Чужак - Вилар Симона. Страница 154

Аскольд только смотрел. Да, этот человек изменился. Но князь его хорошо помнил — злого строптивого мальчишку, которого некогда выделял из всех Рюрик Новгородский. Теперь же он возмужал, стал еще более дерзок и опасен. — Смертельно опасен. Олег Вещий…

Аскольд хотел что-то сказать, но только выдохнул, давясь навалившимся страхом. А зеленые глаза врага пристально и зло смотрели с перемазанного краской татуировки лица. Но вот Олег отвернулся, взглянул туда, откуда слышался полный ярости и гнева крикДира.

Аскольд тоже повернулся. Боль рванула в груди. Вот он, его брат, его единственный родственник и наследник, бьется в руках стащивших его с коня варягов.

— Как посмели?! Да я вас…

Но Диру уже заломили руки, скрутили, обезоружили. На склонах Угорской горы началось некое движение. Кто-то закричал, заметались люди.

— Князя нашего… Дира-то…

По песчаному склону кинулись, было, охранники из башни, еще какие-то вооруженные люди. Но тут же остановились, смотрели на реку.

Громко гудела труба с борта кнорра. И, словно только и ожидая этого сигнала, из-за острова на Днепре стали выплывать одна за другой ладьи, полные воинов. Ряды весел вздымались, рассекая воду. Сверкали островерхие шлемы, неслись оскаленные драконьи головы, пестрели каплевидные щиты на бортах.

Дир уже не вырывался, глядел, вскинув голову. Он онемел. Аскольд тоже смотрел. Сказал почти бесцветно:

— Из Черторыя идут. Микула не взялся сообщить о явившейся рати. Я бы мог это и предусмотреть.

— Мог, — ответил Олег, продолжая стирать краску с лица. — Но ты сделал все, чтобы тебе не хотели помочь. И теперь пришло мое время.

Он взял лошадь Аскольда под уздцы, повел к самому кораблю. Люди в Угорском уже никуда не бежали, застыли, не зная, что делать. Аскольд же глядел только на брата. Тот стоял со скрученными руками, глаза его сверкали из-под нависавшего чуба. И смотрел он… Даже не на корабли. Старший брат проследил его взгляд.

По сходням с кнорра сходил Торир Ресанд — в добротной кольчуге, островерхом шлеме на длинных светлых волосах, из-за его плеча выглядывала рукоять меча. Значит, на штевне болтался не он. Просто нашли похожего раба. А настоящий Торир смотрел пристально, люто. Небольшой шрам в уголке рта кривил его рот словно в недоброй усмешке. Казалось, сейчас так и кинется… Но вместо этого он повернулся и поднял на руки ребенка, мальчишку лет пяти-шести. У того было сверкающее корзно, соболья шапочка на кудрявых волосах. Обняв одной рукой Торира, ребенок насупленно смотрел вперед. Темные бровки сошлись к переносице. И Аскольд нервно глотнул. До чего же похож на отца Игорь Рюрикович! Так вот, значит, перед кем ему умереть придется. Перед сыном того, у кого обманом увел когда-то войска….

— А теперь слушайте, люди!

Это сказал Олег. Он поднял руку, призывая к вниманию и тишине.

— Ваши князья… Не князья они и не княжеского рода. Обманом добыли власть и от обмана умрут. Ибо перед вами сын великого правителя Рюрика Белого Сокола Игорь, княжич Новгородский. Отныне он станет князем тут, а пока он малолетний, я, Олег Вещий, буду править за него. Согласны?

Тишина. Только плескалась волна в Днепре да плаксиво прокричала пролетающая чайка.

— Убить их! Убить Аскольда с Диром! — приказал Олег.

— Нет!

Это сказал Торир Ресанд. Передал ребенка кому-то из стоявших рядом варягов и шагнул к Олегу.

— Ты ведь обещал мне. Это моя месть.

— И моя, Торир. Ну да ладно. Двое их. Кого выберешь?

И спрашивать не надо было, видя, как Торир глядел на Дира. Олег только кивнул. Выхватив меч, повернулся к Аскольду.

Старший князь стоял перед ним ссутулясь, голова свешена. Но едва заскрипел песок под ногами приближающегося Олега, он выпрямился.

— Не много тебе чести, родич мой Олаф…

— Свинья навозная тебе родич! — ощерился Олег. Аскольд вдруг усмехнулся.

— Не так ты пел сегодня в гриднице, когда лгал, ибо вынужден был признавать во мне князя Киевского. И теперь тебе не будет много чести, если велишь своим людям зарубить хворого старика.

Зеленые глаза Олега стали колючими.

— Ты знаешь, как долго я ждал этого часа, Аскольд?

— Знаю. Шестнадцать лет. И все эти годы новгородские ладьи, проплывая мимо Киева, платили мне мыто. Мне — слышишь, Олег? Значит, все вы… и ты тоже, Олег, признавали меня главой этого города. Князем. Значит, не дай мне умереть, как растерзанному псами беглому рабу. Казни сам.

Олег какое-то время смотрел на Аскольда, потом кивнул. Он выхватил меч и шагнул вперед. Теперь острие лезвия упиралось в самый живот Аскольда над вышитым кушаком. И старый князь сам сделал рывок вперед. Охнул, пошатнулся, но сделал еще один шаг. Его руки легли на плечи Олега, впились в него, и Аскольд притянул к себе Олега, нанизываясь на меч. Лица их оказались совсем близко.

— Добрая сталь у твоего жала ратей, Олег, — прохрипел Аскольд, когда кровавая пена уже запузырилась на его губах. И прохрипел, падая на песок, соскальзывая с клинка: — Один!.. Иду к тебе…

А Олег добавил:

— Перун, во имя твое.

Он вытер клинок о песок. Оглянулся. Кто-то из его варягов сказал:

— Он хорошо умер. Как викинг. И как конунг. — Олег кивнул.

— Он достоин своего места в кургане. — И добавил громче: — Все слышали? Я похороню Аскольда, как и достоин того князь Киевский.

Замершие в стороне люди молчали. А потом все головы, как по команде, повернулись туда, где, глядя на поверженного брата, стоял Дир.

— Он твой, Торир, — сказал Олег. Пошел на корабль, сел на корточки возле маленького Игоря, стал что-то говорить. Но мальчику было неинтересно, он отстранил Олега. Поглядывал то на подплывающие к берегу корабли, то на происходящее на берегу.

Там варяги разрезали удерживающие Дира веревки.

— Дайте ему меч, — приказал Торир.

— С ума сошел, — сказал кто-то. — Дир Кровавый — он же берсерк!

— Дурень он, а не берсерк. Но что Кровавый — это точно.

Дир же, приняв у кого-то меч, несколько раз крутанул его в руке, словно приноравливаясь.

— Дурень не дурень, а кровь я люблю.

Он смотрел на Торира, и под глазом у него начала биться жилка.

— И сегодня я пущу твою кровь, Торир. Слышишь, ты, сын шлюхи, которой я владел, прежде чем убил.