Птицы небесные - Ветковская Вера. Страница 72

— Тетя Катя, а какого будем покупать?

— Какой на нас «посмотрит»: мы будем ходить по рядам и сразу узнаем своего котяру, который нам предназначен. Внутренний голос подскажет.

Петька недоверчиво молчал, во внутренний голос он как-то не верил.

— А какая порода тебе больше нравится? — допытывался он.

— Все равно. Его внешность не так уж важна, главное — характер. Ну, я, пожалуй, хотела бы белого, или рыжего сибирского, или сиамского.

Катя не могла больше возвращаться в пустую квартиру. Теперь котенок будет спрыгивать с кресла и бежать ей навстречу, какой-нибудь Васька, или Рыжик, или Кеша.

Покупку кота отложили на день, и Катя занялась собой, — сделала массаж лица, вымыла и уложила волосы. Ей почему-то вспомнилась Алла, тратившая на свою внешность по нескольку часов в день. Катя после смерти Колесникова одевалась кое-как, не покупала обновок, хотя в последнее время зарабатывала большие деньги.

Две недели назад Галя-беленькая заставила ее купить дорогой костюм, французское белье, кое-что из бижутерии. Катя уступила, словно предчувствуя, что ей вскоре грозит выход в большой свет. Теперь она облачилась в обновы и вдруг поняла, что делает это не без удовольствия. Костюм был простой и изысканный. Эта простота стоила немалых денег. Еще два-три года назад она бы не поверила, что купит костюм за тысячу долларов!

Катя подошла к зеркалу, посмотрела в свои грустные, потухшие глаза. Она выглядела старше своих лет. Придется наложить чуть-чуть румян, подкрасить губы помадой поярче. Вначале Катя пожалела, что по совету Галины купила эти броские побрякушки. Она предпочла бы свое серебро с бирюзой, янтарем или опалами. Еще раз взглянула в зеркало — и неожиданно себе понравилась.

Таня поджидала ее в вестибюле. На ней было темно-вишневое бархатное платье-хитон. В первую минуту Катя даже растерялась. Повсюду слышалась иностранная речь, дамы блистали вычурными, на ее взгляд, необычными туалетами. Как она отстала от жизни, от моды. Они с Таней выглядели здесь как тихие, бедные родственницы. Тем не менее Катя первым делом похвалила хитон:

— Он так тебе идет, словно сшит специально для тебя, Татьяна Васильевна. У той дамы с парчовым бантом — наоборот: не платье для нее, а она для платья.

— Правда? — Таня украдкой разглядывала себя в зеркальных стенах вестибюля. — А пожалуй, ты права. Однако поспешим к столам, а то все сметут до крошки.

Журналистская братия отличалась от светской публики более скромным видом, однако компенсировала этот недостаток алчной стремительностью, с которой акулы пера бросились к столам, ломившимся от деликатесов и изысканных напитков. Новая буржуазия и культурная элита поглядывали снисходительно на то, как четвертая власть уничтожает еду и питье. Тем не менее журналистов всегда приглашали, их боялись и ненавидели, старались задобрить и, подкупить.

Таня положила на огромное блюдо два бутерброда, прихватила бокалы и повела Катю подальше от толпы, в уютный уголок с мягким диваном. Оттуда они, как из партера, наблюдали это театрализованное действо. Катя чувствовала себя здесь чужой и ненужной, Татьяна Васильевна — как рыба в воде. Поминутно кто-то подходил, чтобы расцеловаться с Таней и обменяться впечатлениями.

Катю оглушила презентация. Ее потянуло домой, в тихое убежище, где завтра поселится новый жилец — предполагаемый Васька.

Только Катя хотела сообщить об этом событии Тане, как та вдруг поперхнулась и смущенно потупила глаза. Тревожное чувство овладело Катей. У окна, недалеко от их уютного угла, только что расположилась знакомая ей пара. Они поставили на подоконник такое же блюдо с бутербродами, как у них, и, о чем-то оживленно разговаривая, оглядывали зал.

Еще мгновение — и их глаза встретились. Евдокимов заметно постарел и сдал. Друзья посмеивались над его прочной привязанностью к старой пассии. Действительно, он сопровождал ее повсюду. Никакого живого волнения не испытала Катя, увидев через несколько лет человека, в которого была как будто влюблена. Наоборот — нахлынула прежняя тоска по Сереже и счастливой, безмятежной жизни с ним. Старая рана открылась.

Таня, чтобы сгладить неловкость, поспешила к окну расцеловаться с Аллой и Евдокимовым. А Катя бросилась куда глаза глядят. Через многолюдный зал с накрытыми столами в другой, поменьше, где журналисты осаждали главного редактора новорожденной газеты. В пустом фойе было прохладно и тихо. Она с облегчением опустилась на диван, раздумывая, как бы поскорее проститься с Таней и сбежать отсюда. Словно предчувствовала — так не хотелось идти на эту тусовку.

— Are you all right? [1]

Эта фраза, сказанная по-английски, несомненно, была обращена к ней. Катя подняла голову. Перед ней предстало чудесное видение в образе элегантного, слегка благоухающего французской туалетной водой мужчины. Сразу видно — не соотечественник. Катю всегда умиляло это «с вами все в порядке?».

— Нет, не все, — машинально ответила она, но тут же спохватилась: — Но я уже пришла в себя. Спасибо.

Видение исчезло, а Кате словно бы стало чуть-чуть легче. Вот как действуют на нашего замордованного человека обыкновенная вежливость, ласковое слово, сказанное просто по привычке. Но тут видение возникло вновь, неся на блюдце стакан с водой. Обычно в такой ситуации Катя вежливо благодарила и удалялась. Но тут без колебания взяла стакан, пригубила и позволила видению сесть рядом. Человек с таким лицом и манерами не мог быть заурядным волокитой и охотником за приключениями.

Катя с удовольствием оглядела незнакомца. Светлый костюм любимого ее цвета — кофе с молоком сидел на нем так, словно он в нем и родился. Серо-голубые глаза глядели дружелюбно и открыто. Викинг, настоящий заморский викинг, подумала Катя. Неужели бизнесмен? Хотя у них там бизнесмены, в отличие от наших доморощенных купцов, вполне цивилизованные люди. Она почувствовала легкое разочарование. Нет, у него такие умные глаза, безупречные манеры. Вряд ли он бизнесмен.

Таинственный незнакомец оказался собратом по перу из лондонской газеты. Немногие Катины знакомые — корреспонденты зарубежных газет и журналов — носили потертые джинсы, мешковатые свитера и стягивали длинные волосы в смешной пучок на затылке. Тем приятней было исключение.