Возвращение Желтой Тени - Верн Анри. Страница 19

В конце концов победила тенденция послушания тем, кто обладает столь могущественным талисманом. Индийцы окружили Морана и его товарища, и небольшая группа направилась к отстоявшему от них примерно в километре монастырю.

Когда-то обширные помещения, в которых Минг оборудовал одну из своих многочисленных штаб-квартир, служили когда-то убежищем буддийским монахам. Но те покинули монастырь, наверняка не выдержав диких завываний ветра, обрушивавшихся на их обитель во время бурь, подобных взмахам гигантской косы разбушевавшейся стихии. Затем монастырь облюбовал себе под летнюю резиденцию один из бенгальских принцев, о чем свидетельствовали мирские эстампы на стенах. Но и принц сбежал оттуда, испугавшись неизвестно чего. Но ничто не могло устрашить месье Минга, который и расположился в этих переживших столетия стенах.

В сопровождении дакоитов Моран и Билл подошли к широченной бронзовой двери и вступили во двор, обширный, как в казарме. Между плохо пригнанными булыжниками всюду наросло мха, густого и эластичного, похожего на каучук. Пока за ними тяжело закрывались бронзовые врата, у друзей заныло сердце, поскольку только теперь они в сущности осознали, что сделанный ими шаг необратим и что они по собственной воле бросились в пасть тигру.

Несомненно, тот, кто знал Желтую Тень только понаслышке, мог бы ожидать, что как и у упомянутого хищника, его берлогу устилали бесчисленные кости его жертв. Ничего подобного. Наоборот, сетью своих коридоров, громадными залами, выстланными порфирными плитами, отполированными временем, стенами, украшенными удалыми фресками, игрой ярких красок, монастырь скорее представлял собой успокаивающее и радующее глаз зрелище. В нем царили мир и благолепие. Создавалось впечатление, что шум и суета не осмеливались оседать в этом здании, поскольку близ величественных гор, местопребывания богов Азии, они выглядели неуместным им вызовом и посему в любой момент могли быть изгнаны буйными ветрами, сорвавшимися со снежных вершин.

Дакоиты привели Боба и шотландца в просторный зал, освещенный десятками толстенных сальных свечей. В выходящей на юг стене выделялось забранное бронзовыми решетками широкое прямоугольное окно. Другие стены были увешаны картинами, выдержанными в чисто индийском стиле, и изображавшими сцены дворцовой жизни. В центре находился фонтан из серовато-зеленой меди. Он выбрасывал светлую струйку воды в бассейн с краями из розового мрамора, где резвились золотистые карпы.

Моран и его друг остановились возле бассейна. Прошло несколько минут, прежде чем в зал, неслышно ступая, проник хозяин этих мест. Он был одет в свой обычный костюм протестантского пастора, а на его широком оливкового цвета лице сияли, как два желтых карбункула, глаза.

При виде двух европейцев месье Минг осклабился, обнажив свои ёелые и заостренны, как у хищника, зубы.

— Командан Моран! — вкрадчиво произнес он. — Вы, наверное, так навсегда и останетесь все тем же надоедливым и путающимися под ногами типом, которого я знал когда-то… А, и вы здесь, месье Баллантайн… Несколько недель тому назад в Каннах я пытался избавиться от вас, но вам опять удалось отделаться легким испугом… А сегодня вы снова ухитрились провести даже моих дакоитов, которым, однако, было строго-настрого приказано ликвидировать любого, кто попытается приблизиться к этому зданию, не предъявив соответствующего пропуска… Как же это вам удалось? Именно это я и хотел бы выяснить в первую очередь…

Нахмурившись, монгол задумался на некоторое время, но затем морщины на его лице снова разгладились.

— А, понял, как это произошло, — изрек он. — Все дело в этой серебряной маске…

Он рассмеялся и добавил:

— Да, этот талисман сослужил вам хорошую службу с тех пор, как я подарил его вам в храме Фали в обмен на свою жизнь, не так ли, месье Моран?.. Разумеется, я мог бы отнять его у вас, но я этого не сделаю. Что дано — то отдано… Впрочем, в сложившейся ситуации весьма вероятно, если не бесспорно, что упомянутый талисман уж никогда впредь помочь вам не сможет…

Последние слова он сознательно произнес таким мрачно-зловещим тоном, который не должен был оставить ни у Морана, ни у его приятеля ни малейших сомнений насчет их истинного смысла. Но француз ограничился лишь улыбкой.

— Ну, это как посмотреть! — чуть насмешливо произнес он. — Вы, возможно, считаете, что тем самым устрашаете нас… И так оно и было бы, если бы вы являлись подлинной Желтой Тенью. Но ни я, ни мой друг не дадим запугать себя какому-то проходимцу-самозванцу…

В желтых глазах Минга промелькнуло выражение, как если бы создавшаяся ситуация его несколько забавляла, но Минг тут же пристально впился взглядом в лица визитеров. Немедленно Моран и Билл почувствовали, ка их охватывает нечто вроде сладостной истомы. Казалось, кто-то сугубо посторонний завладевает их телами, а они уже потеряли над ними всякую власть.

Но монгол не воспользовался своим преимуществом и почти тотчас же ослабил гипнотическую атаку. Но этих нескольких мгновений было достаточно как Морану, так и Баллантайну: они убедились, что стоявший перед ними человек и есть, как утверждала Таня Орлофф, самый что ни на есть подлинный месье Минг. Как, впрочем, и тот, другой, персонаж, с которым всего несколько дней назад они столкнулись в старой крепости гор Нага. Вновь друзей ввергло в какую-то предельную фантасмагорию.

Желтая Тень опять заулыбался.

— Я знаю, о чем вы думаете, — небрежно вымолвил он. — Прошел примерно год, как вы видели меня мертвым, поверженным к вашим ногам, — и каких-либо сомнений в моей смерти ни у кого не возникало. И вы были правы, сочтя меня тогда погибшим, поскольку это соответствовало действительности. Но не на столь долгое время… О! Не стоит говорить здесь о каком-то чуде. Ибо этот вопрос носит исключительно научный характер. Допускаю, что этот уровень познания далеко превзошел нынешний, но от этого он не стал менее научным…

Моран пожал плечами.

— Нет такой науки, которая могла бы воскресить человека. Это противоречило бы сути природы, законы которой вечны и неизменны…

— Понятное дело, — подхватил Билл, который, однако, на сей счет имел довольно смутное представление. — Все это лишний раз доказывает, что вы — всего лишь заурядный шарлатан…

Монгол, похоже, ничуть не обиделся на эту выходку Баллантайна. Он по-прежнему был абсолютно спокоен и ограничивался тем, что пристально вглядывался в своих собеседников, словно желая прочесть их сокровенные мысли, оценить их искренность. Видимо, Бобу и шотландцу удалось достаточно хорошо утаить свои истинные чувства, поскольку в конце концов Минг произнес:

— Никакой я не шарлатан, что и докажу вам сейчас на деле. Иными словами, растолкую вам те факты, которые до сего времени казались вам необъяснимыми. Но для зашоренных умов, следящих за прогрессом науки, они вскоре могут предстать в совершенно новом свете…

Еще не закончив свою речь, монгол повернулся к дакоитам, которые пока зал не покидали. Он отдал распоряжение ни хинди, и почти незамедлительно появились три кресла из черного дерева, инкрустированные слоновой костью. Минг сел и пригласил Морана и Баллантайна последовать его примеру. Те повиновались.

Монгол взмахом руки отпустил своих слуг, которые тут же оставили их наедине. После этого он повернулся к своим пленникам и сказал:

— Я поклялся никому не рассказывать того, что, тем не менее, решил раскрыть вам. Все же для Запада я предпочитаю считаться ученым, а не колдуном. И потом в конце концов вы вскоре все равно будете не в состоянии повторить кому бы то ни было то, что сейчас услышите. Так что в этом смысле та небольшая беседа научного характера, которую вам предстоит вынести, в известном смысле можно рассматривать как «последнюю сигарету осужденного перед казнью».

Боб превосходно понимал, что означали для них последние слова Минга. Но он заявился к нему вполне сознательно, увлек за собой друга. Ясно, что поступая так, он следовал выработанному плану. «Пой, мой голубчик, — думал он в этот момент. — Кончишь со своей незамысловатой историей — и я тебе выложу свою. И вот тогда-то ты будешь настолько удивлен, что поверишь, будто небо упало на твою голову…»