Кловис Дардантор - Верн Жюль Габриэль. Страница 50

Что же это за таинственное послание?

Ключ к решению загадки содержится в образе Дардантора.

Давно уже было замечено, что в произведениях Жюля Верна нет ярких женских образов. Героини его романов не выдерживают никакого сравнения со стойкими, мужественными, энергичными, удачливыми представителями сильного пола. (Луиза Элиссан в этом отношении — одно из немногих исключений.) Писатель не был женоненавистником. Он ценил и женское, и женщин, иных из них очень высоко ценил, как об этом свидетельствуют многочисленные высказывания, рассеянные по страницам романов, по письмам к родным и знакомым. И, тем не менее, он очень мало писал о любви — необыкновенно мало, если вспомнить, что речь идет о французе…

В феврале 1895 г., давая интервью журналу «Стрэнд Мэгэзин», писатель так объяснял свое отношение к амурной теме: «Любовь — это всепоглощающая страсть, оставляющая в сердце мужчины совсем мало места. Моим героям необходимы все их душевные свойства, вся их энергия, а пребывание возле них какой-нибудь молоденькой очаровательной женщины помешало бы реализации их гигантских проектов».

В те самые годы, в середине девяностых, брак Ж. Верна столкнулся с внутренней драмой, аналогичной трагедии Льва Толстого (они, кстати, были ровесниками): ежедневные столкновения бок о бок живущих людей, один из которых, женщина, не может вступить в секретную область другого, которую супруг зарезервировал для литературного творчества. [122] Онорина Морель, жена писателя, была женщиной мягкой, вялой, бесхарактерной и, в общем-то, довольно скучной. И вот Жюль Верн создает образ холостяка Дардантора. В оригинале он назван даже точнее: «противник брака». Богатый, преуспевающий, энергичный, очаровательный, Дардантор, которым писатель просто-напросто любуется, как мастер-ювелир своим лучшим творением, становится идеалом стареющего автора, прежде всего потому, что он свободен. Он предоставлен сам себе, своим желаниям и капризам, своим увлечениям и наклонностям. Он свободен от той повседневной суеты, от мелочных семейных забот, от неурядиц и непредусмотренных столкновений. Это не бунт против конкретной личности; это — недовольство устойчивыми, узаконенными связями, налагающими стеснительные обязательства и сдерживающими какие-то проявления творческой души. В определенных обстоятельствах душа крупного художника восстает против этих пут. Лев Толстой, как мы знаем, пытался уйти от семьи. У больного Жюля Верна на это не было уже физических сил. Он мог только написать «Дардантора»…

О Жюле Верне у русского читателя сложился устойчивый стереотип. Естественно, живой человек никак не соответствует этому искусственному образу. Будем надеяться, что знакомство с незаслуженно забытыми произведениями отца научной фантастики разрушит этот стереотип, выведет его за узкие рамки литературно-критических схем, в которые пытаются втиснуть творчество писателя.