Белое танго - Вересов Дмитрий. Страница 47

— Республика у нас, уважаемая Таня, маленькая, а город — тем более. Да и дело было резонансное…

На столе полковника оглушительно завопил телефон. Пиндюренко поморщился и снял трубку.

— Слушаю… Здравствуйте, Джафар Муратович… Да…. Да… Так точно…

Сейчас поднимаюсь. — Он повесил трубку и обратился к Тане:

— Генерал на совещание вызывает. Может, завтра?

— Завтра я улетаю.

Пиндюренко озадаченно посмотрел на нее. Да, покатать в Варзобское ущелье не получится. Деловая попалась баба.

— К вечеру все материалы подготовлю…

В раскрытое окно залетал ласковый ночной ветерок. Шуршали листья, трещали цикады, сладострастно орали майнушки. Ветерок занес в комнату летучую мышь. Она покружила возле лампы и улетела.

Низкий журнальный столик украшало блюдо е дынными корками, объеденными веточками винограда и персиковыми косточками. В роскошной коробке сиротливо маялись три последние конфетки. Воинственно щерилась фольгой бутылка из-под шампанского. Таня листала папку.

Картина получалась ясная и полностью вписывалась в составленный Таней психологический портрет Варвары Гречук.

Еще на втором курсе медучилища Варя по большой и пылкой любви вышла замуж за молодого красавца летчика, должно быть, до самой свадьбы скрывавшего, что летает он всего-навсего на допотопном «кукурузнике», опыляя инсектицидами хлопковые поля. Брак, судя по всему, получился удачный, у Варвары и Анатолия родились двое мальчишек. Но потом случилась беда. Старый, давно требующий замены самолетик Анатолия загорелся прямо в воздухе. Летчику чудом удалось посадить его прямо в заросли хлопка, но выбраться из кабины сил уже не хватило. Подоспевшие солдаты расположенной рядом воинской части сбили пламя, вытащили полумертвого пилота и доставили в город со страшными ожогами. Жизнь его была спасена, но превратилась в ад. От человека осталось обгоревшее, гниющее нечто — обездвиженное, слепое, воющее от бесконечной нестерпимой боли, временное освобождение от которой давали только препараты морфия. Из уважения к Варе, которая работала тогда реанимационной медсестрой в обычной городской больнице, безнадежного летчика продержали там целых четыре месяца. Но — дефицит коек, медикаментов, персонала. И Анатолия выписали умирать домой. А дозы, когда-то приносившие желанный покой, уже не действовали. По рецептам больному полагался какой-то мизер, еще сколько-то Варя выпрашивала у старшей сестры, еще сколько-то, впервые злоупотребив служебным положением, получила на аптечном складе по рецептам на несуществующих людей. Все все прекрасно понимали, многие сочувствовали Варе и закрывали глаза на ее противозаконные действия. Некоторые же смотрели косо, шептались, втихаря жаловались начальству. Вскоре вышла негласная директива: медсестре Гречук без визы главврача препаратов не выдавать.

Дальше все покатилось как снежный ком — Варе приходилось уже подкупать других сестер, вынося из нищающего дома последнее, недодавать больным… Выкрасть ключи от аптечного склада и ночами, убегая с дежурств… На втором ночном визите ее поймали, и поймали нехорошо — не медики и не своя вохра, а кем-то вызванный милицейский наряд. Был составлен протокол и заведено дело.

Пока Варю таскали по инстанциям, Анатолий упросил несмышленыша-сына достать коробочку с оставшимися порошками, высыпать их все в стакан, перемешать и дать папе выпить. Откачать его не успели.

Эта история взбудоражила весь город. У Вари неожиданно нашлись сильные заступники. Во-первых, крепкая и сплоченная община немцев-католиков, с которыми был крепко связан отец Варвары Казимир Гречук, поляк и тоже католик. Рукастые и дисциплинированные немцы занимали в душанбинском обществе особое место и представляли собой немалую силу уже хотя бы потому, что на них держалась вся электрика, сантехника и столярка в домах высокого местного начальства и самых важных учреждениях — русские мастеровые хоть нередко и талантливы, но ненадежны и пьют без меры, а таджики и вовсе не приспособлены к такой работе. Во-вторых, почти все, знавшие Варю по работе, в том числе и директор крупнейшего в городе бетонного завода, единственного сына которого она буквально вытащила с того света. Командир отряда, в котором служил покойный Варин муж, вышел на всесильного министра сельского хозяйства республики — того самого товарища Сафарова, на которого ссылалась Таня, встречавшаяся с ним у Шерова. В третьих, юристы, бывшие коллеги отца, много лет проработавшего в районном нарсуде.

Но были и серьезные противники. Главврач со своим окружением — как поняла Таня, та попросту воспользовалась ситуацией с Варей, чтобы списать на нее кой-какие собственные грешки. Городской прокурор, с опережением выполнявший все вышестоящие указания об усилении борьбы с негативными явлениями и недавно добившийся весьма сурового приговора в отношении группы великовозрастной шпаны, промышлявшей как раз сбытом наркотиков. В эту группу входил родной племянник прокурора. Были и другие влиятельные люди, незнакомые с Варей и в жизни ее не видевшие, но намеренные заработать на ее деле политический капитал.

Судя по всему, несчастная молодая вдова даже и помыслить не могла, на каких высотах определялась ее участь. Само решение суда, в сочетании с нынешним Вариным трудоустройством, навело Таню на мысль о некоей предварительной договоренности. С одной стороны, формально и протокольно наказать, с другой — помочь по жизни. Ведь Варя оставалась одна с двумя детьми и престарелым отцом на руках, с грошовой зарплатой медсестры и совсем уж смехотворной пенсией по потере кормильца. Вот и отправили попастись в обильных номенклатурных закромах.

Совсем уж размазывать Вареньку соплями по столу Таня не намеревалась.

Специально заточенного зуба на нее не имела. Но могла, конечно, гражданка Варвара Казимировна не поинтересоваться, свободен ли Павел. Если умна, то поняла давно, Павел при любом раскладе дал бы ей это понять. Сам он, конечно, удивляет.

Так лохануться мог кто другой… Списала все на общемужское болванство и объяснила тем, что не мог он не выразить своей признательности той, которая его выхаживала. Как же он все-таки тонко устроен! Совсем как его камешек-талисман.