В стране мехов - Верн Жюль Габриэль. Страница 59

То была совсем еще свежая зелень фукуса, и эти водоросли, несомненно, только недавно были вырваны со дна вблизи американского материка. Значит, берег уже недалеко! Значит, северо-восточный ветер вытолкнул остров из течения, которое уносило его до сих пор! Радость, охватившая Христофора Колумба, когда он увидел плавучие растения, возвещавшие близость земли, была, вероятно, не больше.

Лейтенант Гобсон вернулся в форт и поделился своим открытием с миссис Барнет и Лонгом. В эту минуту он горел желанием все рассказать и другим своим товарищам, ибо теперь больше не сомневался в спасении. Но какое-то предчувствие удержало его, и он промолчал.

Однако в эти дни томительного затворничества обитатели форта не сидели праздно. Они занимались хозяйственными работами внутри форта. Время от времени кто-нибудь отправлялся во двор рыть канавки для стока воды, которая застаивалась между домом и складами. Мак-Нап, проходя с гвоздем в одной руке и-молотком в другой, всегда находил что-нибудь требовавшее починки. Итак, днем люди работали, почти не замечая жестокой бури. Но когда наступала ночь, всем казалось, что ураган свирепствует с удвоенной силой. Спать было невозможно. Порывы ветра обрушивались на дом, словно удары тарана. Иногда между мысом и фортом возникал какой-то вихрь. Казалось, ураган, подобно смерчу, бешено кружился вокруг дома. Половицы трещали. Стропила грозили разойтись по швам, а само здание — рассыпаться в щепы. Мак-Нап жил в постоянном страхе, и его подручным приходилось все время быть настороже. Между тем лейтенанта Гобсона беспокоил не самый дом, а почва, на которой он его построил. Буря становилась все яростнее, море — все ужаснее, и именно сейчас можно было опасаться, что ледяное поле распадется на куски. Казалось невероятным, чтобы эта огромная льдина, которая стала уже гораздо тоньше и постепенно разрушалась снизу, сейчас, подвергаясь беспрестанному перемещению из одной плоскости в другую, могла долго продержаться. Масса острова была настолько значительна, что его обитатели, конечно, не ощущали этих колебаний, но от этого ему доставалось не меньше толчков. Таким образом, вопрос сводился к следующему: уцелеет ли остров до той минуты, когда его отбросит к берегу? Не разлетится ли он вдребезги, прежде чем его прибьет к суше?

В том, что остров до сих пор еще не распался, не было никакого сомнения, и Джаспер Гобсон настойчиво доказывал это миссис Барнет. Действительно, если бы ледяное поле уже раскололось на более мелкие льдины и остров превратился в группу небольших островков, зимовщики форта сразу бы это заметили, ибо тот сравнительно небольшой обломок, на котором они очутились бы, уже не был бы так нечувствителен к состоянию моря и должен был испытывать качку. Переменные движения килевой и боковой качки сотрясали бы его вместе с теми, кто плыл на нем, как это бывает во время бури с пассажирами судна. Между тем обитатели форта этого не ощущали. Лейтенант Гобсон, производя свои ежедневные наблюдения, ни разу не заметил ни движения острова, ни какого-либо колебания или сотрясения почвы. Остров по-прежнему казался таким неподвижным и устойчивым, как будто перешеек все еще крепко связывал его с американским континентом.

Но если остров был еще цел, то это не значило, что он не мог расколоться в любую минуту.

Особенно беспокоил Джаспера Гобсона вопрос, приблизился ли остров Виктория, вытолкнутый из течения и теперь дрейфовавший под влиянием северо-восточного ветра, к какому-либо берегу, так как в этом была единственная надежда на спасение. Однако каждому понятно, что, когда нет ни солнца, ни луны, ни звезд, все инструменты бесполезны и, пока небо не прояснится, установить местонахождение острова будет невозможно. Если даже они и приближались к земле, то могли узнать об этом лишь тогда, когда она появится; если же лейтенант Гобсон хотел выяснить это заранее — до того, как произойдет столкновение с материком, — ему надо было отправиться в южную часть этой опасной территории. В самом деле, положение острова Виктории относительно четырех стран света почти не изменилось. Мыс Батерст все еще был обращен своим острием на север, как и раньше, когда он представлял собою выдававшуюся в море часть американского материка. Было очевидно, что, если остров подойдет к берегу, он пристанет к нему своей южной стороной, заключенной между мысом Майкл и углом, который когда-то прилегал к Моржовой бухте. Одним словом, он вновь соединился бы с материком посредством прежнего перешейка. Вот почему надо было прежде всего и главным образом обследовать южную часть острова.

Итак, лейтенант Гобсон, несмотря на страшную бурю, решил отправиться к мысу Майкл. Но и на этот раз он счел нужным скрыть от зимовщиков настоящие причины своей отлучки. В такую штормовую погоду он мог решиться взять с собою лишь сержанта Лонга.

В этот день, 31 августа, около четырех часов пополудни, Джаспер Гобсон на всякий случай послал за сержантом, и тот немедленно явился.

— Сержант Лонг, — обратился к нему лейтенант, — мы должны немедленно определить географическое положение острова Виктории или по крайней мере узнать, не приблизился ли он благодаря этому шторму к американскому континенту. Я, признаться, надеюсь на это.

— Мне как раз и самому казалось необходимым это выяснить — и чем скорей, тем лучше.

— Но тогда надо отправиться в южную часть острова.

— К вашим услугам, лейтенант!

— Я знаю, что вы всегда готовы исполнить свой долг, сержант. Но вы пойдете не один. Нам надо быть вдвоем, чтобы, если покажется земля, немедленно предупредить товарищей. И, кроме того, я должен видеть собственными глазами… Мы пойдем вместе…

— Как вам угодно, лейтенант! Хоть сейчас, если вы считаете нужным.

— Мы отправимся сегодня вечером, в девять часов, когда все улягутся спать…

— Не сомневаюсь, что любой из них охотно пошел бы с нами, но им незачем знать, что заставляет нас уходить так далеко от фактории.

— Да, да, пусть никто и не знает, — подтвердил Джаспер Гобсон, — я постараюсь до последней минуты избавить их от той тревоги, которую внушает наше ужасное положение.

— Слушаюсь!

— Вы возьмете с собой огниво и трут, на случай если придется дать сигнал. Например, если на юге покажется земля.

— Так точно!

— Поход будет суровый, сержант!

— Само собой разумеется, суровый! Но это не важно! Кстати, как с нашей путешественницей, лейтенант?

— Я решил ничего не говорить ей: боюсь, как бы она не пожелала идти с нами.

— Ну, это невозможно! — заявил сержант. — Женщине не справиться с таким ветром! Смотрите, какой шторм!

И в самом деле, дом так и дрожал от урагана. Казалось, его вот-вот свалит на бок.

— Да, — согласился Джаспер Гобсон, — этой смелой женщине нельзя идти с нами. Но, быть может, лучше рассказать ей о нашем намерении. Надо, чтобы она была предупреждена на случай, если с нами случится в дороге какая-нибудь беда…

— Да, лейтенант, да! — воскликнул сержант Лонг. — Не надо ничего от нее скрывать, и ежели мы не вернемся…

— Итак, в девять часов, сержант!

— В девять часов!

Сержант Лонг отдал честь и вышел.

Немного спустя Джаспер Гобсон, беседуя с миссис Барнет, сообщил ей о предстоящем походе. Как он и ожидал, отважная женщина заявила о своем желании сопровождать их, чтобы вместе с ними бросить вызов жестокой буре. Лейтенант не стал отговаривать ее, рисуя все опасности похода в подобных условиях, а ограничился лишь напоминанием, насколько необходимо ее присутствие в форте во время их отлучки, подчеркнув, что от этого будет зависеть его душевное спокойствие. Если с ними случится несчастье, он по крайней мере будет уверен, что мужественная путешественница заменит его и позаботится об оставшихся здесь людях.

Миссис Барнет поняла его и больше не настаивала. Но она просила Джаспера Гобсона не рисковать безрассудно, памятуя, что он — глава фактории и его жизнь ему не принадлежит: он должен сохранить ее для спасения остальных. Лейтенант обещал быть осторожным, насколько позволят обстоятельства; но сейчас, добавил он, необходимо, чтобы обследование было проведено немедленно, и он это сделает. На следующий день миссис Барнет должна будет объявить зимовщикам, что лейтенант Гобсон и сержант Лонг отправились на юг — в последнюю разведку перед наступлением зимы.