Абсент - Бейкер Фил. Страница 22

Рисунок Уильяма Орпена «Любитель абсента» (1910) — младший брат картины Мане, с тем же цилиндром и, в особенности, со странным поворотом ступни, который кажется ссылкой на более раннюю работу. Он мрачнее, чем картина Мане, штриховка напоминает паутину, но все же ощущается какое-то упадочное наслаждение. Орпен очень любил Мане и за год до этого написал картину в его честь (она так и называется «Homage to Manet» [46]).

На другой значительной картине Орпена, «Cafe Royale» (1912), изображено или, точнее, намечено не меньше пяти стаканов абсента. Если «Любитель абсента» был даром уважения к Мане, то «Cafe Royale» — дар Эдгару Дега, тоже оказавшему на Орпена большое влияние. Композиция — в стиле фотографий, люди входят и выходят по краям, что напоминает работы Дега. Мужчина на заднем плане — это Оливер Сент-Джон Гогарти, который упоминается в «Улиссе» Джеймса Джойса. Он пьет абсент вместе с мрачной Ниной Хэмнет, известной натурщицей. Нина Хэмнет дожила до 50-х годов XX века и, слоняясь по Сохо, все еще говорила: «Модильяни считал, что у меня лучшая грудь в Европе». Что до колонн-кариатид и зеркал на картине Орпена, они точно такие, какими их мог видеть Енох Сомс.

Известную картину Дега «Абсент», сначала называвшуюся «В кафе» (1876), с жалкой и унылой парой, приняли еще хуже, чем полотно Мане. Кто-то предположил, что мужчина, изображенный на ней, — Верлен. Это не так, но сходство, действительно, есть, и картина повлияла на композицию более поздних фотографий Верлена (фотограф Жюль Дорнак), где он сидит в кафе за белым мраморным столиком спиной к зеркалу. На самом деле изображен друг Дега Марселен Дебутен, который сам был художником и тоже учился у Кутюра. Дебутен даже не пьет абсент: в стоящем перед ним коричневом напитке можно узнать черный кофе в стеклянном стакане, так называемый «Мазагран». Абсент пьет женщина, актриса и натурщица Элен Андре, и именно ее пустое, непроницаемое, какое-то выжженное лицо придает картине особую силу. Две фигуры разъединены, уныло изолированы друг от друга в духе Эдварда Хоппера. Можно простить зрителя, который, глядя на эту картину, подумает: «Если это богема, ну ее совсем!» Герои картины сидят в кафе «La Nouvelle Athenes», которое стояло на площади Пигаль, в доме номер 9. Джордж Мур ярко описывает это кафе как свой университет. «Я не учился ни в Оксфорде, ни в Кембридже, — говорит он, — но посещал „Nouvelle Athenes“»:

С какой странной, почти неестественной ясностью я вижу и слышу! Я вижу белое лицо кафе, белый нос черного квартала, тянущийся к площади между двух улиц. Я вижу две улицы, идущие под уклон, и знаю, какие на них магазины; я слышу, как стеклянная дверь, когда я открываю ее, скрипит по песку. Я помню запах каждого часа. Утром — запах яиц, шипящих в сливочном масле, едкий запах сигарет, кофе и плохого коньяка, в пять часов — аромат абсента…

Стояли там, как обычно, мраморные столики, за которыми мы до двух часов ночи говорили о красоте.

Кафе «Nouvelle Athenes» обязано своей популярностью у богемы самому Дебутену, который привел туда своих близких друзей из «Cafe Guerbois». Барнаби Конрад пишет, что, несмотря на свой жалкий вид, Дебутен, некогда очень богатый человек, был пламенным монархистом и обладал самыми изысканными манерами. Его биограф Клеман-Жанен был очень недоволен дурной славой, которой Дебутен обязан картине, и отрицал, что тот был любителем абсента. По его мнению, картина должна была называться «La Buveuse d’Absinthe et Marcellin Desboutin» [47].

Картина Дега породила множество споров, когда попала в Англию. Ее английскую судьбу проследил Рональд Пикванс. Приобрел полотно коллекционер Генри Хилл, который выставил его на Брайтонской выставке 1876 года. Трезвый и нейтральный текст в каталоге был озаглавлен «Набросок во французском кафе», а критик местной газеты назвал полотно «совершенством уродства». «Цвета столь же отвратительны, сколь и фигуры, — писал он, — грубый, чувственный французский рабочий и тошнотворная гризетка, необычайно отталкивающая пара». По словам Пикванса, отвращение вызвали именно герои, «а не абсент, который тогда еще не был скомпрометирован».

После выставки картина снова вернулась в коллекцию Хилла и не вызывала общественных волнений вплоть до ее продажи на аукционе Кристи в 1892 году. Там она появилась как лот 209, «Фигуры в кафе», и когда ее выставили на мольберте, публика ее освистала. Тем не менее картину продали, и в 1893-м новый владелец выставил ее в «У Граф-тон», новой галерее, которая соперничала с галереей «Гросвенор» («зеленовато-желтой» галереей). Теперь картину назвали просто «Абсент», и критики ухватились за эту ниточку. Поначалу, следуя моде, они были очень благосклонны: «Мужчина с большой головой, — писали в „Пэлл Мэлл Баджет“, — романтичный, беззаботный мечтатель, написан крупными мазками, с непосредственностью, достойной величайшего мастера». А вот его спутница -

…женщина, апатичная и чувственная, с тяжелыми веками, совершенно безразличная ко всему внешнему, охотно приемлет теплую томность яда. Ее плоские, как бы шаркающие ступни говорят сами за себя. Каждый тон и черта так и дышат абсентом.

Один из крупнейших критиков того времени, Д. С. Макколл, называет «Абсент» «неисчерпаемой картиной, притягивающей к себе снова и снова». Именно в ответ Макколлу и полетели камни. Критик из «Вестминстер Газет», подписывавший свои статьи псевдонимом «Обыватель», написал, что человек, которому дороги достоинство и красота, никогда не назовет «Абсент» произведением искусства. Сэр Уильям Блэйк Ричмонд напал на «литературность»: «"Абсент" — литературное представление, а не картина. Это повесть, изобличающая пьянство. Все ценное, что можно тут сделать, сделал Золя».

Уолтер Сикерт, напротив, считал, что «слишком раздули „пьянство“ и „отупелость“ и всякие „уроки“» и что картину надо было назвать просто «Мужчина и женщина в кафе». Возможно, он имел в виду урок Джорджа Мура, который, должно быть, узнал кафе и сказал что-нибудь вроде: «Ну и шлюха! Неприятный урок, но все же урок». Иметь в виду он мог все что угодно; в одной из многочисленных пародий урок выражен так: «В жизни не обращусь в это бюро знакомств!»

Макколл обобщил критику как борьбу мнения «французский яд» против мнения «трактат о трезвенности». Позднее Макколл встретился с Дега в Париже и обнаружил, что тот уязвлен откликом на картину, которой он никогда не дал бы такое броское название, как «Абсент». Он возражал против нападок прессы, утверждавшей, по его словам, что он рисует «как свинья» («comme un cochon»).

Что же касается Элен Андре, она была совсем не такой жалкой, как на картине. Барнаби Конрад описывает ее беседу с Феликсом Финионом через сорок с лишним лет:

Передо мной стоял стакан абсента. В стакане Дебутена было что-то совершенно безобидное… а мы выглядим, как два идиота. Я была недурна в то время, сейчас я могу это сказать. Ваши импрессионисты считали, что у меня «вполне современный вид», у меня был шик, и я могла держать ту позу, какую от меня хотели… Дега меня просто уничтожил!

Во Франции абсент постепенно утрачивал свой публичный характер, особенно после того, как он стал любимым напитком рабочих. В романе Золя «Западня» (1877) некий Бош вспоминает одного своего знакомого — «плотника, который разделся донага на улице Сен-Мартен и умер, танцуя польку. Он пил абсент». Около 1860 года абсент стал уходить с Монпарнаса и переходить от буржуазии и богемы к рабочим. Именно тогда его стали считать угрозой обществу.

Рассуждая о «самых серьезных» проблемах «заражения» (то есть буржуазных привычках, распространившихся на рабочий класс), доктор Легрэн писал в 1903 году: «Я старый парижанин, живу в Париже сорок три года, и очень ясно видел, как аперитивы овладели буржуазией. Лишь намного позднее, за последние пятнадцать-двадцать лет, я стал замечать, что и рабочие стали употреблять их». Через пять лет после этого доктор Леду рассказывает похожую историю: