Птицы небесные - Ветковская Вера. Страница 68
Глава 18
Прошел год. После гастролей Москалевы засобирались в Мисхор. Они звали с собой Наташу, но ей не хотелось никуда ехать. Решено было, что с ними на юг отправятся Петя и Вета, чтобы Наташа могла наконец побыть одна и как следует отдохнуть.
На вокзале Галя отвела ее в сторону и сказала:
— Придется тебе сообщить, а то через месяц сама все увидишь… Скоро у твоей дочки появится братик или сестричка.
Наташа метнула испуганный взгляд в сторону Москалева, который, стоя поблизости, расплачивался за мороженое для детей.
— Он не слышит. Он, конечно, думает, это его ребенок, хотя от Петра Владимировича я ни разу не залетала. И решила прихватить, что можно, от твоего бывшего…
— Саша знает?
— Ни-ни! — помахала пальцем перед ее носом Галя. — Саше это знать ни к чему…
У нас уже все шло к финалу. Кажется, он заинтересовался своей продавщицей, совсем юной девкой, вот и пусть дальше интересуется… Говорю тебе об этом, потому что ты все равно бы догадалась, и знаю, ты меня не выдашь.
— Ну дай тебе бог. — Наташа обняла ее и поцеловала в щеку. — Москалев будет прекрасным отцом.
— Все будут считать его дедушкой, — хохотнула Галя, — ну, да мне все равно… Теперь скажи мне откровенно, как у тебя с твоим доктором? Вы хоть за ручки уже держитесь?
Наташа, прикрыв глаза, покачала головой:
— Нет, ничего не будет. У него, слава богу, наладилось с женой. Ее где-то полечили, и она уже два года как никуда не сбегает.
Галя вздохнула:
— Жаль. А то бы я выдала тебя за доктора Он как раз твоего плана, неземное такое существо. И любит тебя.
— И я люблю его, — спокойно ответила Наташа.
— И как вы называете свои отношения? Дружбой? — насмешливо и в то же время соболезнующе глядя на нее, спросила Галя.
— Никак. Я думаю, надо перестать встречаться, вот и все.
— Ну ладно, нам пора. Москалев уже показывает на часы и еле удерживает детей. Ступай попрощайся с ними…
На другой день Наташа с Николаем поехали за город.
Они шли по лесу. День клонился к закату. Все деревья как будто насквозь были пронизаны ослепительными солнечными лучами, а между тем длинные их тени на траве становились все глубже и печальнее.
— Я знаю, о чем ты порываешься меня спросить, — сказала Наташа.
— И что ты мне ответишь?
— Ты знаешь, что я отвечу. Нет. Между нами не может быть близких отношений.
Николай искоса посмотрел на нее и отвернулся.
— Да, я догадываюсь почему, — через некоторое время произнес он, — но скажи мне это сама…
— Потому что я не могу не уважать того, кого люблю. А я люблю тебя, ты знаешь. Но мне легче расстаться с тобой, чем перестать уважать… Я не слишком косноязычна?
— Пожалуй, да, но я тебя понимаю, — ответил он.
— Поверь, я ненавижу вранье. Мне и сейчас неприятно сознавать, что ты сказал жене, будто едешь навестить родителей, а сам гуляешь со мной по лесу… Оставить жену с ребенком ты не можешь, и я бы никогда не согласилась на это. Быть вместе мы не имеем права.
— Это была бы сказка, — нагибаясь за пятипалым кленовым листом, сказал Николай.
— В ранней юности мы все мечтаем жить в сказке, — продолжала Наташа. — Но ждем, что нам ее преподнесут другие… А сами вечно обманываем себя, приспосабливаемся к обстоятельствам, ловчим где можем, — словом, не хотим жить в полный рост. И я так долго жила, но теперь не хочу.
— Неужели мы не будем встречаться?
— Возможно, изредка, случайно. Сказать тебе «Прощай навсегда» было бы слишком больно.
Они долго молчали. Трава под закатными лучами солнца делалась оранжевой и как будто приподнималась над землей, стараясь догнать уходящий свет.
— Почему все-таки ты стала актрисой?
Наташа пожала плечами:
— Это случайность. Какая девица в юности не жаждет сцены? Я случайно поступила в училище… Случайно стала учиться, читать пьесы. И тут мне захотелось жить в разные времена, чувствовать различные души… Настоящая актриса, как Жанна д'Арк, слышит голоса… Чтобы вжиться в образ, надо услышать, как твой персонаж говорит… Так вот, в последнее время эти голоса будят меня среди ночи… А ты почему стал врачом?
— А я не случайно. У нас в роду все врачи. Все очень просто, буднично. Я по дыханию заболевшего ребенка могу поставить диагноз. Честное слово.
— Это я знаю, — произнесла Наташа.
— У меня сейчас отпуск. Извини за признание, но я отвез жену с сыном на дачу к родителям. Так что мне никому не приходится врать. Я ведь тебя не домой к себе приглашаю. Давай будем видеться этот месяц. Ездить за город или гулять по Москве. Или ходить в кино, как молодые…
— Нет, — проронила Наташа, — не хочу себе лгать. Я не смогу встречаться с тобой каждый день и не повиснуть у тебя на шее от избытка чувств. Давай не будем делать из нашей разлуки трагедию. У каждого в жизни свой собственный крест, и его надо нести, как душу в себе, поодиночке…
— Мне кажется, это будет ужасно, — поежился Николай. — Знать, что ты сейчас одна и я один…
— Посмотри, — перебила его Наташа. — Солнце зашло. Края облаков на горизонте гаснут прямо на глазах. Время уходит… Но разве дерево, облако, вода ощущают это как трагедию? Это просто течет река времени, разматывается клубок сказки, которую жизнь нам рассказывает на ночь…
— Господи! Я знаю, что это большой грех, прости меня, но не хочу жить. Каждый прожитый день — мука. Люди вокруг раздражают…
По пути домой Катя заехала на службу в Обыденскую церковь. Она любила эти вечерние непраздничные службы за немноголюдье. Как в будни, так и в праздники здесь пел замечательный хор. Только в церкви она находила утешение и силы существовать дальше.
Внешне она мало изменилась, только стала еще более сдержанной и непроницаемой для любопытных взглядов. Но отец Николай наставлял ее терпеть, нести свой крест, служить людям и отгонять мысли о смерти. Наталья ее жалела, но порой не понимала.
— Пять лет назад ты жаловалась на скуку и однообразие жизни. — Помимо ее воли в голосе прорывались осуждение и укор. — Сейчас тебе не хочется жить. Почему? Я не узнаю тебя, Катя. В тебе был такой избыток воли и энергии, что порой ты подпитывала меня. Сейчас у тебя все есть, о чем мечтают тысячи женщин, — молодость, здоровье, крыша над головой, хорошая работа. Поклонников — тучи. Ты хоть завтра можешь выйти замуж, родить ребенка. Ты не знаешь, что такое бедность и одиночество. Любая женщина скажет, что ты с жиру бесишься.