Огненное колесо - Вентворт Патриция. Страница 33

Мисс Сильвер повесила ручку своей сумочки для вязания на руку. Все продолжали стоять.

Когда голос Эйли затих и плавно перешел во всхлипывания, она шагнула к Джону Хиггинсу, и тот обнял ее одной рукой.

– Вот как это произошло, инспектор, – сказал он.

Крисп резко спросил:

– Тогда почему она не рассказала это сразу?

Если бы они находились в комнате одни или только в присутствии мисс Сильвер, Фрэнк нажил бы себе врага на всю жизнь, позволив себе цитату из классика. Слова «Элементарно, мой дорогой Ватсон» были готовы сорваться с его губ, но он сдержался. Однако ему не удалось скрыть легкую ироническую улыбку.

Джон Хиггинс не улыбнулся и не стал шутить. Его ответ был простым и прямым:

– Это из-за меня, инспектор. Она не хотела, чтобы у меня были неприятности. Когда она услышала тот свист, она даже не подумала, что это может быть кто-то другой, а не я.

– Вы утверждаете, что это были не вы? – Крисп говорил очень резко и отрывисто.

– Я говорю то же, что уже сказал. Я сразу же отправился в Клифф после того, как поговорил с Эйли у окна, и оставался там до тех пор, пока сегодня утром за мной не приехал Уайт Кулинг.

– Это ваша версия?

– Это правда.

– А когда вы впервые услышали об убийстве Люка Уайта? Ну, когда вы об этом узнали?

– Когда Уайт Кулинг приехал за мной. Глаза Криспа метали молнии.

– Кулинг все рассказал вам?

– Я знаю его всю свою жизнь. Я не хочу вовлекать его в неприятности.

– Он не имел права говорить! Итак, вы прибыли сюда, зная все: время, место, оружие – все-все, как я полагаю.

– Он сказал, что это, скорее всего, один из ножей, находившихся в столовой.

Крисп ухватился за эти слова:

– О, вы знали о ножах в столовой? Насколько я помню, вы сказали, что не были здесь много лет.

На этот раз Джон все же улыбнулся:

– Пять лет, инспектор. А те ножи находились в столовой намного дольше, скажем, около сотни лет.

– Но вы знали, что они там есть. Вы знали, где вы можете раздобыть нож.

– Это вовсе не значит, что я воспользовался бы ими. – Он выпрямился. – Это все, что я хотел сказать. Я не возвращался, я не переступал порога гостиницы, я не виделся с Люком Уайтом. И я хочу увести отсюда Эйли. Она расстроена.

Когда они вышли, инспектор Крисп со злостью взглянул на своего коллегу:

– Ну и что вы об этом думаете? Что заставило его привести сюда девушку и вынудить ее рассказать о том, что она слышала его свист, когда он вернулся во второй раз?

Мисс Сильвер внесла поправку:

– Она думала, что это его она слышала. Он поджал губы:

– Кто же еще это мог быть? Фрэнк Эббот улыбнулся:

– Практически кто угодно. Мелодия «Ледяные горы Гренландии» является одной из наиболее легких для свиста.

Крисп издал полунасмешливый-полураздраженный звук.

– Ах, как все просто объясняется! Что я хочу знать, так это то, что за всем этим кроется. Чего он хотел добиться, приведя сюда девушку, чтобы та сказала, что слышала его свист под окном и спустилась вниз, чтобы впустить его, как раз практически в то время, когда было совершено убийство? Чего он добивается? Мисс Сильвер сурово сказала:

– Скорее всего, правды, инспектор.

Он снова издал тот же насмешливый звук.

– Когда вы повидаете столько же преступников, сколько я, вы не будете так поспешно верить тому, что они говорят!

Фрэнк Эббот прикрыл рукой рот. Он видел и раньше, как с мисс Сильвер обращаются без должного уважения, и рассматривал это как забавное зрелище. Она не повышала голоса, она просто ничего не говорила. Не было испепеляющих взглядов, потому что ее глаза просто не были предназначены для таких взглядов – на самом деле она считала это очень неподобающим для леди действием. Ощущалась только некоторая ее отстраненность, чувство собственного достоинства, что низводило провинциальных инспекторов до самого низкого уровня в рядах служителей закона. Волны превосходства просто исходили от нее. Даже старший инспектор Лэмб почувствовал однажды, как что-то уносит его в деревенскую школу, в которой он впервые узнал, что два плюс два равняется четырем.

Картина, с которой столкнулся инспектор Крисп, была несколько другой, но не менее отрезвляющей. Он получил образование в Лентонской классической школе. Ему живо вспомнились зимний день и группа мальчишек, кидавшихся снежками. Чья-то широкая спина представляла собой завидную цель, и он бросил снежок. Он попал прямо в цель, снежок разлетелся, и… они неожиданно увидели лицо старшего учителя, готовое лопнуть от гнева. Воспоминание было таким же мимолетным, как и очень живым, но ужасное ощущение совершенного преступления осталось. Он быстро сказал:

– Мы больше ничего не сможем сделать, пока не получим результатов посмертной экспертизы. Конечно, это не даст нам ничего нового. Он вряд ли был давно мертв, когда мы прибыли сюда в час тридцать. Нет также сомнения в том, что он был убит непосредственно перед тем, как поднялся весь дом. Вы согласны с этим?

Он обращался к мисс Сильвер. Она ответила ему с видом учительницы, которая, выслушав ответ ученика, собиралась указать ему на его ошибки.

– Я не эксперт. Когда я дотронулась до его запястья, оно было холодным. Но и ночь была довольно холодной.

Крисп кивнул:

– Мы добирались сюда около получаса, а кровь еще не засохла.

Неожиданно мисс Сильвер задала странный вопрос:– Как вы думаете, он был убит там, где его нашли?

Во взгляде холодных голубых глаз инспектора Эббота появился интерес.

– Что заставило вас подумать об этом?

Она неодобрительно – маленькая, старомодно одетая старая дева, выглядевшая так, как будто к ней можно было относиться с пренебрежением, – изрекла:

– Мне кажется, что это весьма странное место для убийства.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Это был самый длинный воскресный день из всех, которые каждый из двенадцати человек, запертых в «Огненном колесе», мог вспомнить. Возможно, Джейн и Джереми ощущали это меньше, чем другие, так как получили возможность получше узнать друг друга и обнаружили много нового. Они также очень старались помочь по дому, накрывая на стол и убирая с него, моя посуду, делая все быстро и добросовестно. Вечером миссис Бридлинг вернулась, чтобы помочь, проведя целый день в битве с замучившими мистера Бридлинга угрызениями совести относительно того, что ей пришлось делать то же самое в субботу. Она вышла из битвы победительницей не только благодаря своей доблести, но и с помощью своего рода пятой колонны, которой было страстное желание мистера Бридлинга быть в курсе происходящих событий. Когда она пришла в гостиницу, то трудно было понять, как она может заполучить какую-либо информацию, так как она не закрывала рта, а Энни Кастелл не разжимала губ.

Как бы то ни было, она еще долго продолжала говорить уже после того, как вернулась домой.

– У Энни что-то на уме, но от нее ничего не добьешься. – Она тщательно взбила подушку и положила ее под голову мистера Бридлинга с ловкостью, приобретенной путем долгого опыта. – Это совсем не то, что она говорит. Не зря же я ходила вместе с ней в школу. Поэтому я знаю, что у нее что-то на уме. Во-первых, ее сегодняшняя выпечка совершенно не такая, как всегда. Я не хочу сказать, что она была клеклая. Я также не хочу сказать, что нет на свете повара, который бы не захотел, чтобы его выпечка была такой, как у нее, но она была не такой, как обычно.

Мистер Бридлинг довольно небрежно заявил, что он не одобряет занятия готовкой в воскресенье, если, конечно, это не было продиктовано крайней необходимостью или состраданием, например, если это делается ради больного мужа.

Приняв правильное решение, что это заявление не требует ответа, миссис Бридлинг продолжала:

– Что касается мистера Кастелла, то он постоянно говорит о своем дорогом Люке и о том, где он сможет найти равного ему работника. Я могла бы ему сказать, но сдержалась. В тюрьме или в любом другом месте, где находятся отбросы общества, – вот что я могла сказать ему. Даже слова не сказала, и он продолжал страдать по поводу своего дорогого Люка. Хотя я считаю, что это настоящее избавление…