Обрученная с розой - Вилар Симона. Страница 66

Его конь был разгорячен до предела. Животное задыхалось, пена клочьями летела с его боков. Конюшни Ричарда славились на все королевство, и сейчас он сидел на превосходном неаполитанском жеребце. Ричард любил эту лошадь, но сейчас ему было не до того, чтобы ее беречь. Он хотел как можно скорее встретиться с Эдуардом и с его соизволения взяться за выполнение своего плана. Если письмо попадет к Фокенбергу, пока Анна в Уорвик-Кастл, лорд-бастард поднимет восстание в Англии. Какой-то голос в тумане души Ричарда твердил: «Ты же хотел, чтобы в стране вспыхнул мятеж! Твои люди для того и ловят Майсгрейва, чтобы при помощи письма Эдуарда поднять бунт. И вот – мгновение, и все изменилось из-за этой девки, этой дикарки Анны».

При одном воспоминании о том, как девушка разделалась с ним в монастыре бенедиктинок, Ричард заскрипел зубами и так вонзил шпоры, что кровь струями хлынула по бокам коня. «Если Анна будет со мной, уж я сумею ее усмирить, и тогда пусть хоть вся Англия поднимется – плевать. Добыть девчонку, а там Фокенберг пусть играет в свою игру – мне же на руку. Главное – успеть обвенчаться с Анной. Она станет моим щитом от Уорвика, цепью, что прикует ко мне ее отца, лестницей, которая приведет меня к трону».

Моросил дождь. Местами среди пологих холмов, как сумрачные великаны, темнели огромные друидические монолиты, частью стоявшие стоймя, словно опоры некогда возвышавшегося здесь гигантского города духов, частью лежавшие плашмя на склонах. Ричард хорошо знал эти места. Еще ребенком он любил играть среди этих камней то в Вилунда, то в Максима Великого, то в мага Мерлина. [61] Замок Шериф-Хаттон, где он провел большую часть своего детства, был уже совсем рядом, и герцог вновь пришпорил храпящего коня.

Дорога описывала дугу вокруг гигантского рухнувшего монолита. Ричард хлестнул коня, желая сократить путь, но жеребец внезапно замедлил бег и встал возле самого камня. У него пресеклось дыхание, он покачнулся и стал валиться на бок.

– Чрево Господне! – возопил горбун, бессильно рванув повод. – Вставай, бестия!

Но несчастный конь только хрипел. Ричард огляделся. Спутники безнадежно отстали еще до леса. Вокруг царила непроглядная тьма, и лишь местами проступали очертания гребней холмов или высокие валуны. Откуда-то издали доносился одинокий волчий вой.

Ричард выругался и, приволакивая ногу, двинулся в сторону Шериф-Хаттона. Под ногами хлюпала вода, мокрый плащ цеплялся за колючки у дороги. Порой герцог оглядывался, высматривая свою свиту, а затем продолжал путь. «Крест честной, никогда еще я так не усердствовал ради Эдуарда! Воистину я сам загнал себя в эту ловушку и теперь попал в зависимость от моего венценосного брата не менее, чем наш изменчивый Кларенс от Делателя Королей».

Спустя полчаса герцога нагнала его свита, и вскоре он уже трубил в рог у ворот замка Шериф-Хаттон.

К королю он проник не сразу. Придворные и слуги Эдуарда были размещены как попало, из чего герцог сделал вывод, что встреча короля с матерью отнюдь не выявила теплых родственных чувств. Что ж, Ричард этого ожидал. Надменная внучка Джона Гонта [62] вовсе не собиралась сменить гнев на милость, и всему виною – неравный брак сына. Прием был холодным. Королю и королеве отвели наиболее древние и неуютные покои замка, где от голых гранитных стен веяло холодом, а камины изрядно дымили. От дворецкого Ричард узнал, что венценосная чета расположилась на ночь в угловой башенке, где было теплее, и направился прямо туда, переступая через спавших на полу пажей и придворных. Перед самым входом в покой двое ратников преградили ему путь, скрестив копья.

– Их величества изволят почивать.

Но продрогший, усталый Ричард был уже слишком раздражен, чтобы его остановила такая преграда. Он немедленно схватился за меч, и, если бы стражники не решили, что лучше не связываться с горбатым братом короля, незамедлительно пролилась бы кровь.

Ричард с шумом распахнул двери. Король с супругой спали под большой медвежьей шкурой. В покое было тепло от расставленных по углам жаровен с углями.

Эдуард сонно взглянул на брата. Потом стремительно сел.

– Как ты посмел!..

Ричард неспешно вложил в ножны меч. Он видел, как проснулась королева и, приподнявшись на локтях, натянула до подбородка мех. Эдуард сидел на кровати, слабый свет жаровен тускло высвечивал его сильное волосатое тело.

– Ты с ума сошел, Ричард!

Голос Эдуарда дрожал от едва сдерживаемого гнева. Глостер низко поклонился.

– Прошу прощения, государь…

– Оставь нас, Дик!

– Ваше величество, дело, о котором я пришел поговорить, не терпит ни минуты отлагательства.

– Ко всем чертям!..

Глостер смотрел на брата. В барбакане повисла напряженная тишина. Однако постепенно на лице Эдуарда стали проступать недоумение и тревога. Он сообразил, что если Ричард примчался среди ночи из Йорка, если с него струями стекает вода и весь он забрызган грязью, а камзол пропитался лошадиным потом… Ричард сказал всего одно слово:

– Письмо.

Эдуард весь как-то сжался, поник.

– Что? – едва слышно выдохнул он.

Ричард бросил выразительный взгляд на Элизабет. Король тут же повернулся к супруге:

– Простите нас, любовь моя.

Он вскочил и закутался в бархатный, подбитый мехом халат. Кивнув Ричарду, он повел его в одно из соседних помещений. Там перед дымящим камином, прямо на циновках, дремали дамы и камеристки королевы. Обычно галантный, Эдуард сейчас был резок и немедленно отослал всех вон.

– Что? – снова спросил он.

Ричард сбросил мокрый плащ и стянул сапоги, затем, устроившись поближе к огню, заговорил. Он выложил все и о своем неудачном сватовстве, и об исчезновении Анны Невиль, рассказал о нелепом предательстве Ингильрама и об отъезде девушки в мужской одежде с отрядом Майсгрейва из Йорка. Когда же он сообщил о том, что Анна уже под защитой Фокенберга, а Майсгрейв – узник в Уорвик-Кастл, король слабо застонал. Ричард подытожил:

– О письме пока ничего не известно, но в любой момент может разразиться катастрофа.

Эдуард сидел, уронив голову на руки. Ричард склонился к нему:

– Надо что-то делать, Нед.

Эдуард вдруг сполз с кресла и молитвенно сложил руки.

– Sancti quotquot, orate pro me peccatore. [63] Обещаю поставить Святому Эдуарду в Минстерском соборе десять подсвечников из литого золота…

– Сейчас не время давать обеты, – прервал его брат. – Надо действовать. И как можно скорее.

Эдуард зло прищурился.

– Действовать? Ну-ка, что ты теперь посоветуешь мне, мой сладкоречивый Дик? Благодаря твоим советам я оказался на краю пропасти. Еще день, другой – и я погиб. Не послушай я тебя тогда, сейчас был бы спокоен как скала. Я дождался бы своего наследника, и никто тогда не упрекнул бы Йорков ни в чем. Даже моя надменная матушка вынуждена была бы смириться…

– Сделать бабе младенца – не велик подвиг, и ты был бы, как и прежде, под дамокловым мечом, который в любой миг мог бы сорваться и отсечь тебе голову, едва Уорвик и Маргарита Анжуйская с войсками пересекли бы Британский канал.

Ричард опустился в кресло и провел рукой по лицу.

– Надо успокоиться и действовать, брат… Сейчас следует написать…

– Ничего я больше не стану писать! Ne inducas in tentationem. Vade retro, Sathanas! [64]

– Amen, – Ричард утомленно улыбнулся. – Что ж, тогда сиди под юбкой Элизабет и ожидай, пока твоя бывшая невеста с верхушки донжона в Уорвик-Кастл на всю Англию огласит написанное твоей рукой послание, в котором ты предлагаешь поступить с ней бесчестно.

– О, если бы я тогда тебя не послушался! – застонал Эдуард, закрывая лицо руками.

Ричард смотрел на него с презрением. Внезапно король выпрямился.

– Я сегодня же велю собрать войско и выступить в Уорвикшир. Довольно терпеть эту занозу в теле моего королевства! Клянусь Святым Эдуардом, моим покровителем, я сотру это графство в порошок вместе с проклятым письмом, Анной Невиль, Фокенбергом и Майсгрейвом в придачу!