почему вы вернулись?

— Я выронила письмо.

— Какое письмо?

— От моего мальчика. Ему только семнадцать, и он как раз ушел матросом в свое первое плавание и написал мне из Индии, и я захватила письмо, чтобы показать его миссис Мерсер, потому что мы часто с ней говорили о моем мальчике и о том, который был на первом ее месте, а когда я пришла домой, письма не было, и мне пришлось вернуться.

— Да? — подбодрила ее Хилари.

Миссис Эшли откинула со лба влажную прядь волос.

— Мистер Мерсер точно его сжег бы или порвал, если бы вдруг нашел. Он такой, мистер Мерсер: материнские чувства для него пустой звук — уж мы сколько раз обсуждали это с миссис Мерсер, когда его не было рядом, поэтому никак нельзя было оставлять там письмо до завтра, и я вернулась. Я точно знала, где могла его забыть, потому что мистер Эвертон как раз вышел и я прибиралась в его кабинете и достала письмо, чтобы прочитать его миссис Мерсер, которая случайно туда заглянула. А потом мы услышали, что идет мистер Мерсер, и я в спешке сунула письмо в карман и, должно быть, промахнулась, а поскольку я стояла возле самых занавесок, то была почти уверена, что никто его не заметит, поэтому подождала до тех пор, когда мистер Эвертон уходил обычно на ужин, и вернулась.

— Да, — сказала Хилари. — Да?

Миссис Эшли уже перестала плакать. Она все еще всхлипывала и шмыгала носом, но была полна решимости.

— Я еще подумала, что незачем кому-то меня видеть, а в такой теплый вечер окно в кабинете наверняка открыто, так что нужно будет просто просунуть внутрь руку и подобрать письмо, если оно еще там, а уж если нет, оставить все как есть и попробовать поговорить с миссис Мерсер. — Она замолчала и снова принялась раскачиваться из стороны в сторону, испуганно глядя на Хилари. — Я все рассчитала так, чтобы мистер Эвертон наверняка уже ушел ужинать, но на всякий случай все равно шла очень тихо и осторожно и, когда до окна кабинета оставалось уже меньше ярда, Услышала вдруг голос мистера Эвертона, а затем выстрел. Я тут же развернулась и убежала. — Она снова всхлипнула, едва при этом не захлебнувшись. — Я никого не видела, но и меня никто не видел. Не помню, как я оказалась дома. Правда не помню, мисс.

Хилари чувствовала себя в точности так, как будто кто-то плеснул ей в лицо ледяной воды. Она была собрана, спокойна и полна решимости. Что-то внутри нее все повторяло и повторяло: «Время — время, когда она слышала выстрел, — вот что важно — время — время выстрела». Ее голос твердо и ясно высказал это вслух:

— А сколько времени тогда было? Во сколько вы услышали выстрел?

Миссис Эшли прекратила раскачиваться и открыла рот. Казалось, она размышляет.

— Когда я шла к Солвей-Лодж по Окли-роуд, часы как раз пробили…

— Ну? Ну?

— …как раз пробили восемь.

У Хилари вырвался протяжный вздох облегчения. От Окли-роуд до Солвей-Лодж было всего пять минут ходу. Точнее сказать, это для Джефа было пять минут ходу. Женщине, наверное, потребовалось бы семь или восемь, а такой размазне, как миссис Эшли, — все десять. Но если она слышала выстрел в десять минут девятого, то этот выстрел никак не мог сделать Джеффри Грей, который успевал добраться туда лишь к четверти девятого, после чего, если верить показаниям Мерсеров, должно было пройти еще какое-то время, чтобы он успел встретиться с дядей и затеять с ним ссору. Ее голос задрожал от возбуждения:

— Значит, когда вы услышали выстрел, было никак не больше десяти минут девятого?

Миссис Эшли перебралась с коленей на корточки. Ее руки безвольно соскользнули в подол платья и замерли там ладонями вверх. Она удивленно посмотрела на Хилари и устало ответила:

— Нет, мисс, больше. Гораздо больше.

Сердце Хилари подпрыгнуло.

— Да нет! Не могли же вы идти от Окли-роуд больше десяти минут?

— Нет, мисс.

— Ну, значит, и к дому подошли не позднее десяти минут девятого.

Миссис Эшли совсем по-рыбьему открыла рот, закрыла его и наконец все тем же скучным, усталым голосом произнесла:

— Гораздо позже, мисс.

— Но как?

Миссис Эшли облизнула губы.

— Эти часы ошибаются минут на десять, сколько я себя помню.

— В какую сторону ошибаются?

Миссис Эшли поморгала.

— На самом деле времени было больше.

— Вы хотите сказать, они отстают?

— Минимум минут на десять.

Сердце Хилари упало. От недавней радости не осталось и следа. Неудивительно, что Марион упросила эту женщину держать язык за зубами. Если она и впрямь слышала выстрел в двадцать минут девятого, ее свидетельство стало бы для Джефа последним. Хилари зажмурилась, пытаясь прогнать появившуюся у нее перед глазами картину: Марион — изящная гордая Марион, — ползающая перед этой женщиной на коленях и умоляющая ее промолчать и пощадить Джефа, дав ему пусть крохотный, пусть ничтожный, но все-таки шанс избежать виселицы. Она помолчала, до боли сжимая руки, и спросила:

— Миссис Эшли, вы вполне уверены, что эти часы отстают на десять минут?

— Это как минимум, мисс. Я сколько раз говорила об этом миссис Мерсер. «Много, — говорю ей бывало, — толку от этих ваших церковных часов. Вам-то хорошо, у вас и свои есть, а мне каково? Каждый раз, как иду на работу, они мне кровь портят!» Кто-то мне говорил, что их теперь починили, но я там больше не хожу, так что сама не видела.

Хилари очень не хотелось задавать следующий вопрос, но еще меньше ей хотелось показаться самой себе трусихой. Она собралась с духом.

— А кроме выстрела вы что-нибудь слышали?

В следующую же секунду она пожалела, что спросила об этом, потому что на лице миссис Эшли появилась самая настоящая паника, а руки снова задрожали и метнулись к губам. Хилари тут же затрясло тоже.

— Что вы слышали? Вы же слышали что-то, я знаю. Это были голоса?

Миссис Эшли качнула головой. Хилари решила, что это скорее «да», чем «нет».

— Вы слышали голоса, — повторила она. — Но чьи?

— Мистера Эвертона. — Вцепившиеся в губы пальцы, казалось, душили эти слова, но Хилари их все же расслышала.

— Вы слышали голос мистера Эвертона. Вы уверены?

На этот раз миссис Эшли не просто качнула головой, а изо всех сил мотнула ею. Судя по всему, это означало, что миссис Эшли уверена в этом настолько, насколько вообще может быть в чем-либо уверена.

— А какой-нибудь еще голос вы слышали?

И снова голова миссис Эшли качнулась, говоря «да».

— Чей голос?

— Я не знаю, мисс. Не знаю, и под страхом смерти повторю то же самое, и точно так же сказала миссис Грей, когда она пришла и спрашивала у меня, бедняжка. Я разобрала только, что мистер Эвертон с кем-то ссорился.