Путь к золотому дракону. Трилогия - Быкова Мария Алексеевна. Страница 53

Я пожала плечами, отвечая разом и на вопросительный взгляд Эгмонта, и на собственные мысли. Может, «Справочник» почуял угрозу. Может, узнал в Сигурде друга хозяйки. Может, книга вообще восприняла волкодлака как еще одну версию меня… Кто его знает!

До вечера мы успели переделать множество полезных дел. Сумки, заново наполненные провизией, отправились в магическую ухоронку; набор зелий пополнился скляночками из запасов Ардис; я прояснила у нее несколько вопросов из практической алхимии; словом, все остались довольны. Наконец полезные дела закончились, и я приступила к приятным. Сама не веря такому счастью, я залезла с ногами в старенькое кресло, поерзала, уместила на коленях тяжелый «Справочник» и открыла его на первой странице.

— Значит, «Тысяча и один способ»… — как будто невзначай проронил Эгмонт.

— Завидовать нехорошо, — буркнула я.

Высоты магической науки — вещь, конечно, прекрасная, и в обычное время я непременно отдала бы им должное. Но сейчас я надеялась отыскать хоть немного полезной информации — скажем, об устройстве ковенских засад. Или о фауне, обитающей на Драконьем Хребте.

Но вместо этого книга выдала нечто эльфийское, поэтическое и весьма зловещее — по крайней мере, если судить по первой фразе. Ее я худо-бедно перевела, однако дальше дело не пошло. Мои познания в эльфаррине были более чем скромны, а проблемы с пониманием начинались уже на уровне алфавита. Эльфы используют почти те же буквы, что и люди, зато обозначают ими совершенно другие звуки. Это здорово сбивает с толку: когда написано «ВН», как-то странно читать «БЕ».

Впрочем, первая фраза была явной отсылкой к кому-то древнему.

— Эгмонт! Откуда эта цитата: «Природа есть устрашающая сфера, центр которой — везде…»

— «…а окружность — нигде». — Рихтер подошел ко мне сзади и оперся рукой на спинку кресла. — Один из эльфийских философов позапрошлого века. Имени не скажу, что-то очень длинное… С чего это ты увлеклась философией?

— Это не я, это книга… — Я сделала движение, чтобы закрыть «Справочник» — эльфийские философы не входили в круг моих непосредственных интересов, — но Эгмонт вдруг сказал:

— Подожди-ка. Переверни страницу обратно.

Пожав плечами, я послушалась.

— «Мир есть устрашающая сфера»… — повторил маг. В отличие от меня, он не испытывал никаких сложностей с эльфийским языком; быстро пробежав взглядом страницу, он кивнул, и я перевернула лист.

— Очень интересно… — пробормотал Эгмонт на третьей странице, и я не выдержала:

— Раз так, может, хотя бы переведешь?

— Давай дальше, — потребовал маг.

Я хмыкнула, но перелистнула.

Дальше текст обрывался; вместо него имелся огромный рисунок на целый разворот. Выполненный в черно-бело-красной гамме, он изображал пресловутую сферу, перечерченную всевозможными линиями — от жирных до прерывистых — и обведенную неровными разноцветными контурами. Сбоку виднелось несколько Знаков, столь сильных, что у меня заломило кончики пальцев.

— Интересно… — повторил Эгмонт. — Яльга, да не сопи так! Это схема мира, как его представляют эльфы. А текст, если пересказывать очень кратко и опустить все подробности, в общем-то говорит о том же самом. Мир стремится к тому, чтобы быть круглым, — это идеальная форма, символ завершенности и замкнутости. Мы живем внутри этого шара. Но под воздействием внешних сил идеальная сфера деформируется, и иногда ее поверхность расходится, обнаруживая щели в пустоту.

Я немедленно вспомнила Лиса.

— И что дальше?

— Ничего. — Эгмонт помолчал и добавил: — Ничего хорошего.

«Справочник» ограничился «устрашающей сферой» — последующие несколько страниц были пустыми, а дальше начиналась «Презабавнейшая и интереснейшая повесть о диковинных приключениях Вильгельмуса, искусника-ваганта, и прелестной Каролине, графини Вествальдской». За неимением вариантов я начала читать жизнеописание Вильгельмуса — это помогало хоть как-то отвлечься от размышлений о трещинах в мироздании.

Но если оно и треснуло — мы-то здесь при чем?

Время шло, и когда солнечное пятно переместилось почти на потолок, диспозиция выглядела следующим образом. Я сидела в кресле и усиленно поглощала «Презабавнейшую повесть»; Ардис вязала плед, окружена добрым десятком разноцветных клубочков размером не более кулака; Эгмонт стоял у окна и размышлял о судьбах Вселенной; Сигурд с Артуром работали на огороде, и оттуда изредка доносились их голоса. Походило на то, что Сигурду нравится огород, а Артуру нравится Сигурд.

Я посмотрела на кота, неподвижно возлежавшего у самых ног Ардис, — на клубки он косился с неимоверным презрением, всем своим видом опровергая идею о том, что кошки обожают носиться за быстрыми и яркими штуковинами. Этот кот предпочитал штуковины съедобные, а возможно, просто знал, что от хозяйки может и прилететь.

Ардис щелкнула пальцами — в воздухе перед ней повисли полупрозрачные песочные часы — и, кивнув, воткнула спицы в клубок.

— Пора идти, — сказала она. — Эгмонт?

— Разумеется, — коротко ответил маг.

Я посмотрела на него, на Ардис, потом вновь перевела взгляд на Рихтера и без особой надежды поинтересовалась:

— А мне с вами нельзя?

— Нельзя, — непреклонно заявил Эгмонт, но Ардис неожиданно возразила:

— Почему же? Ей может быть полезно, во всех смыслах. Боевые маги обычно плохо владеют лечебными чарами.

Рихтер громко хмыкнул, но Ардис и не подумала смутиться.

— Это факт, — пожала она плечами. — Если бы вы хоть немного умели латать те дыры, которые создаете, в мире было бы куда меньше проблем.

— Зато и заработок у нас был бы намного меньше, — добавил Артур из-за окна.

— Иди давай, — строго напомнил ему Сигурд, прочно вошедший в роль старшего родича. Забавно, что пацаненок даже не подумал ему возразить.

Мне очень хотелось переспросить: «То есть все-таки можно, да?!» — но разум подсказывал не искушать судьбу в лице Эгмонта, несколько выбитого из роли великого наставника. Ардис отлично разбиралась в людях; я поймала ее ехидный взгляд и чуть улыбнулась в ответ. Собственно, магичка была права: лечебную магию боевой факультет изучал ровно два семестра, один — на первом курсе, второй — на пятом. Оба раза лечмаг читала Шэнди Дэнн, но даже некромантка не могла превратить два семестра в четыре, а лучше — в шесть.

И вообще, главный лозунг боевого мага можно было сформулировать приблизительно так: «Ты, главное, атакуй побыстрее, а не то до лекаря можешь и не дожить!»

Так что я, не тратя времени даром, переплела косу, набросила куртку, наскоро проверила, все ли амулеты находятся при мне, и вышла на крыльцо. Белая собачка, особенно ценимая за несоразмерно громкий лай, мирно дрыхла в старом тазу, свернувшись мохнатым клубком. Таз был предусмотрительно оттащен в тень, которую отбрасывала большая бочка.

По двору, изящно изгибая лапки, шествовал чужой черный кот. На кур он смотрел усталым покровительственным взглядом, но те все равно поспешно прятались в густую малину — сомневаюсь, правда, что это могло бы их спасти.

Солнце грело сейчас удивительно мягко, и я закрыла глаза, подставляя лицо его лучам. Вот это и было настоящее: дом, нагревшееся за день крыльцо, легкие облака в предвечернем небе, — а КОВЕН, погоня и лесные страхи вдруг показались далекими, как полузабытый сон. Это было странно, иначе не скажешь, и я даже обрадовалась, когда в сенях послышались шаги и мне пришлось быстро отпрянуть, чтобы не получить по голове тяжелой дверью.

Треугольник; крупные звезды над черной ночной водой; укромные полянки, усыпанные красной земляникой; хитрая морда Лиса…

Почему меня так тянет туда, ведь я не Горана Бранка? И я никогда раньше не любила дикого леса…

Дверь отворилась, и кот на всякий случай дал деру, одним изящным движением перемахнув через высокий забор. Вышедшая Ардис держала на правой руке небольшую корзинку, из которой явственно пахло магией и совсем немного — лечебными травами. На шее у магички я заметила большой квадратный амулет — знак КОВЕНа, если судить по выгравированной руне.