В семье не без подвоха - Жукова Юлия Борисовна. Страница 63

Он выдерживает паузу, пока граждане удивляются. Они явно не ждали ничего хорошего. Азамат продолжает:

– Мой потерянный сын вернулся домой живым и здоровым.

Толпа снова принимается бормотать, а Азамат подзывает Кира к себе, чтобы собравшимся было лучше видно. Тот поднимает лицо и безо всякого выражения смотрит куда-то за край толпы.

– Князь Кир, – представляет его Азамат, – родился в один день с князем Алэком, но был разлучен с нами волею богов и вырос в иное время. Однако теперь мы снова вместе, и я прошу вас позаботиться о моем сыне, как заботитесь обо мне.

Я с трудом сдерживаю улыбку, меня всегда веселит это выражение.

Поняв, что Азамат уже закончил, толпа принимается гомонить, обсуждать новость, кто-то что-то выкрикивает. Старейшина Асундул, несколько оклемавшийся после явления Ирлика, тоже подходит к перилам и поднимает руку, требуя тишины.

– Совет Старейшин Ахмадхота в полном составе постановил, что князь Кир был рожден от Императорской четы в ночь с месяца Укун-Тингир на месяц Ирлик-хона. Доказательством тому служит свидетельство самого Владыки Подземного царства, явившегося перед Советом сегодня в час змеи и воспоследовавшее благословение оным богом оного князя. Старейшина Ажгдийдимидин. – Он протягивает руку вправо, где наш духовник неохотно выходит из транса.

– Сим подтверждаю истину сказанного, – с трудом произносит он достаточно громко, чтобы толпе было слышно. Впрочем, всех пробирает такая нервная судорога, что понятно и без слов.

Толпа вздыхает, восстанавливая душевное равновесие. Азамат кланяется и уводит Кира с балкона. Я машу всем ручкой (без этого же не отпустят) и тоже ухожу, а вслед за мной Старейшины.

– Ну все, – отдувается Асундул. – С меня на сегодня хватит. Поеду до дому и лягу спать на два дня. Успехов тебе, Азамат, не знаю уж, как ты управишься с двумя мальчуганами, которых сам Ирлик-хон благословил.

С этими словами он нас покидает. Два духовника, одинаково скрестив руки, стоят и рассматривают нас, как диковинных зверей.

– Старейшина Ажгдийдимидин хочет с вами побеседовать, – предупреждает Алтонгирел.

– Догадываюсь, – смущенно говорит Азамат. – Со всеми вместе или по отдельности?

Старейшина машет ладонью из стороны в сторону, мол, отдельно. Потом подзывает Азамата и уходит с ним в незанятую гостевую комнату. Алтонгирел тяжело приземляется напротив нас и озабоченно смотрит то на меня, то на Кира, то на Алэка.

– Нам дозволено разговаривать между собой? – интересуюсь. Уж очень похоже на полицейский допрос.

Алтонгирел пожимает плечами. Я подсаживаюсь к Киру в углу дивана.

– Ты живой?

Он набычился и не смотрит на меня.

– Малыш, ну что ты злишься? Старейшины сказали что-то неприятное? Или Ирлика испугался?

– Я никого не боюсь! – автоматически огрызается ребенок.

– А чего тогда дуешься?

– Мог бы догадаться, кто вы такие, – бубнит Кир еле слышно. – Все знают, что у жены Императора волосы белые.

До меня запоздало доходит, что Кир только сегодня узнал, кем, собственно, работает его отец. М-да, наверное, надо было предупредить мальчика. Хотя чего обижаться?

– Мы не нарочно от тебя скрывали, – говорю. – Просто забыли сказать.

Алтонгирел одаривает меня изумленно-возмущенным взглядом. Я хочу погладить Кира по спине, но он выгибается и уворачивается. Алэк у меня на руках сонно хлопает глазами, рассматривая брата. Молчание тянется долго и скучно. Наконец Азамат возвращается – несчастный, с потемневшим лицом, какой-то весь разбитый. Я подхватываюсь с места.

– Что еще он тебе напророчил?

Муж мотает головой.

– Ничего нового. Иди, твоя очередь.

Идти мне очень не хочется – во-первых, тревожно оставлять Азамата в таком состоянии, во-вторых, ни малейшего желания узнавать очередную гадость. Алэк, тоже почуяв неладное, начинает хныкать, Кир настороженно озирается. Алтонгирел подходит и кладет руку Азамату на плечо.

– Иди, Лиза, я за ними прослежу. Давай сюда князя.

Я неохотно выпутываюсь из слинга. Алэк на руках у духовника насупленно замолкает и поглядывает на меня, как на предателя. Из комнаты раздается нетерпеливый стук, и я иду внутрь, расстроенная и сбитая с толку.

Ажгдийдимидин сидит и черкает что-то в блокноте. Стоит мне сесть, как он тут же выдает мне листок с вопросами.

«Как долго ты сможешь это терпеть?» – гласит первый из них.

Поднимаю растерянный взгляд на духовника.

– Что терпеть?

Он кривится, мол, не притворяйся, что не понимаешь.

– Кира? – уточняю я.

Духовник невнятно кивает, дескать, можно и так сказать.

– Ну, я знаю, что будет трудно, – начинаю я. – Уже очевидно, что у него непростой характер, и вообще ему в жизни тяжело пришлось, он не ждет от нас ничего хорошего…

Старейшина отмахивается от меня, мол, не по делу говоришь. Снова берет блокнот и строчит:

«Ты согласилась молчать ради мужа. Насколько хватит твоего терпения?»

Пожимаю плечами.

– А почему вы думаете, что мое терпение когда-нибудь обязательно кончится? Ну был один ребенок, стало два. Я по-любому собиралась еще рожать.

Ажгдийдимидин хмурится, изучая мое лицо, как будто пытается проникнуть в мысли. Может, и на самом деле проникает. Подумав, принимается за новую записку:

«Когда-нибудь при ссоре ты забудешься и выкрикнешь всю правду в лицо Азамату при всех. Лучше решить этот вопрос сейчас».

Нет, мыслей моих он явно не видел.

– Во-первых, – обстоятельно отвечаю я, – мы никогда не ссоримся прилюдно. Во-вторых, я не вижу ничего плохого во внебрачных детях и не стану использовать это как оскорбление. А в-третьих, что вы предлагаете? Стереть мне память?

Старейшина задумывается, постукивая пальцами по подлокотнику. Потом привлекает мое внимание к листочку с вопросами. Я читаю второй.

«Ты полагаешь, что человек, неспособный сохранить свою честь, может править планетой?»

– А что, – отвечаю вопросом на вопрос, – мнения Ирлика по этому поводу вам недостаточно?

Духовник продолжает выжидательно смотреть на меня. Ладно, отвечу.

– Азамат не виноват, что так получилось. Он не мог знать о Кире и ничего не мог сделать. Ирлик же вам сказал, что это какой-то другой бог все так устроил, чтобы ему подгадить. По-моему, чести моего мужа от этой истории ничуть не убыло.

Ажгдийдимидин продолжает смотреть на меня своим неприятным рассеянным взглядом, потом кивает на листок.

«Ты уверена, что мальчик и повитуха смогут сохранить тайну?»

Что-то мне начинает это надоедать. Просматриваю остальные вопросы.

«Убеди меня, что не наймешь знающего, чтобы вернуть память Алансэ, если поссоришься с мужем».

«Что еще ты готова вытерпеть от мужа? Почему?»

«Только ли ради него ты согласилась выдумать эту ложь или просто боишься, что придется покинуть Муданг? Что тебя здесь держит?»

– У вас какие-то странные вопросы, – замечаю. – Мне казалось, духовник нужен для того, чтобы успокаивать душу человека. А вы сначала Азамата растоптали, а теперь меня допрашиваете, как на суде. Я, честно говоря, надеялась, что вы посоветуете, как обращаться с Киром, чтобы он к нам быстрее привык.

Старейшина устало вздыхает и пишет:

«Не учи меня моему делу. Меня волнуют последствия для планеты. Мальчишка – вообще не твоя забота, а мужа. Продолжай отвечать».

Изумленно поднимаю брови. Мне казалось, Ажгдийдимидин разбирается в людях и лично во мне.

– Нет, – мотаю головой. – Любая забота Азамата – это моя забота. И уж новый ребенок в семье – тем более! Да и потом, вы хотите сказать, что дали какие-то советы Азамату? Судя по его виду, когда он от вас вышел, вы только и делали, что его ругали. Это, конечно, гарантирует планете светлое будущее.

Ажгдийдимидин поджимает губы. Я внезапно вижу его не как великого духовного наставника, всемогущего проводника воли богов, а просто как человека, делающего свою работу. Он невысокий, седой, хотя лицо нестарое. Морщины на лбу, а вокруг глаз нету, наверное, потому что эти глаза большие и всегда очень широко открыты. Бледный и тощий, с неухоженными руками, что для богатого муданжца с гласным именем вообще нонсенс. Одежда на нем вся дареная и дорогая, но сидит плохо, и зеленый цвет ему не идет.