Путь к золотому дракону. Трилогия - Быкова Мария Алексеевна. Страница 47

Пытаюсь встать, но чья-то рука удерживает меня на месте.

— Лежи, — глухо, ворчливо. — Лежи, не торопись! Этот костер пока горит не для тебя. Всему свое время, Яльга!

Улыбаюсь.

— Романы яг сарэнгэ бикхэрэнгиро свэтинэла… [6]

— Поговори мне еще! То ромский костер…

Почему ты говоришь по-лыкоморски? Я так давно не слышала той, правильной речи…

— Молчи.

Лежу. Молчу. Слушаю. Далеко-далеко ходят кони, чуть слышно звенят уздечки… В шатре пахнет табаком и травами. Вот запах трав становится сильнее, в губы мне тычется деревянная ложка. Я пью. Какой горький…

— Еще привередничать будет! Смерть слаще была бы…

Как темно. И тепло. И спать хочется… Ходят кони, ходят, ай, по степи…

Зачем-то открываю глаза — чтобы увидеть, как неяркий огонек на миг высвечивает лицо, которого я в жизни никогда не видела. Но сразу же узнала.

И все. Дальше я уже сплю.

За ночь Сигурд просыпался раз пять или шесть — на всякий случай. Он поступал так всегда, если засыпал в человеческом обличье; волку же это было без надобности — он и так просыпался, едва почуяв приближение беды. Но в этом доме было тихо и спокойно; на много верст вокруг лежала ночная темнота, и Сигурд, хотя был, конечно, не маг, полагал, что бояться сейчас нечего. Разве что за Яльгу.

Всякий раз, проснувшись, он видел огонек свечи — сперва длинной, потом короткой, потом вновь длинной. Свеча стояла на подоконнике, и язычок пламени отражался в черном стекле. Когда Сигурд впервые проснулся, рядом с подсвечником виднелся небольшой горшочек, прикрытый блюдцем. Из-под блюдца тянулся острый травяной запах. Неслышно ступая, к окну подошла лекарка. Она сняла блюдце и перелила остывший взвар из горшка в чашку. После чего осторожно приподняла Яльге голову и понемногу выпоила ей все до капли.

Потом, через несколько часов, он увидел, как Ардис, хмурясь, считала Яльге пульс. Похоже, результат ее не обрадовал. Лекарка покачала головой, вздохнула, порылась в коробке с зельями и выудила маленький, но очень тяжелый на вид пузырек. На секунду она задумалась, потом подошла к Яльге, оттянула ей веко, зачем-то вгляделась в неподвижный зрачок. После чего вновь посчитала пульс, вздохнула и откупорила пузырек. Сигурд едва не задохнулся: в пузырьке обитал весьма резкий запах, неприятный именно тем, что был слишком сильным. Даже мощным, можно так сказать.

В рот Яльге стекли три тягучие черные капли. Лекарка бережно закупорила склянку, после чего опять посчитала пульс. Судя по всему, она немного успокоилась. Запах все еще стоял в комнате, и волкодлак, не удержавшись, чихнул. Ардис обернулась.

— А ты чего не спишь, — громким шепотом заругалась она на Сигурда. — С тобой еще возиться, что ли? И так дел невпроворот! Спи!

Сигурд хотел было возразить, что он сам в состоянии решить, спать ему или нет, но веки налились свинцом, и он послушно заснул.

В последний раз он проснулся уже под утро, когда за окном начинало светлеть. Свеча — точнее, коротенький оплавленный огарок — была потушена. Ардис тоже исчезла. В неясном утреннем свете Сигурд разглядел, что Яльга укрыта большой цветастой шалью с кистями. Такие шали стоили очень дорого, их ткали горные гномы, и сносу этим шалям точно не было. Сигурд хотел привезти такую шаль матери, но выяснилось, что стоит она не меньше чем добрый меч. На тот момент денег у него не было, и Сигурд положил себе непременно накопить нужную сумму. Чтобы потом, на обратном пути, точно хватило.

И такой ценной вещи лекарка не пожалела для совершенно чужого ей человека! Сигурд преисполнился уважения к хозяйке дома и преспокойно заснул.

Утро началось для Эгмонта довольно поздно: солнце, по крайней мере, давно уже взошло. На соседней улице бодро орал петух, через равные промежутки времени оповещая мир о чем-то невероятно важном с его, петушиной, точки зрения. Маг чихать хотел на все точки зрения, петухов он уважал только в супе, и вообще было ему весьма нерадостно.

Резерв заполнился едва-едва на треть. Этого было мало, особенно по сравнению с нормальным положением дел, и Эгмонт мрачно подумал, что начинает понимать Эрика Веллена с его… странностями. Еще не таким странным станешь, если в твоем резерве плещется от силы ложка энергии.

Если, конечно, кому-то вздумается измерять энергию в ложках.

Впрочем, даже этого минимума хватило, чтобы понять: Яльге стало лучше. Ардис действительно была отличным лекарем — и очень хорошим человеком, потому что нигде в кодексе целителей нет пункта «обязан лечить всякого, кто завалится в твой дом в девять часов вечера».

Эгмонт закрыл глаза и, сделав усилие — раньше он обошелся бы без всяких усилий, — перешел уровнем выше, чтобы рассмотреть дом со стороны магических потоков. Так. Яркое свечение, собравшееся в пульсирующий комок, — Яльга. Болеет, но выздоравливает. Свечение на порядок бледнее — похоже, ученик Ардис. Несколько амулетов, довольно специфических… ни одного ковенского. Нет и намека на фиолетовый свет.

Интересный, кстати, вопрос, до сих пор не изученный наукой. У каждого мага свой цвет ауры, и следы он оставляет весьма характерные. Но как только этот маг отправляется куда-то по делам КОВЕНа, то же самое свечение приобретает явственный фиолетовый шлейф.

Некстати заявил о себе резерв, пустой на две трети. Вспомнив все известные ему ругательства на гномском, Эгмонт соскользнул на нулевой уровень. Мр-рыс… да сколько же можно? Он спал целую ночь, все давным-давно должно было восстановиться!

Последнюю фразу он невольно произнес вслух, и ответ не замедлил себя ждать.

— А нечего было Лиррас Эндер глушить, — хладнокровно заявили от двери. — Вы бы еще мандрагоном заполировали.

На пороге стоял ученик Ардис; в руках у него была какая-то склянка. Эгмонт коротко глянул на юное дарование, и оно замолчало, правда независимо хмыкнув себе под нос.

— Чему вас на алхимии учили? — буркнуло оно через полминуты.

— Что мистрис Рэгмэн говорила про Яльгу?

— Много чего хорошего. — Ученик потряс склянкой, потом подышал на нее, потом опять потряс. — И нехорошего тоже, но это уже про вас. Я повторять не буду — мать вернется, сама все скажет… больно долго говорить, да и вообще. А девица ничего, к вечеру очухается.

Он еще раз встряхнул бутылек, потом вытащил пробку.

— Вот, половину сейчас отпить, вторую — через три часа. И в промежутке больше ничего не принимать.

— И что будет? — уточнил Эгмонт, рассматривая содержимое склянки. После Яльгиных зелий он с опаской относился ко всему, что нужно принимать вовнутрь и что не изготовлено алхимиком с дипломом.

— Там и поглядим, — оптимистически заявил ученик.

Ладно, рискнем. Эгмонт прикинул, где у этой склянки середина, и в два глотка выпил, что было сказано. Зелье было чуть кисловатым. Кивнув, ученик забрал у него склянку и заткнул ее пробкой. «Мать вернется, сама все скажет…» Значит, не просто ученик.

— Тебя как зовут? — спросил маг.

Тот пожал плечами:

— Артур. А вы — Рихтер, мне мать сказала.

Эгмонт кивнул. Мир вдруг начал отодвигаться, заслоняясь какой-то полупрозрачной пеленой; спустя минуту маг уже спал. Зелье и вправду было очень мощным.

Ровно через три часа он проснулся вновь. На этот раз его разбудил запах — совершенно умопомрачительный запах еды. Эгмонт не сразу понял, что именно это была за еда, но подробности его не волновали. Есть хотелось страшно — и неудивительно, потому что в последний раз он ел сутки с лишним назад, в корчме по ту сторону леса.

Резерв немного пополнился — теперь в нем было чуть меньше половины.

Эгмонт сел, правда, с некоторым трудом. Похоже, вчера он несколько переоценил свои силы, решив, будто лес высосал из него только магическую энергию. А может, ученик… Артур был прав насчет Лиррас Эндер. Но раньше он гораздо быстрее отходил после этого зелья: вполне хватало трех-четырех часов.