Афёры с фальшивыми деньгами. Из истории подделки денежных знаков - Вермуш Гюнтер. Страница 8

Только «ломбардский налог» принес казне в 1292 – 1293 годах около 150 000 ливров.

Без сомнения, это обложение было вызвано не только плачевным состоянием финансов двора. Филипп вооружался для войны за Аквитанию и Фландрию.

В 1294 году войска Филиппа вторглись в Аквитанию, и Эдуард I направляет войска из Англии для защиты своего герцогства. Это была «нешумная» война, и уже в 1296 году противники договорились о прекращении военных действий. Договоренность подкреплялась намерениями королевских семей породниться. Династические браки часто охраняли народы от кровавых столкновений, но они никогда не были гарантией мира.

И, тем не менее, Гасконская война, как стала называться эта кампания, была для Франции весьма дорогой. До окончательного мирного договора, заключенного в Шартре н 1303 году, в Аквитании дислоцировались французские войска, что обошлось казне в 2 млн. ливров.

Сегодня миллионные, миллиардные суммы операций государственного бюджета, имущества корпораций, предприятий и даже частных лиц не вызывают нашего удивления. Но в конце XIII века миллион ливров – это была подавляющая, невообразимая величина. Расчеты шли в ливрах, солях и денье. 12 денье (д) равнялись 1 солю (с), а 20 солей – 1 ливру (л). Ливр представлял собой только счетную единицу, монеты достоинством в 1 ливр не было, самыми ходовыми монетами были денье и полденье.

Во времена Филиппа IV во Франции существовали две валютные системы: старая, парижская (п) и новая (н). Четыре старых ливра равнялись пяти новым.

Искусный ремесленник в день получал в лучшем случае 18 новых денье (нд), или 27 новых ливров (нл) в год. Жалованье королевского служащего недворянского происхождения (за исключением высших чиновников) составляло 2–5 солей в день, рыцаря – 10 солей.

Доходы высших чиновников исчислялись на годовой основе. Жалованье верховного судьи или высшего чиновника королевского двора составляло от 365 до 700 нл. Мастер королевского монетного двора, одновременно советник короля по монетным делам Бэтен Косинель получал только 250 нл. Самый высокооплачиваемый человек на королевской службе Ангерран де Мариньи получал 900 нл в год.

Документ, составленный примерно в 1296 году, дает представление о том, из каких источников предполагалось изыскать средства для финансирования Гасконской войны:

200 000 нл – твердые доходы от королевских владений 249 000 нл – десятина, удерживаемая из доходов церкви 315 000 нл – налог на баронов (1/100 имущества)

35 000 нл – налог на баронов в Шампани ( /so)

65 000 нл – налог на ломбардцев

60 000 нл – налог с торгового оборота городов (в большинстве случаев в виде «налога с очага»)

16 000 нл – налога на сделки между ломбардцами во Франции

225 000 нл – налог на евреев, включая удержанные штрафы

200 000 нл – займы у ломбардцев

630 000 нл – займы у зажиточных подданных

50 000 нл – займы у прелатов и королевских служащих

50 000 нл – доходы от «облегчения монет»

Итого: 2 105 000 нл

Некоторые позиции (например, обложение евреев), безусловно, завышены. Некоторые не полностью раскрыты: перечень городов, из которых казна получает налоговые поступления, явно не полный.

Были ли эти деньги получены, мы не знаем, как не знаем и того, на какой период эти поступления были рассчитаны. Лишь церковная десятина соответствовала годовой сумме. Из займов в 1295 году было получено 632 000 нл, причем не всегда и не везде ненасильственным путем. В целом королевский призыв помочь казне в «оборонительной борьбе» имел большой успех. О том, что планировалось начать войну самое позднее в 1292 году, народ, естественно, не знал.

Но повторить то, что удалось в 1295 году, было практически невозможно. Особенность займов состоит в том, что их надо возвращать, выплачивая, к тому же, проценты. Некоторые города, на собственном горьком опыте познакомившиеся с финансовой моралью короны, смогли добиться уменьшения сумм размещаемых королевскими чиновниками займов, отказавшись при этом от их последующего возмещения. Так, в 1295 году из города Сентон-Пуату 44 910 нл поступило в качестве даров и только 5666 нл – в качестве займов.

Филипп IV и позднее обращался к внутренним займам, но с меньшим, чем в 1295 году, успехом. С этого года налоговый пресс стал так жестко закручиваться, что зажиточные подданные предпочитали воздерживаться от добровольных пожертвований. Условия платежей по полученным займам французские короли никогда не принимали всерьез. Когда речь шла о военных займах, кредиторы так или иначе должны были принять к сведению, что рассчитывать на получение своих денег, пока идет война, бессмысленно.

В приведенном документе, без сомнения, любопытной позицией являются доходы от «облегчения монет». Уже в 1293 году король имел доверительную беседу с искушенным в денежных делах ломбардцем Мускиатто

Гуиди о преимуществах и недостатках манипуляций г монетами. Мускиатто не советовал королю пускаться в это рискованное предприятие, ибо последствия подобных действий для хозяйства отрицательны, доходы короны в конечном счете превращаются в потери. Но Филипп не слишком понимал потребности экономики страны. Его главный советник по монетным вопросам Бэтен Косинель, который был главой парижского монетного двора, тоже не был знатоком в данном деле. Он мог подсчитать лишь прямой сиюминутный выигрыш короны от уменьшения содержания в монетах драгоценных металлов. В отличие от Мускиатто, он был, к тому же, преданным слугой своего господина. У него были все основания для того, чтобы быть полезным своему королю. При многих дворах было принято «экономить» драгоценный металл при изготовлении монет. Во всяком случае Косинель взялся за выполнение указания короля чеканить новую крупнейшую французскую монету (соль) с номинальной стоимостью значительно выше прежней, бывшей в обращении, одновременно существенно снизив содержание в ней драгоценного металла. Жак Димер, ревизор парижского монетного двора, подчинился «высшим силам».

Крупнейшая монета, бывшая в обращении в период пика махинаций – в 1305 году, имела нарицательную стоимость в 36 денье (вместо 12), что, в конечном счете, должно было вызвать соответствующий рост цен. Правда, это не могло произойти за одну ночь. Экономика в средние века реагировала на изменения и денежном хозяйстве гораздо медленнее, чем в наши дни. Король смог, таким образом, посредством выпуска фальсифицированных и завышенных по сравнению с реальной стоимостью монет быстро освободиться от трети своих долгов. Баронам и горожанам приходилось гораздо хуже. Им доставалась лишь треть ренты, которую они рассчитывали получить из предоставленных королю займов.

Чтобы предупредить беспорядки, король уже в 1295 году поручил своим чиновникам разъяснять народу проводившуюся денежную политику как своего рода военный заем: как только прекратится состояние войны, ухудшенная и завышенная по сравнению с реальной стоимостью монета будет полноценно обменена на новые деньги.

Филипп выполнил это обещание по-своему. До 1306 года он пять раз изымал монеты из обращения, чтобы заменить их новыми, улучшенными, и восстановить прежнее состояние. Указы, в соответствии с которыми все полновесные монеты, имевшие хождение в стране и вне ее, а также изделия из золота и серебра подлежали обмену на плохие королевские монеты, дополняли эти мероприятия короны, которая, кроме того, присваивала и доходы от военных трофеев.

Масштаб махинаций с серебряными монетами виден из следующих данных. При Людовике Святом (1226 г.) из определенного веса серебра чеканились монеты, стоимость которых более чем в три раза уступала объявленной рекордной стоимости монет, отчеканенных в апреле 1305 года из того же веса серебра.

Доход королевской казны от денежных махинаций в 1296 году был обозначен скромной цифрой в 101 435 нл. Всего через два года, между 24 июня 1298 г. и 24 июня 1299 г., он составил уже 1,2 млн. нл. Мысль о том, что в подобной ситуации следовало бы поднять денежные доходы своих подданных, была абсолютна чужда Филиппу и его советникам. Напротив, в их представлении каждый солдат за прежнее жалованье должен был быть втрое усерднее, а так долго продолжаться не могло.