Михаил Строгов - Верн Жюль Габриэль. Страница 26

Все трое стояли и ждали, когда рассеется туман. Солнце быстро поднималось над горизонтом, и его первые лучи не замедлили рассеять предутреннюю мглу.

— Ну что же? — спросил Михаил.

— Туман проходит, брат, — отвечала Надя.

— Ты еще не видишь поверхности реки, сестра?

— Нет, еще не вижу.

— Будь немножко терпелив, батюшка, — сказал Николай. — Все это исчезнет! Да вот, смотри! Подул ветер, туман начинает рассеиваться. Вот на правом берегу показались и высокие холмы, покрытые лесом! Все проходит, все улетучивается! Ах, как все это прекрасно, бедный ты мой, какое это для тебя несчастье, что ты не можешь любоваться таким чудным зрелищем!

— Ты не видишь лодки? — спросил Михаил.

— Не вижу никакой, — отвечал Николай.

— Посмотри хорошенько на этом берегу и на том, смотри так далеко, как только можешь! Нет ли где барки, лодки, хоть душегубки какой-нибудь?

Николай и Надя, держась руками за ветки берез, растущих на краю берега, почти повисли над рекой. Глазам их представилась необъятная даль. Енисей в этом месте имел полторы версты в ширину и разделялся на два неравных рукава. Между этими рукавами лежало несколько островов, густо заросших ивой, ольхой и тополем. На той стороне громоздились высокие холмы правого берега, увенчанные лесами, верхушки которых казались пурпуровыми при свете восходящего солнца.

Верховье и низовье Енисея совсем терялось из виду. Вся эта чудная панорама раскинулась на пятьдесят верст кругом. Но ни на правом, ни на левом берегу, ни около островов — нигде не было ни одного судна. Все было или увезено, или истреблено по приказанию.

— Я припоминаю, — сказал Михаил Строгов, — там выше, сейчас за городом, есть маленькая пристань. Там всегда останавливались плоты. Друг мой, — обратился он к Николаю, — поднимись наверх, посмотри, нет ли где на берегу забытой лодки.

Николай бросился бежать по указанному направлению. Надя взяла за руку Михаила и повела его туда же.

Если бы нашлась барка, простая лодка, где могла бы поместиться кибитка с лошадью или, в крайнем случае, только они сами, и Михаил Строгов не задумался бы пуститься в дальнейший путь.

Минут двадцать спустя все трое пришли на маленькую пристань. По берегу реки лепились небольшие домики; это была в своем роде деревенька, приютившаяся у подножия Красноярска. Но на песчаном берегу не оказалось никакого гребного судна, ни одной лодочки, даже ничего такого, из чего можно было бы соорудить хоть какой-нибудь плот для перевозки троих людей.

— Как-нибудь да переправимся, — сказал Михаил Строгов.

И поиски продолжались. Они обшарили несколько домов, стоявших на берегу и пустовавших так же, как пустовали и все дома в Красноярске. То были хижины бедных людей. Николай зашел в одну, Надя обежала другую, даже Михаил и тот входил поочередно в каждый дом и шарил рукою по всем углам, стараясь найти хоть что-нибудь полезное для себя. Поиски Николая и молодой девушки оказались напрасны, они не нашли ничего и готовы были уже вернуться назад, как вдруг услышали зовущий их голос Михаила. Они вышли на берег и увидели слепого, стоявшего в дверях одной из хижин.

— Ступайте сюда! — кричал он им.

Николай и Надя поспешили к нему и следом за ним вошли в дом.

— Что это такое? — спросил Михаил, трогая рукой какие-то разнообразные предметы, сваленные в кучу в углу чулана.

— Бурдюки, — отвечал Николай, — да их, пожалуй, наберется тут с полдюжины.

— Они наполнены чем-нибудь?

— Да, наполнены кумысом. Это, в сущности, хорошо, кумыс обновит нашу провизию.

Кумыс — это особое питье, приготовляемое из молока кобылицы или верблюдицы, питье, подкрепляющее организм, даже немного опьяняющее, и Николай мог только поздравить себя с подобною находкой.

— Отложи один бурдюк в сторону, — сказал ему Михаил, — а из остальных вылей вон кумыс.

— Сейчас, батюшка.

— Вот что поможет нам переправиться через Енисей.

— А плот?

— Плотом будет бричка. Она достаточно легка, чтобы держаться на воде. К тому же мы подвяжем под нее и под лошадь эти бурдюки.

— Хорошая выдумка! — воскликнул Николай. — С Божьей помощью мы переправимся на тот берег… может быть, нас отнесет немножко в сторону, ведь течение здесь страшно быстро!

— Что ж из этого? — отвечал Михаил. — Только бы переправиться, а там уж мы сумеем найти дорогу в Иркутск.

— Итак, за работу! — сказал Николай, начиная опорожнивать бурдюки и переносить их в кибитку.

— Ты не боишься, Надя? — спросил Михаил.

— Нисколько, брат, — отвечала молодая девушка.

— А ты, дружище?

— Я?! — воскликнул Николай. — Напротив, я радуюсь, что наконец-то осуществляется моя мечта: плыть в бричке!

Берег в этом месте был довольно отлогий и потому удобный для спуска телеги. Лошадь вошла в воду, и вскоре аппарат и его двигатель уже плыли по поверхности реки. Что же касается до Серко, то он смело бросился вплавь.

Путешественники ехали, стоя в телеге и предварительно разувшись, но, благодаря бурдюкам, эта предосторожность оказалась совсем лишней, так как вода не доходила им даже до щиколоток. Михаил Строгов держал в руках вожжи и сообразно с указаниями Николая правил лошадью, стараясь всячески щадить ее силы, чтобы животное в борьбе с течением не надорвалось. Пока бричка плыла по течению, все шло хорошо, и через несколько минут набережная Красноярска уже осталась позади них. Но вот их понесло все более и более на север. Если бы течение было правильно, то переправа через Енисей, даже и на таком примитивном аппарате, совершилась бы без особых трудностей. Но к несчастью, на реке было много водоворотов, и вскоре, несмотря на все усилия Михаила Строгова направить кибитку помимо них, ее понесло как раз на них. Тогда наступила серьезная опасность. Кибитку стало крутить на одном месте с неимоверной быстротой. Она все более и более накренялась на сторону, и вода грозила залить ее. Лошадь, выбившись из сил, совсем задыхалась. Серко из чувства самосохранения уцепился за край брички.

Михаил Строгов понял, что происходило кругом. Он чувствовал, что их кружит, вертит и тянет все глубже и глубже в бурлящий омут, откуда выйти нет возможности. Но он молчал. О, как желал бы он видеть воочию эту грозящую им опасность! Тогда он лучше сумел бы избежать ее! Увы! Он был слеп! Надя тоже молчала. Ухватившись обеими руками за край кибитки, она думала только о том, как бы сохранить равновесие и не упасть в воду. Что же касается Николая, то трудно было сразу определить его настроение. Понимал ли он всю важность их теперешнего положения или нет? Была ли это простая флегматичность с его стороны, или он хотел показать свое презрение к опасности? Была ли это храбрость или только равнодушие?

Итак, кибитка вертелась в водовороте, а лошадь выбивалась из сил, как вдруг Михаил Строгов, сняв с себя верхнее платье, бросился в воду, схватил лошадь под уздцы и изо всей силы дернул ее в сторону. Лошадь вынырнула из заколдованного круга, и кибитка, подхваченная быстрым течением, понеслась еще быстрее.

— Ура! — закричал Николай.

Прошло два часа, как они отъехали от маленькой пристани в Красноярске. Кибитка переплыла уже через главный рукав реки и приближалась теперь к берегу небольшого островка, лежавшего в шести верстах от места их отправления. Лошадь вытащила кибитку на землю, и храброму животному был дан целый час отдыха. Затем, переехав через остров, они снова въехали в воду. На этот раз переправа совершилась гораздо легче. В этом втором рукаве водоворотов совсем не было, но зато течение было так быстро, что их отнесло еще на пять верст в сторону. В общем, они уклонились от прямого пути на целых одиннадцать верст! Эти громадные сибирские реки, через которые еще не построено никаких мостов, составляют серьезное препятствие для путей сообщения. Все они более или менее были роковыми для Михаила Строгова! На Иртыше паром, на котором переправлялся он с Надей, был атакован татарами. На Оби под ними убили лошадь и он спасся только каким-то чудом от преследовавших его кавалеристов. В сущности, переправа через Енисей могла считаться всех менее несчастной.