Возвращение Желтой Тени - Верн Анри. Страница 10
Боба Морана передернуло нервной дрожью, как будто его сильно укусили. Руки — даже побелели костяшки пальцев — впились в руль.
— Не задавай мне больше подобных вопросов, Билл, — отрывисто бросил он. — В любом случае я не смогу ответить на них, пока не переговорю с Таней. Впрочем, если бы я высказал свое мнение так, как меня подмывает это сделать, ты вполне мог бы прийти к заключению, что ув меня поехала крыша…
Шотландец повел плечами.
— Знаете, командан, меня уже ничем теперь не удивишь, — признался он. — Разве вся эта история от «а» до «я» — не сплошной анекдот про сумасшедших?
На этот раз Боб не шелохнулся и никак не прокомментировал оценку друга. Он продолжал, не разжимая зубов, вести машину. Билл счел, что не стоит ещё раз пытаться прервать это упорное молчание. Он прекрасно знал Боба и его привычки и понимал, что если тот настолько замкнулся в себе, значит все шло наперекосяк. Если не сказать сильнее…
Так в молчании они и выехали из города. Через его северные окраины и с четверть часа катили по шоссе, идущем параллельно Хугли и поднимающимся к Бэррекпору, Бхатпара, Кришнагару и Беремпору.
Проскочив последние пригороды Калькутты, Боб свернул направо, на узкую дорогу, которая, однако, была ухожена получше той, которую они только что оставили. По всей видимости, речь шла о частной дороге. Моран и Билл и не сомневались в этом, поскольку проезжали здесь уже не раз.
Боб выключил фары, а когда до монументальной входной арки, окаймленной двумя живыми изгородями из индийского инжира, осталось около сотни метров, он завел машину в прогал между деревьями, тянувшимися вдоль дороги, и припарковался так, чтобы её никто не смог заметить.
Ступив на землю, друзья направились к грандиозной арке, стараясь на ходу придерживаться тени деревьев. Дворец Тани Орлофф, вероятно, когда-то был резиденцией какого-нибудь бенгальского принца, поскольку был выстроен в чисто индийском стиле, с колоннадами, куполами, величественными лестницами, водоемами и аллеями, по краям которых выстроились статуи, представлявшие весь индийский пантеон богов и демонов.
Решетка главного входа, по бокам которой возвышалась пара огромных каменных слонов, была заперта, в чем Боб ип шотландец убедились, подойдя к ней вплотную. Честно говоря, они и не рассчитывали, что она окажется открытой, а посему тотчас же отошли от неё и двинулись вдоль старой стены, обвитой растениями-паразитами, и опоясывавшей весь парк.
Уже говорилось, что Боб и его спутник не впервые посещали эти места, поэтому неудивительно, что они даже не утруждали себя прощупыванием, а быстро нашли то, что искали: место, где частично обрушившаяся стена позволяла легко на неё взобраться.
Слегка пошуршав, чтобы побудить несомненно многочисленных кобр, любительниц прятаться под этими старыми камнями, настороженно застыть в своих норах, оба европейца поднялись до бреши, спрыгнули на землю по ту сторону ограды и притаились в тени зарослей диких рододендронов.
Перед ними во всей своей красе расстилался парк. В ясном лунном свете резко проступали мельчайшие детали его клумб, куп деревьев, бассейнов и аллей. В 500-600 метрах от этого места, где прятались Боб Моран и Билл Баллантайн, высился сам дворец. Он был сравнительно скромен по сравнению с пышными строениями магараджей и раджей, разбросанными по всей Индии. Но все самые претенциозные сооружения западных миллиардеров выглядели бы смехотворно даже перед этим второразрядным по индийским меркам зданием. Поскольку час был ещё не поздний, во многих забранных деревянными решетками широких окнах теплился свет.
— Ну как, командан, идем? — обратился к Бобу Билли.
— Подождем, пока не погаснут огни, — ответил Боб. — Все равно мы не сможем проникнуть во дворец до того, пока все не лягут спать, а, может, придется ждать, чтобы и заснули…
Так они просидели на корточках немало долгих-долгих минут в тени рощицы рододендронов. Но постепенно, одно за другим, стали затемняться окна. Лишь спустя полчаса после того, как весь дворец погрузился в темноту — свет горел только в одном окошке на втором этаже — два визитера решились пересечь парк, по-прежнему тщательно укрываясь за всем, что могло хоть как-то уберечь их от постороннего глаза. Перебегая через лужайку, огибая водоемы, они, наконец, приблизились на десяток метров к самому дому. Вновь присели на корточки под единственной аркой мраморного моста через искусственную речушку, заботливо уложенную в русло и огибавшую весь дворец. В ней плавали безобидные индийские крокодильчики — гавиалы с вытянутыми, как у птиц-рыболовов, мордами.
Моран и его приятель неотрывно смотрели на единственное остававшееся освещенным окно. Оно было весьма широким и выходило на большой каменный, украшенный скульптурами балкон. Во время предыдущих ночных вылазок в пустовавший тогда дворец, друзья обрели уверенность, что это, кстати, наиболее шикарно обставленная комната предназначалась для Тани Орлофф. Поэтому их задача сейчас состояла в том, чтобы проникнуть туда, что особого труда не составляло, учитывая многочисленные вьющиеся по фасаду декоративные растения.
— Оставайся-ка ты здесь, Билл, — решил Моран. — А я подберусь к окну и выясню, действительно ли эту комнату занимает Таня. При малейшей опасности предупреди меня, изображая уханье совы…
— Хорошо, командан, но постарайтесь управиться побыстрее… Вы же знаете, как я не люблю бесцельно ждать и бить баклуши…
Боб смолчал. Столь же бесшумно, как и вышедший по своим ночным делам кот, он ступил на мостик, пересек его, прокрался до фасада дворца и стал медленно, используя малейший выступ на стене, взбираться вверх.
Подтянувшись в последний раз, Моран — по-прежнему бесшумно, по-кошачьи — взобрался на балкон и, пригнувшись, бросил взгляд в комнату, от которой его отделяли теперь лишь прозрачная занавеска, служившая одновременно подобием шторы и противокомариной сетки.
Помещение было просторным, обставлено со вкусом — наполовину европейским, наполовину восточным, то есть получилось нечто вроде смети двух стилей — классического индийского и Луи XV. В глубине виднелся альков, в котором стояла большая кровать с балдахином. Задернув ниспадавший полог, можно было вполне надежно уберечься от ночных насекомых.
Всего в нескольких метрах от окна в кресле стиля «бержер» сидела молодая женщина в элегантном пеньюаре из золотистого шелка. Она читала при свете высокого торшера из слоновой кости и оникса. Боб узнал её сразу: Таня Орлофф. Он даже вздрогнул от радости. Значит, Баллантайн и он не ошиблись в том, что она проживала именно в этой комнате.
Убедившись, что Таня одна, Боб приподнял занавеску и тихо произнес:
— Таня!.. Таня… Это я, Боб…
И тут же проскользнул вовнутрь.
Молодая женщина подняла голову. В первую минуту она не узнала Морана в его обличье портового бродяги и слегка забеспокоилась. Но затем её прекрасное лицо, в котором смешались изящество европейки и тонкость китаянки, засветилось радостью.
— Боб, — воскликнула она, откладывая книгу и вставая. — Я так и знала, что вы придете.
Она подошла к французу и прижалась к нему, как утопающий хватается за спасателя. Но Боб, рассмеявшись, нежно отодвинул её.
— Я, девочка, всегда прихожу, когда меня зовут, — весело пробросил он. — В Каннах я обнаружил ваше послание — если так можно назвать клочок бумаги! — и вот я здесь…
Взяв Таню за плечи, он вынудил её опять сесть, спросив:
— Что происходит?.. Что это за тайна?..
Черты молодой женщины исказились: появилось выражение осознания трагической важности развертывавшихся событий.
— Он вернулся, Боб! — выдохнула она глухо. — Он вернулся!..
Моран сделал вид, что ничего не понимает, хотя прекрасно схватил смысл сказанного. Он даже слишком хорошо представлял теперь ситуацию.
— Кто это он? — с невинным видом переспросил он.
— Он!.. Мой дядя… Месье Минг… — на одном дыхании произнесла Таня.
У Боба Морана вырвался смешок. Впрочем, прозвучал он довольно фальшиво, как надтреснутый колокол.