Уроки жизни - Веснина Елена. Страница 60

— Не копируй чужие фразы, Марукин.

— Свои на ум не приходят, — признался тот.

— В письме, которое ты сам, между прочим, принес, все написано достаточно подробно. Подробно, ясно, убедительно. Нет никаких сомнений в том, что именно ты организовал побег!

— А вот и нет. Побег смотрителя маяка организовал не я, — заявил Марукин.

Следователь удивился:

— А кто же, по-твоему?

— Константин Самойлов.

— Не утруждайте себя, гражданин Марукин, — скептически смерил его взглядом следователь, — вам не удастся оклеветать Константина Самойлова. Один раз вы попытались уже сделать это. Но не вышло. И собственноручно изготовленный протокол — тому доказательство.

Следователь показал Марукину бумаги. Тот замялся:

— Я… я был заложником опасного преступника. Я… был под давлением.

— Неизвестно, кто из вас со смотрителем опаснее, — нахмурился следователь, — ничего, для такой камбалы, как ты, давление — прекрасная нагрузка. Итак, если ты приведешь меня на место, где скрывается Родь, ты значительно облегчишь работу следствия. Конечно; в любом случае, тебе придется отвечать по всей строгости закона. Но помощь следствию приветствуется судом, как ты знаешь.

— Нет, нет… Ни за что! Он… он что, сидит и ждет там? — закричал Марукин.

Следователь тут же ухватился за его слова:

— Где — там?

— Не знаю, не помню, — сник Марукин, — я требую психиатрической экспертизы, потому что длительное время подвергался давлению опасного преступника и находился в состоянии измененного сознания.

— О чем ты бубнишь? Измененное сознание? Для измененного сознания ты слишком ясно мыслишь! Уведите его! — крикнул следователь охране. — Я с этим гражданином договорю чуть позже. А сейчас надо съездить в больницу.

Марукина отвели в камеру, он оглядел серые стены и поморщился. Охранник около двери обернулся:

— Ну что, Юрий Аркадьевич! Не нравится новая квартирка?

— Да пошел ты! — огрызнулся тот.

— Но-но-но! Не очень-то характер показывай! Не в том ты теперь положении, чтобы хамить работнику правоохранительных органов.

Это была чистая правда. Положение у Марукина было, действительно, не таким.

Зинаиде очень понравилось лечиться у Захаровны. Понравились лечебные травы и капельки. Да и чаевницы они были обе. Как-то, сидя за чаем, Зинаида предложила:

— А хочешь, я тебе фотографию своей Машеньки покажу?

— Конечно, хочу, — кивнула Захаровна. Зинаида нашла свою сумочку, порылась в ней и принесла фотографию:

— Вот. Правда, красавица?

— Красавица. Внучка твоя? — спросила Захаровна, рассматривая фотографию Маши.

Зинаида замялась:

— Внучка… не совсем. Не то чтобы внучка…

— Неужели дочка?

— Приемная она. Неродная, — решила признаться Зинаида и показала глазами на фотографии на стенах. — У тебя-то, я посмотрю, тоже все неродные?

Они мне как родные. А я им… — Захаровна задумалась, пытаясь найти нужные слова. — Знаешь, Зина, если первого учителя люди еще помнят, то первого человека, который им родиться помог, никто и не знает. Сначала — цветы, благодарности, потом они уходят в большую жизнь, а я даже не знаю, как выглядят мои детки. Я же их крошечными всех вижу.

— Это точно, — согласилась Зинаида. — Даже как-то несправедливо. Не грусти. Все равно — это самая благородная профессия — акушерка. А насчет учителя — тоже не все помнят. Я вот учительницей всю жизнь проработала, а вспоминают обо мне бывшие ученики, только когда их отпрысков надо к экзаменам подготовить. Чаще всего…

В кухню вошел Сан Саныч, и Зинаида смолкла. Сан Саныч почувствовал, что разговор между женщинами шел очень интимный:

— Вижу, бабоньки, я вам помешал.

— Да что ты, мил человек! Садись вот, чаю попьем! — сказала Захаровна, наливая ему в чашку чай. Сан Саныч сел, отхлебнул и поморщился:

— Что это?

— Бодун-трава. От тоски и печали. Я же вижу, тоскуешь ты, — заглянула ему в глаза Захаровна.

— Тоскую. По дому, — согласился Сан Саныч.

— И по морю, правда? — добавила Зинаида.

— Правда.

— А ты поезжай обратно, коли тоскуешь. Потом вернешься за своей супругой, когда она подлечится, — предложила Захаровна.

Сан Саныч посмотрел на женщин с сомнением. Зинаида поднялась:

— Саныч! Давай-ка выйдем на пять минут на улицу! Они вышли, и Зинаида сказала:

— Ты не обижайся, Саныч, но у меня с этой женщиной возникли общие темы для разговоров. И доверие я к ее методу испытываю.

— А я нет. Если она акушерка, это еще не значит, что от всех болячек доктор, — возразил Сан Саныч.

Зинаида успокоила его:

— А мне не нужны доктора, Саныч. Ты же знаешь, как я к докторам отношусь. И не захочешь лечиться — залечат.

— Но я-то… Хожу тут как дурак. Речка тут — тьфу! — лужа какая-то. Может, я и правда поеду? — жалобно попросил Сан Саныч.

— А что? — призадумалась Зинаида. — За хозяйством Анфису попроси приглядеть. Маша-то, она у Лешки теперь живет.

— Не беспокойся. Какое у нас хозяйство? Гусей-кур нет, — пожал плечами Сан Саныч.

— А вино мое? Молодое-старое?

— За вином пригляжу, — пообещал Сан Саныч.

— Саныч, ты не обижайся на меня, но мне и впрямь здесь хорошо, — призналась Зинаида.

— Ладно, — ободряюще улыбнулся он, — только ты лечись хорошенько, мне будет приятно видеть тебя молодой и здоровой.

Сан Саныч уехал с легким сердцем.

После разговора с Катей Костя решил полностью изменить свою жизнь. Он пришел домой и стал собирать вещи. Самойлов обрадовался тому, что в доме хоть кто-то появился.

— Привет, старший сын. Даже не здороваешься, когда приходишь.

— Привет, папа. Извини, мне некогда.

— Какие-такие у тебя срочные дела? — поинтересовался Самойлов. — И так дома почти не появляешься, неизвестно, где живешь, где ешь и где спишь…

— Ну насчет спать — это мне рановато, а вот перекусить я бы не прочь, — неожиданно отреагировал на монолог отца Костя. — А потом — соберу вещи и поеду в командировку.

— В командировку? Вот как? И кто, позвольте узнать, тебя командирует? И куда? — спросил Самойлов.

— Куда — не скажу пока, отец. Чтобы, как говорится, не закудыкивать дорогу. И кто не скажу — из суеверия. Вернусь — все объясню.

— Что, ты опять намерен крупно рискнуть и много выиграть? — с издевкой поинтересовался отец.

— Вроде того, — ответил Костя, не обращая внимания на его тон.

— Ничему тебя жизнь не учит.

— Учит, папа, учит. Видишь, учусь изо всех сил. Отец, ты лучше скажи мне: сможешь одолжить немного денег? Только не спрашивай, пожалуйста: зачем, куда, для чего. Я тебе верну очень скоро. Если хочешь, с процентами. Понимаешь, отец, у меня появилась возможность неплохо заработать. Единственное, что мне сейчас нужно, — покрыть командировочные расходы.

— А почему тебе не покрывает расходы тот, кто тебя отправляет в командировку? — поинтересовался Самойлов.

— Сложно объяснить в двух словах…

— Объяснить сложно, говоришь? — Самойлов стал заводиться. — Один брат — предатель, другой норовит что-то у отца утянуть и чужому дяде подарить! Да вы что с Алешкой, с ума посходили оба!

— Отец, даже если мы с Алешкой и сошли с ума, то не вместе, а по отдельности!

— Ты мне тут не зубоскаль! Не умеешь зарабатывать деньги — нечего строить планы наполеоновские! А строишь планы — уволь меня от них! И нечего меня сверлить глазами, Константин! Давать тебе деньги — все равно, что бросать их в печь! Даже хуже — тепла никакого.

— Папа, перестань. Ты уже сообщил мне, что не доверяешь, поэтому можешь не вдаваться в детали, — сухо попросил Костя.

— Что, неприятно слушать правду?

— Какую правду, отец? Ты тоже ошибался, и не один раз. Ошибка — не приговор, если человек ошибся — это не повод не доверять ему.

— Ошибка! — возмутился Самойлов. — Ты хочешь сказать, что все твои предыдущие проколы были просто ошибками?! Нет, вы посмотрите на него! Как можно было прогореть с аптекой, когда в наши времена аптечный бизнес — самый верный.