Чужак - Вилар Симона. Страница 28

Ты течешь, меняешься…

Скользя под сцепленными руками, обходя иных, Карина оказалась как раз напротив Дира. Он стоял, облокотясь локтем о столешницу, глаза туманные, пьяные, Карина видела его длинную сильную шею, крепкий кадык. Шея казалась длиннее оттого, что его волосы с боков и сзади, почти до затылка, были сбриты, только сверху кудрявились красно-рыжие короткие завитки, а спереди падали на переносицу длинной мокрой прядью. Скулы высокие, нос хищный, рот тонкогубый, жесткий. Хоть и растянут в довольной улыбке.

«Стервятник», — подумала Карина. И улыбнулась маняще.

Хоровод развернулся, она больше не видела князя, а когда вновь оказалась лицом к лицу, их взгляды, наконец, встретились и в глазах князя что-то мелькнуло, рыжие брови приподнялись.

Теперь, скользя в хороводе, она то и дело улыбалась ему, проходя, игриво закусила губу, даже подмигнуть осмелилась. Знала, что красива — в длинном льющемся платье, со звенящими подвесками у висков, в дорогом монисте на высокой груди.

Дир вдруг громко захлопал в ладоши. Смотрел на нее. Сделал шаг вперед, пьяно покачнулся. Тут захлопали и остальные, некоторые из княжьих дружинников перескакивали через столы; обнимали девок, старались усадить рядом с собой. Девки — кто игриво уворачивался, кто покорно подчинялся.

Дир направился было к Карине, но скоморохи-гудошники так и налетели, наскочили на него; запрыгали кругом, затрещали трещотками, заиграли на рожках. Князь, пьяно посмеиваясь, расталкивал их, но кто-то, сунув ему в руку ковш с брагой, удержал, отвлек.

А Карина уже прошла к посаднику, склонилась, приобняв, зашарила рукой по его волосатой груди. Шептала в волосатое ухо:

— Уведи меня, Судиславушка, приголубь, приласкай, но Диру не отдавай. Твоей только буду.

Судислав даже вздрогнул, заулыбался глупо;

Потерявший ее в толпе Дир оглядывался, пьяно смеясь. Но вдруг заметил, что посадник уже накрывает черноволосую красавицу своим парчовым опашнем [55] , выводит прочь. Вокруг все скакали скоморохи, от столов слышались здравницы, визгливый женский смех.

Судислав в первом же переходе прижал Карину к бревенчатой стене, шумно дыша, начал слюнявить шею.

— Каринушка, солнышко мое, зоренька ясная… — Был он чуть ниже ее, тыкался, грудь тискал.

— Ветру подуть на тебя не дам! — А она, расширив глаза, глядела, как возникла за ними в уходящем переходе рослая прямая фигура с козьей личиной. Мотнула рогатой головой, словно указывая: мол, дальше веди.

Она и вела, почти тащила разомлевшего Судислава. Тот все лапал ее, бормотал умильно:

— Ножки-то у тебя какие, задок какой… Дух захватывает! Где надо тоненькая, где надо гладенькая…

Карина боялась, что расплачется. Но теперь рогатая тень все время следовала за ними, наступала. Судислав же ничего не замечая, кроме изгибающегося в его руках нежного тела.

Дверь в одрину послушно поддалась на смазанных петлях. У Судислава больше не было терпения — повалил ее прямо на пол; задрал подол. А она видела, как в дверном проеме возникла рогатая фигура, скинула личину. Показались рассыпающиеся светлые волосы, злое сосредоточенное лицо Торира. На давно не бритом лице — щетина, ноздри трепещут, голубые глаза прищурены. Словно и не глядел, как рядом его полюбовницы домогаются, спокойно надел на голову металлический шлем с личиной и прорезями для глаз. То обглядывался нетерпеливо на проход, то смотрел на барахтавшихся внизу Судислава с Кариной. В руке его был топор с длинной рукоятью, которым он слегка похлопывал себя по голенищу сапога.

У Карины от обиды и унижения все расплывалось в пелене слез. Не выдержав, оттолкнула посадника, даже ногой пнула грубо, стала стягивать распахнутое на груди платье.

— Да что же это ты, Каринушка? — опешил Судислав.

И только тут заметил стоявшего рядом воина. И вскрикнуть не смог, так быстро Торир опустил на его голову топор. Только хрустнуло, кровь и мозги брызнули в стороны. Карина застонала сквозь сцепленные зубы, стала нервно стирать с себя теплые мерзкие потоки.

— Поспешили, — скорее себе, чем ей, сказал Торир. Но прислушался и улыбнулся, жутко блеснув зубами под стальным наличием. — Ан нет, в самый раз получилось.

И отскочил за дверную занавеску.

Карина не успела ничего понять, как в проеме возник Дир. Охнул удивленно. И все глухо стукнуло, глаза князя закатились под лоб, и он осел на половицы от удара обухом топора в затылок.

А Торир уже поднял Карину, встряхнул.

— Ну, ну, молодец. Все правильно выполнила. А теперь главное: беги в гридницу к пирующим, кричи, голоси, что Дир Киевский зарубил Судислава. Ну же, беги!

И она побежала. Даже не потому, что подчинилась, просто в панике была. Неслась стремительно, беззвучно. Так и выскочила к стоявшим у входа в гридницу Давило и еще трем кметям городским — растрепанная, в разметавшемся платье, вся измазанная кровью.

Они стояли с чашами в руках, расслабленные. И хотя были в кольчугах, но шлемы сняли, просто стояли, переговаривались. Кмети так и застыли, глядя на нее.

— Клянусь душами прародителей!.. — словно выдохнул Давило. — Карина… Что случилось?

Она всхлипывала, мелко дрожа.

— Судислав… Там… Князь Дир…

— Да не блей, как овца! Что с посадником града? Что за кровь на тебе?

— Судислав, мертв он…

У Давило задергалось лицо, ноздри расширились от шумного вздоха. Отшвырнул чашу.

— Та-а-а-ак… Я ведь чуял. Знал поди.

Его кмети грязно заругались, а он схватил Карину, грубо поволок в гридницу. Растолкал толпившихся у входа.

Шум, дым, запахи тепла, пота, стряпни. Давило втолкнул ее и почти швырнул вперед. Она упала, платье сползло, оголяя забрызганное кровью тело.

— Гляди, честные копысцы! — гремел Давило. — Гляди, добрые люди! Нет, больше нашего выборного главы. Убил его волк киевский ради бабы. Кинулся за ним и порешил.

«Хоть не я это сказала», — как-то устало подумала Карина. Она боялась сказать это при всех. Понимала, что Торир предал ее, подставил. Сделал видоком [56] того, чего не было.

В гриднице вдруг стало тихо. Но тут же загомонили все разом. Закричали: