Путь к золотому дракону. Трилогия - Быкова Мария Алексеевна. Страница 25

— А ты, уважаемый, не знаешь, в честь чего это все затеяли?

Снорри пожал плечами.

— Может, сбой какой, — безразлично сказал он. — Кто его знает…

Тут разговор прервался — мы вышли на новый перекресток, представляющий собой одну большую лужу с четырьмя ответвлениями. Перейти ее посуху можно было, разве что прибегнув к магии, но это не годилось. Я хотела было оглянуться, не валяется ли где какой доски, однако Сигурд решил проблему проще и изящнее. Подхватив меня на руки, он несколькими шагами пересек лужу вброд. Едва очутившись на чистом сухом месте, я одернула одежду, пренебрежительно фыркнула в сторону Сигурда и гордо отвернулась. Волкодлак обиженно посопел. Я очень надеялась, что не всерьез.

Гном молча покачал головой. Он наверняка уже просчитал, сколько денег должны были отвалить моим спутникам за обеспечение эскорта такой вздорной девицы, включая надбавку за вредность — в смысле вредность характера.

Лужа была чем-то вроде водной границы — если раньше я всерьез заботилась о сохранении чистоты своих ботинок, то теперь можно было немного расслабиться. Прямо от перекрестка начиналась мостовая, по обеим сторонам которой возвышались каменные дома. На некоторых даже имелись витые балкончики. Мы пошли быстрее. Я не переставала прислушиваться к разговору.

— Что это у вас там строится? — спрашивал Сигурд, не забывая бдительно зыркать по сторонам. — Стену, никак, решили возвести?

Гном довольно хмыкнул.

— Руину строим! — гордо поведал он. — Вон там, подальше, к центру, стало быть, ближе, дядя мой трудится с семьей. У них работенка попроще: они развалины городища строят. Видел я на плане, городища-то того — одна фитюлька! Стена, палаты да капище…

Оборотень нахмурился:

— Зачем это?

— Ну как зачем… Для историчности. Да вы гляньте — видите, статуй между домами?

Мы глянули. В просвете между домами действительно что-то виднелось.

— Подойдем? — предложил общительный гном.

— Подойдем, — после недолгого размышления согласился Рихтер.

Мы подошли. Посреди маленькой площади — она и виднелась между домами — стояла высокая статуя белого мрамора. Она изображала воителя в старинной кольчуге; с плеч у него свисал плащ, уложенный красивыми тяжелыми складками, а на голове имелся легкий шлем с бармицей. Бармица, бесспорно, добавляла образу героизма, однако же закрывала, как и полагается, почти пол-лица. Над ней торчал внушительный нос, он же — по совместительству — был самой запоминающейся деталью памятника. На шлеме восседал солидный сизый голубь. Сразу было видно, что место это насиженное. Правой рукой в латной рукавице беломраморный витязь указывал прямиком в сторону Межинграда — не то призывал пойти и захватить, не то предлагал равняться, догнать и перегнать.

— Kto to jest? — потребовала объяснений даркуцкая княжна.

— Это, досточтимая панна, — гном, как всякий гид, понял и без перевода, — великий князь лыкоморский, каковой имел честь родиться не где-нибудь, а в Подкузьминках, о чем неопровержимо свидетельствует древняя рукопись, найденная в подвале старой церкви.

Мы одновременно уставились на князя. Никакого выходца из Подкузьминок я в лыкоморской истории не припоминала, и Эгмонт с Сигурдом — тоже. Гном, взглянув на наши вытянувшиеся лица, повторил:

— Рукопись, знаете ли, свидетельствует.

— Хм, — кашлянул вежливый Эгмонт.

— Как? — изумился гном. — Ладно княжна, но вы-то, вы, господин маг, неужто вы не слышали про рукопись… про свиток…

— Что-то было, — дипломатично высказался господин маг. — Но подробностей не припомню.

Гном воспрянул духом, почуяв в нас благодарных слушателей. Последующие десять минут мы внимали весьма душераздирающей истории.

Душераздирающим в ней было практически все. И давно обвалившийся, заросший лебедой и бурьяном подземный ход, четыре года назад чудесным образом обнаруженный местными мальчишками. И подземелье, в коем искали сокровище, а обрели нечто куда более, более ценное. И сам свиток, такой замечательный, с виньетками и миниатюрами — особенно хороша та, где Ольгердовна, прекрасная жена князя, взывает к трем стихиям с резного балкончика в княжьем терему.

Свиток повествовал о нелегкой судьбе подкузьминского князя, а точнее — о его великом походе на юг, в Межинград и далее, с целью «зачерпнуть шеломом водички». Надо думать, в этих краях случилась неурочная засуха, а князюшка мучился в очередной раз похмельем. Как бы то ни было, поход оказался удачным — во многом благодаря действиям княгини Ольгердовны, знаменитой магички, запросто обращавшейся с тремя из четырех стихий. Заканчивалась вся история триумфальным возвращением князя в родные Подкузьминки — с флагами, трубами и трофейным волынщиком, захваченным в плен возле искомой воды.

Подкузьминские краеведы возликовали, но радость их была недолгой. В самом скором времени старая церковь сгорела дотла — вместе с редкой фреской на южной стене, новеньким алтарем, на который сбрасывались всем миром, и — самое страшное! — оригиналом исторического свитка. Четыре копии хранились у самых зажиточных горожан, еще одну как раз накануне отнесли в ратушу.

Столичные коллеги, вызванные в Подкузьминки на радостях, явились как раз вовремя, чтобы увидеть тепленькое еще пепелище, — и немедленно попытались усомниться в подлинности сгоревшей реликвии.

Однако же «попытаться» — еще не значит «усомниться». Главным аргументом в пользу супротивников было то, что и князь, и княгиня отчего-то именовались автором сугубо по отчествам, а имена их так и остались неизвестными. Но, во-первых, любой малец знает, что обращение по отчеству — это весьма уважительно, во-вторых же, человек мог и просто запамятовать: после лыковки и не такое бывает. Известное дело!

Тот же факт, что кроме Подкузьминской Рукописи, как ее стали называть в научных кругах, таинственный князь нигде более не упоминался, говорил исключительно в пользу подкузьминской историографии. Только подумать, какое сокровище обратилось в пепел от случайной искры!..

— Это все хорошо, — сказал Сигурд, выслушав лекцию до конца. — И статуй хороший, совсем как в Межинграде. Только там конь есть, а ваш какой-то безлошадный. Непорядок!

— В Межинграде и змеюка есть, — скривился гном. — И потом, они-то свой на казенные денюжки строили, а для-ради нашего весь город скидывался!

— Вон оно что, приятель… — глубокомысленно изрек волкодлак.

Видно было, что гному есть что еще нам поведать, но впереди показалась корчма, выглядевшая и впрямь довольно прилично. Снорри уверенно направился к ней, на ходу расхваливая стряпню тети Цили.

— И рагу там взять не забудьте, — напутствовал он. — Сейчас как раз грибочки пошли, самое оно.

Разумеется, корчма была гномская — да и каким еще может быть заведение, приличное по меркам гнома? Мы зашли в чисто выметенную залу, где было темновато и прохладно, — после уличной жары самое то. Из-за неплотно прикрытой кухонной двери тянулся изумительно вкусный аромат тушеных овощей. Я сглотнула. Слава всем богам, мой желудок вел себя, как подобает желудку знатной девицы, — то есть орал, но вполголоса.

— Снорри, мальчик мой! — Из-за стойки, широко раскинув руки, будто желая обнять нас всех оптом, показался невысокий гном с крепким округлым животиком и длинной темной бородой. — Как давно ты не был у нас! Нехорошо это — забывать родных дядю с тетей!

Насколько я знала жизнь и гномов, последний раз Снорри виделся с дядей максимум прошлым вечером, а куда вероятнее — сегодня утром. Гномы обнялись, и корчмарь окинул нас цепким взглядом:

— А это, никак, твои друзья? Друзья моего племянника — мои друзья!

«Особенно если платят серебром», — мысленно закончила я.

— Дядя, — серьезно сказал Снорри, указывая на меня многозначительным взглядом. Я подобралась и выдала самое княжеское выражение лица, на какое только была способна. — Эта высокородная панна — княжна с Даркуцких гор, а те, что рядом, — ее спутники. Ты уж их того… по высшему…