Ложная тревога - Виндж Вернор (Вернон) Стефан. Страница 120

Слова ее сочились сарказмом.

– Мы могли сработать еще хуже, Рав.

– Мы должны сработать куда лучше, и ты это знаешь! Сам смотри: два субъективных года, чтобы выбраться из Зоны, и наше оборудование анабиоза сдохло. Я не согласна видеть эту морду два года подряд каждый день. Он возвращается на Среднюю Америку.

Она оттолкнулась от пола и поплыла к Тайнзам, висевшим возле Хамида.

– Я так не думаю, – возразил Тайнз. – Если он не хочет, я его обратно не повезу.

Гнев и – как ни странно – испуг заиграли на лице Равны.

– Ты на той неделе говорил по-другому.

– Хе-хе-хе! – Трескучий смешок Лентяя Ларри. – А я переменился. Ты не заметила?

Она ухватилась за потолок и посмотрела на Хамида, рассчитывая что-то.

– Мальчик, ты, кажется, не понял. Мы спешим, мы не будем останавливаться в таких местах, как Лотлримар. Есть только один способ, который еще может вернуть оригинал к жизни – может быть, даже вместе с его памятью. И если ты полетишь с нами, окажешься в Трансгуме. Все шансы за то, что никто из нас не выж… – Она остановилась, и по ее лицу разлилась улыбка – очень недружелюбная. – Ты подумал, на что нам может пригодиться твое тело? Ты ничего не знаешь о нашем плане. Может быть, мы найдем способ использовать тебя как… как пустой картридж для данных.

Хамид не отвел глаз, надеясь, что на его лице нельзя прочесть сомнений.

– Быть может. Но ведь у меня будет два года, чтобы подготовиться?

Они смотрели друг на друга долгую минуту – самый долгий взгляд глаза в глаза за все время.

– Что ж, – сказала она, – так тому и быть. – И подплыла чуть ближе. – Только один совет. Мы два года будем здесь заперты. Корабль большой, и не попадайся мне на глаза.

Она отодвинулась назад и стала перебирать руками по потолку, быстрее и быстрее, метнулась в коридор и скрылась с глаз.

Хамид Томпсон получил свой билет Вовне. Бывают билеты подешевле и подороже. Сколько придется заплатить ему?

Через восемь часов корабль шел на таранном двигателе, удаляясь в космос. Хамид одиноко сидел на мостике. «Окна» одной стены показывали вид за кормой. Солнце Средней Америки освещало зал.

Впереди зачерпывалась межпланетная материя, питающая двигатель. Ускорение было едва заметным, не больше одной пятидесятой g. Таранные двигатели использовались для долгой тяги. Ускорение будет держаться бесконечно, поднимаясь до половины нормального и разгоняя корабль почти до световой скорости.

Средняя Америка казалась синей блесткой в сопровождении двух ярких точек – белой и желтой. Еще часы пройдут, пока она со своими лунами исчезнет из виду – и много дней, пока они станут не видны даже в телескоп.

Хамид сидел здесь уже час – или два? – после того, как Тайнз показал ему его каюту.

В голове было как на брошенном поле битвы. Чудовище стало ему добрым приятелем. Человек, которого он ненавидел, оказался отцом, которого ему не хватало… а мать – безжалостной интриганкой.

«И теперь мне никогда не вернуться и не спросить, кто же ты был, любил ли ты меня на самом деле».

На лице было мокро. Что хорошо, когда нет невесомости: слезы в глазах не застревают.

Эти два года надо будет вести себя очень осторожно. Слишком многое надо узнать, еще о большем – догадаться. Что здесь ложь и что правда? В рассказе кое-что вызывало сомнение… как мог один человек оказаться так важен, как говорят Равна и Тайнз? По сравнению с трансгумами ни один человек или его эквивалент много значить не мог.

Вполне может быть, что эти двое верят в историю, которую ему рассказали. И это самая пугающая возможность из всех. Они про этого Великого Человека говорили как про какого-то мессию. Хамид читал о том, как это бывало на Старой Земле: нацисты двадцатого века, обожающие Гитлера, фанатики Афганского Джихада, строящие планы вернуть своего Имама. Вполне могло быть, что Ларри по ансиблю узнал правду. И этот Великий Человек совершил убийства тысячи миров.

Хамид с удивлением обнаружил, что смеется. «И к чему это меня приводит? Может ли клон чудовища подняться над оригиналом?»

– Над чем смеешься, Хамид? – Тайнз вошел на мостик тихо, и Хамид не заметил. Теперь он расселся на столе и на стульях вокруг Хамида. Та, которая была Болтуньей, находилась всего в метре от него.

– Так, своим мыслям.

Несколько минут они посидели молча, глядя на небо. Оно чуть колыхалось – как горячий воздух над плитой, едва заметное проявление полей, формирующих вокруг корабля таран. Хамид поглядел на Тайнзов. Четверо из них смотрели в окно, двое – на него, и глаза у них были темные и матовые, как бывали у Болтуньи.

– Ты только не думай плохо о Равне, – сказал Тайнз. – У нее с тем почти-тобой много чего было раньше. Они очень любили друг друга.

– Я так и думал.

Две головы отвернулись обратно к небу. Два года надо будет наблюдать за этим созданием, пытаться решить… но если отбросить подозрения, то чем больше Хамид видел Тайнза, тем больше он ему нравился. Как будто он и не потерял Болтунью, а приобрел еще пять ее братьев. И эта говорильная машина стала настоящей личностью.

Приятное молчание длилось. Потом та, которая была Болтунья, вытянула шею из-за стола и ткнулась головой Хамиду в плечо. Он не сразу, но погладил шерсть на ее шее. Они еще посмотрели на солнце и голубое пятнышко.

– Знаешь, – сказал Тайнз любимым женским голосом Болтуньи, – скучать я буду по этой планете. А больше всего – знаешь, по чему? По кошкам и по собакам.

Получи Нобелевскую премию! [110]

В 1999–2000 году существовало замечательное место, куда можно было пристроить свое творение в жанре «сверхкороткого научно-фантастического рассказа» – «Nature», еженедельный журнал, который одни считают самым престижным в мире, а другие – вторым по престижности журналом, посвященным научным исследованиям. Редактор отдела биологических наук Генри Джи предложил писателям-фантастам всех континентов написать по одному рассказу из девятисот слов о том, что, по их мнению, может произойти в следующем тысячелетии. Больше года почти каждую неделю на страницах «Nature» появляйся новый рассказ. Думаю, это порадовало всех – и авторов, и читателей, и издателей. Я помню собственные восторги по этому поводу.

Примечание: «Nature» – полноцветный журнал. Я решил этим воспользоваться и выделял отдельные слова и фразы синим цветом – так, словно по ним можно пройти по ссылке. Боюсь, скоро этот трюк будет выглядеть анахронизмом, но для меня это было новым способом показать, что у истории есть задний план! В «черно-белом» варианте я использовал значки в начале слова (фразы) и в конце.

Нобелевская премия!

Деньги, женщины, тайны вселенной –

все это может стать вашим!

Дорогой Йоханн!

С большим сожалением я узнала, что ты так и не получил ученую степень. Надеюсь, этим тупицам из комитета больше не представится возможности унижать тебя.

Первоначально я собиралась просто написать тебе. Но потом поняла, что ты, вероятно, не вспомнишь меня. Мы вместе посещали секцию сравнительной геномики в Беркли – помнишь лекции Понга? – но потом я оставила науку и отправилась в плавание по волнам искусства (см. моя постановка «Сенсация XXX»). Теперь я занимаюсь человеческими ресурсами. Это прекрасное применение моим техническим и человеческим способностям. То, что я собираюсь предложить тебе, Йоханн, настолько исключительно, что у меня появились опасения. Скорее всего, твои сетевые фильтры просто стерли бы мое сообщение прежде, чем ты его увидишь. Вот почему ты читаешь его, пройдя по ссылке объявления в твоей персональной копии «Nature». Остается только надеяться, что ты воспримешь это серьезно.

Фактически, это объявление писалось как шутка. Возможно, шутка получилась жестокой… Но она не содержит в себе ничего, кроме истины. Работая с нами, ты действительно можешь получить Нобелевскую премию, и это только начало. Пока я только говорю; но мне надо убедить тебя делать следующий шаг.