Тайны любви - Вильфранш Анн-Мари. Страница 34

— Как вы добры, — вздохнула Сюзетта, не отнимая руки.

Не следует забывать, что она была любовницей Пьера-Луи почти год, прежде чем прискорбный инцидент оборвал их интимную дружбу. И хотя необходимо признать, что Пьер-Луи по натуре был человеком импульсивным и склонным к необдуманным поступкам, однако обвинять его в попытке убийства означало излишне драматизировать события. Сопоставив рассказ Сюзетты о злополучном происшествии с тем, что он услышал от Пьера-Луи, Арман сделал вывод, что, преследуя собственные цели, она значительно преувеличивала размеры своих потерь. С другой стороны, Пьер-Луи, чтобы свести к минимуму ответственность за содеянное, утверждал, что она намеренно довела его до такого состояния, когда он не помнил, что творил.

— Не могу себе представить, как кто-нибудь, даже сумасшедший, мог помыслить о том, чтобы обидеть такое милое, очаровательное существо, — сказал Арман. — Позвольте говорить откровенно: будь я на месте кузена, в моей душе было бы только одно желание — привлечь вас к себе и нежно целовать ваши губы.

— Ах, я вижу, вы совершенно разные люди, — проговорила она. — Тем хуже для меня, я была знакома не с тем кузеном! Вы принесли деньги?

— Конечно.

И Арман достал из внутреннего кармана пиджака толстый запечатанный конверт с деньгами для маленькой шантажистки.

— Разумеется, вы понимаете, что этого недостаточно, — печально сказала Сюзетта, — ничто не сможет компенсировать мои страдания. Но как некое свидетельство его вины и раскаяния.

— Мы думаем с вами совершенно одинаково — воскликнул Арман. — Сейчас вы повторили слово в слово то, что я говорил Пьеру-Луи, когда он попросил моего совета. Я сказал ему, что во всей Франции не хватит денег, чтобы утешить невинную и прекрасную жертву его зверской жестокости.

— Правда? — тихо спросила Сюзетта, на секунду увлекшись очевидной силой его чувства.

— Мы с вами хорошо понимаем, — продолжал Арман, ласково пожимая ее руку, — то, что я вам принес, — значительное, хотя и далеко не исчерпывающее свидетельство искреннего раскаяния Пьера-Луи.

Он передал ей конверт, и некоторое время она держала его на ладони, словно пытаясь определить на вес ценность содержимого. Арман думал, что она вскроет конверт посередине, но она разорвала его с одного конца и ногтем большого пальца с розовым маникюром взрыхлила края банкнот, сложенных в толстую пачку. Арман с тайным наслаждением наблюдал за выражением ее лица, на котором жадность сменилась удовлетворением. Когда Сюзетта только вошла в кафе и стояла в дверях, Арман решил, что должен обладать ею, и теперь он собирался твердо следовать намеченной цели.

— Если вы соблаговолите принять это свидетельство позора, — сказал он, показывая на конверт, — Пьер-Луи навсегда откажется от удовольствия видеть вас. О намерениях заинтересовать власти в этом прискорбном деле следует забыть и никогда более не вспоминать. Приняв то, что я вам передал, вы даете понять Пьеру-Луи, что прощаете его недостойное поведение, но на этом наказание отнюдь не заканчивается — ведь Пьер-Луи навсегда лишается счастья встречаться с вами. Вы согласны со мной?

— Абсолютно, — ответила Сюзетта, улыбаясь милой иносказательной манере, в которой Арман изложил условия, навязанные ею Пьеру-Луи под угрозой сообщить в полицию об изнасиловании вкупе с избиением.

Впрочем, сильное желание обладать Сюзеттой возникло в душе Армана — если душа и есть то место в человеческом организме, где возникают подобные желания, — гораздо раньше, а именно в их первую встречу в «Кафе де ла Пэ». Арман отлично помнил, что он сказал Пьеру-Луи в тот вечер, когда чуть позже они обсуждали, как вернуть Мадлен домой: «Естественно, я не имел чести обнимать ни ту, ни другую даму, но не могу поверить, что твоя подружка так же хороша в любви, как твоя жена». Разумеется, это было неправдой, потому что к тому вечеру Арман не раз обнимал Мадлен. А теперь ему представилась возможность оценить прелести Сюзетты и, оказавшись в равном положении с Пьером-Луи, сопоставить их с достоинствами Мадлен.

Он подозвал официанта, заказал еще напитков и принялся ухаживать за Сюзеттой, пустив в ход все свое неординарное обаяние. Об успехе, которого он добился, можно судить по тому, что менее чем через час ему было позволено проводить даму до улицы Варенн, где она жила. Если бы желание полностью не подчинило себе все его помыслы, Арману непременно пришло бы в голову, что молодая девушка, способная с такой быстротой и легкостью выманить огромную сумму, возможно, имеет виды и на его кошелек и что своим успехом он обязан скорее не собственному несомненному обаянию, а ее тайным намерениям.

Квартира, куда привела его Сюзетта, находилась в чистом и приличном доме с внутренним двориком и располагалась на дорогом втором этаже, а не под самой крышей, как можно было предположить. Но еще более удивился Арман, когда вошел и увидел обстановку и убранство квартиры: если Пьер-Луи позволял девчонке поддерживать такой образ жизни, он должен был истратить на нее небольшое состояние! Плата за безопасность, вложенная в конверт и вначале показавшаяся Арману неоправданно высокой, приобретала вид удачной сделки.

Когда Сюзетта вышла за коньяком, Арман не преминул воспользоваться возможностью рассмотреть картины, висевшие в гостиной. С первого взгляда он принял их за репродукции, но, приглядевшись внимательнее, он обнаружил, что все это оригинальные работы современных, но уже известных художников. Он с интересом отметил про себя тот факт, что на всех полотнах были изображены женщины, включая и лежащую «Обнаженную» прославленного кубиста Хуана Гриса. То была модернистская карикатура на женщину, изображавшая в ядовито-зеленом цвете уродливое существо с громоздкими квадратными формами и багряным мазком в том месте, где у реальных женщин находится небольшой островок темных или светлых завитков.

Арман подумал, что весьма вероятно, художник обладает оригинальным творческим видением и воспринимает окружающую действительность иначе, чем обычные люди, но конечный результат выглядел совершенной нелепостью в глазах человека, который, подобно Арману, питал огромную и непреходящую слабость к чувственным женским округлостям и особенно к гладкой коже. Тем не менее Арман понимал, что картина стоит немалых денег, а это само по себе впечатляло. Более интересным, возможно, по той причине, что на нем была изображена не столь обезображенная фигура, показался Арману рисунок карандашом и чернилами Жоржа Руо, на котором обнаженная проститутка натягивала чулки. У нее было неприятное лицо и непривлекательные грудь и тело, как у всех проституток Руо, что, несомненно, свидетельствовало об отчаянии и гневе художника, но в ней по крайней мере можно было признать женщину, хотя бы и нежеланную.