Тайны любви - Вильфранш Анн-Мари. Страница 35

Истинным шедевром в этой маленькой коллекции — по крайней мере по мнению Армана — была картина Пьера Боннара, висевшая над диваном напротив окна. Это был вид Парижа из незанавешенного окна на верхнем этаже — крыши и улицы в мягком солнечном освещении. У окна спиной к зрителю стояла обнаженная женщина, на ней были лишь красные туфли. Полная спина и крутые бедра указывали на пышность фигуры. Арман знал наверняка, что если бы она обернулась, то его взору открылись бы пухлая круглая грудь и куполообразный живот.

Вне всякого сомнения, интерес Армана был задет позой незнакомки на картине. Ему припомнилась другая женщина у окна, и приятная дрожь пронизала тело. Он вспомнил ту ночь, когда они с Мадлен стояли у окна в гостиной ее сестры и он ласкал стройное, гладкое тело под тонкой ночной рубашкой. В темноте он приподнял прозрачную ткань и, обнажив спину любовницы, прижался к ней животом.

Воспоминание подействовало на Армана столь сильно, что его благородный друг в три приема оказался в состоянии полной боевой готовности. Вернувшаяся в комнату Сюзетта с коньяком в одной руке и двумя рюмками в другой обнаружила, что он не сводит глаз с картины Боннара, и мгновенно догадалась, что означает выражение его лица. Машинально опустив взгляд, она увидела несомненное вздутие под темно-синими брюками.

— О, я вижу, вы знаток современного искусства, — сказала она, улыбаясь несколько насмешливо. — Эта картина всем нравится, но еще никто не приходил от нее в такой восторг.

Как только она приблизилась к нему, Арман обнял ее за талию и поцеловал. Она стояла, неловко вытянув в стороны руки, нагруженные коньяком и рюмками, и хихикала.

— Ну, хорошо, — сказала она, когда поцелуй оборвался. — Коли нужда такая острая, я пойду вам навстречу. Только не подумайте, что я всегда жалею незнакомцев.

Она отвела его в спальню, в отделке которой сочетались два цвета — бледно-желтый и цвет слоновой кости, поставила бутылку и рюмки и, обернувшись, положила руки на плечи Армана. Не говоря ни слова, он расстегнул пуговицы на кремовой атласной блузке тем же самым жестом, каким проделал это мысленно час назад в кафе. Но в его воображении пухлая грудь немедленно выкатилась ему в руки, тогда как здесь, в уютной спальне, она все еще не предстала его взору, скрываясь под розовой крепдешиновой сорочкой. Он дотронулся до мягких округлостей через тонкую сорочку, нащупал соски и, лаская, заставил их стать твердыми и длинными, как две маленькие восхитительные вершины.

Пока Арман был погружен в столь приятное занятие, Сюзетта расстегнула пояс на яркой клетчатой юбке и сбросила ее вниз, к ногам. Тогда Арман обнаружил, что то, что он принял за сорочку, на самом деле было комбинацией из рубашечки и трусиков. Одеяние было скроено точно по фигуре, подчеркивая ее округлость, а на левом боку на розовом шелке была вышита темно-красная роза в натуральную величину. Арман опять изумился, как столь молодая девушка может позволить себе такую дорогую и изысканную одежду. Если Пьер-Луи был единственным источником ее доходов, то она ему стоила немалых денег.

Однако момент был не самым подходящим для грубых материальных соображений о цене одежды и мебели. Сюзетта сбросила модное нижнее белье и нагнулась, чтобы снять чулки, намеренно повернувшись спиной к Арману. Тот не заставил себя долго ждать и немедленно принялся ласкать мягкие и нежные, как атлас, округлости, столь щедро преподнесенные ему. Сюзетта хихикнула, когда его пальцы нашли сочный абрикос между бедер и погладили его. Но прежде, чем Арман смог продолжить исследование ее прелестей, Сюзетта откинула с кровати стеганое покрывало и вытянулась на простыне цвета слоновой кости.

Освобождаясь от одежды, Арман пожирал глазами обнаженную девушку. Она лежала на боку, лицом к нему, подперев голову рукой, согнутой в локте. Глаза сияли от предвкушения удовольствия. Ноги она вытянула и скрестила лодыжки, а цвет негустых завитков в том месте, где сходятся бедра, значительно отличался от каштаново-русого цвета волос на голове, и это каким-то непостижимым образом возбуждало. Сомкнутые бедра напоминали во много раз увеличенную копию губ, спрятанных под завитками.

Подумав, что Сюзетта не из тех, кто нуждается в длительной любовной прелюдии, Арман бросился в постель и сжал нежную грудь. Перед ним была не Мадлен, которую нужно было долго склонять с помощью бесчисленных поцелуев и прикосновений к осторожному слиянию и последующей медленной езде к вершине блаженства. Это также была не Доминика, которая, распалившись от игры своенравных пальцев, жадно набрасывалась на Армана. По крайней мере Арман полагал, что юное восемнадцатилетнее тело, пышущее молодостью и здоровьем, не нуждается в подобных ухищрениях.

В первую же встречу мужской инстинкт подсказал Арману, что Сюзетта — спелый и сочный плод, вроде персика, или абрикоса, или сливы, и этот сладчайший плод следует поглощать целиком. Вскоре выяснилось, что она придерживалась того же мнения: как только он дотронулся до нее, она немедленно перевернулась на спину, ухватилась за твердую, вздымающуюся плоть и потянула к себе, широко раскинув ноги, словно с безграничной щедростью предлагая себя. Арман был столь возбужден ее прикосновением, что впал в полубредовое состояние; он лег на нее и почувствовал под собой теплый голый живот.

Ее рука быстро направила Армана в нежное углубление, влажное и раскрытое, как будто он не менее получаса играл с ним. Руками он мял пухлую грудь, двигаясь вперед и назад с силой и неутомимостью гигантского поршня на скором поезде, несущемся по рельсам. Сюзетта дрожала и стонала от наслаждения. Она откинула голову на атласные подушки, так что маленький подбородок смотрел в потолок, и приоткрыла рот, обнажив острые мелкие зубы.

Она лежала, распластанная горячим желанием на атласной простыне, раскинув ноги во всю ширь, горячий живот вздымался вместе с животом Армана, а пальцы глубоко впивались в кожу на его плечах. Внезапно она резко подняла голову и, вытянув раскрытые губы, прижалась к его губам, лаская их влажным и трепетным языком. В безумии страсти Арману почудилось, что ее живот раскрылся еще шире, и он смог проникнуть в самые глубины ее естества; секунду спустя раздался жалобный крик, потом еще один, крики становились все громче, спина оторвалась от кровати и выгнулась дугой, удерживая на весу тело любовника.