Большая и грязная любовь - Гаврилова Анна Сергеевна. Страница 18

– Мы не стремимся, мы доставляем.

Я невольно смутилась – вот с этим точно не поспоришь, по себе знаю. А шеф продолжал:

– Чтобы утолить наш голод, простого соития недостаточно. Чтобы насытиться, нам нужен пик, высшие ощущения. Все особенности нашего вида… – шеф снова вилку взял, покрутил в пальцах, – это инструменты для добычи пищи. Все. Начиная физической трансформацией и заканчивая телепатией.

Я в этот миг как раз вина хлебнула… очень, между прочим, зря!

– По спинке постучать? – участливо осведомился шеф. Какой он все-таки добрый…

– Телепатия? – сипло переспросила я.

Губы брюнета растянулись в шаловливой улыбке.

– Крис, милая, ну зачем так пугаться? Ну телепатия, и что? И вообще, я думал, тебя физическая трансформация заинтересует больше.

Это он сейчас про то, что его язык может превращаться в нечто длинное и раздвоенное или… или у него не только язык удлиняется?

– Розочка моя, ты покраснела.

Еще бы! У меня ж фантазия временами богаче Рокфеллера!

– Так что там с телепатией? – вперив взгляд в тарелку, пробормотала я.

– То же, что с эмпатией, – милостиво «разъяснило» руководство. – Мы умеем считывать ваши самые потаенные желания – это к области эмпатии относится, а вот телепатия позволяет такие желания в сознание внедрять…

Мама! Куда я попала?

От созерцания тарелки пришлось отвлечься, причем срочно.

– Глеб?.. – В моем голосе появилась угроза.

Черт возьми! Я знаю, что к тридцати у женщин сознание меняется, что отношение к постельным играм другим становится! А уж если сюда длительное воздержание добавить, так вообще! И именно этим я объясняла свое чрезмерное влечение к Глебу и тот факт, что близость с незнакомцем доставляет невероятное удовольствие, хотя противоречит моим принципам!

После того как шеф связал меня сетевым кабелем и… ну, в общем, сделал все, что сделал, я мысленно признала себя извращенкой, потому что мне понравилось! Более того, я смирилась со своей распущенностью! Я мучилась и обвиняла себя, в то время как он…

– Я не применял телепатию.

– Ты еще и мысли читаешь?! – возопила я.

– Кри-ис… – сказал тихо-тихо. – Крис, не ори. Эти мысли на твоем восхитительном личике написаны.

Желание отрезать инкубу что-нибудь ненужное пересилило даже то, другое, но тоже с инкубом связанное…

– Крис, я не применял телепатию, – повторил Глеб. – Я вообще внушением не занимаюсь, мне не положено.

– Что значит «не положено»? – прошипела я.

Шеф шумно вздохнул и выдал:

– Розочка моя, я не просто инкуб, я высший инкуб. Для такого, как я, применение телепатии – моветон, равно как и насилие. Я слишком силен, чтобы использовать подобные приемы.

Вот теперь разозлилась всерьез, даже нож со стола схватила. Ненавижу, когда мне лапшу на уши вешают! Особенно столь открыто!

– А утром, на кухне, это что было? Не насилие, не?

Ухмыльнулся, придвинулся, словно никакой угрозы и в помине нет.

– Утром на кухне, – в голосе шефа появилась хрипотца, – я сделал то, чего хотелось нам обоим.

– Мне не хотелось! – выпалила и ножом для пущей убедительности махнула.

Глеб перехватил запястье, вынул опасный прибор из вмиг ослабевших пальчиков и озвучил то, о чем и прежде догадывалась:

– Я состояние возбуждения чую. Для меня это как аромат поспевающего шашлыка…

– Но ты меня загипнотизировал!

– Твое желание было естественным, – сказал зеленоглазый. – А в том, что касается остального… я ведь тоже не железный, Крис. Особенно когда голодный.

Сволочь! Просто сволочь!

Я выдернула руку из капкана и переключилась на улиток. Ну, в смысле, на ужин. Вот только хватило меня ненадолго.

– Мне койку в Кащенко бронировать?

– Прости? – переспросило начальство недоуменно.

– Ты сказал, что у людей после общения с вами проблемы с психикой начинаются, – милостиво пояснила я.

Глеб вздохнул, кажется устало.

– Тебе это не грозит.

Прозвучало как намек, правда, оскорбиться не успела. Глеб продолжал:

– Проблемы возникают у тех, кого выпили досуха. Секс – это тоже наркотик, причем один из сильнейших. Сперва человеку достаточно маленькой дозы, исполнения самых простых, самых примитивных желаний. Потом желания становятся сложней и, зачастую, извращеннее. Инкуб в стремлении насытиться дает максимальную дозу наркотика, вытягивает из подсознания все желания и мечты. Человек получает немыслимую дозу удовольствия, но после впадает в апатию: ему нечего больше хотеть – раз, произошел предельный выброс сексуальной энергии – два, лучшего любовника чем инкуб не найти – три. То есть человек понимает, что достиг вершины и никогда уже не испытает такого удовольствия.

– Но секс – не единственная радость жизни.

– Согласен. Только чтобы понять это, нужно преодолеть ломку и связанную с ней депрессию. Не самый легкий процесс, уж поверь.

М-да… грустно.

– Именно поэтому мы предпочитаем приличных женщин, – припечатал Глеб, а я… едва не выронила вилку.

– В смысле?

– В прямом, – улыбнулся зеленоглазый. – Женщина с небогатым сексуальным опытом и принципами обычно очень ограничена в желаниях. А чем меньше желаний, тем больше вероятность, что встреча с инкубом станет приятным приключением, не более. К тому же… – Глеб перешел на заговорческий шепот, – приличные женщины так вкусно смущаются…

– Глеб!

Рассмеялся. Не издевательски, по-доброму, но все равно обидно стало. Вот как ему не стыдно рассказывать мне такое, а?

– Ты, розочка, тоже на смущении попалась.

– А? – А вот с этого места поподробнее!

– Ага! – передразнило начальство. – Ты смущалась, Крис. Причем постоянно. И мне очень интересно – почему тот, кто втравил тебя в эту историю, не принял в расчет твою скромность? Это же самая большая дыра в твоей легенде.

Сразу вспомнилось – ночь, улица, фонарь… бутылка «брюта». И сказанное без малейшей запинки – «Я даже на маленькую и грязную согласна, веришь?» Впрочем, распитие спиртных напитков с незнакомцами еще не показатель распущенности…

– Моя легенда вообще на решето похожа, – тихо сказала я. А что, разве нет?

– Верно. И это наводит на мысли.

– Какие?

– Видишь ли, Крис… Когда мы меняем реальность, мы не оставляем человеку памяти о прошлой жизни. Очнувшись в новых обстоятельствах, он уверен, что всегда жил именно так. А вот с тобой поступили странно, если не сказать глупо.

И опять в памяти те самые – ночь, улица, фонарь… а еще собачник, который, при всей легкости и бесшабашности, на глупца не тянет.

– Думаю, тут одно из двух, – продолжал рассуждать зеленоглазый. – Либо память оставили нарочно, дабы ты прокололась и дала повод задуматься о том, что мы не всемогущи. Либо тем, кто проводил смещение, банально не хватило энергии. Второе, кстати, вероятней.

Увы, выспросить подробности было не дано – у столика возникла женщина в платье с умопомрачительным декольте и противно так протянула:

– Ой! Ну надо же, какая встреча! Кри-ис… сколько лет!

Алису Зябову в классе называли не иначе как… нет, не Зяблик, Шершень! Не потому что большая и полосатая, просто жужжит очень громко и грызануть может так, что мало не покажется. На достопамятной встрече одноклассниц Алиса тоже была, отчаянно хвасталась новым загородным домом, пятилетним сыном и мужем – то ли депутатом, то ли дипломатом, то ли нефтяником. Ну и меня едва ли не громче всех жалела.

– Крис, вот уж не ожидала! – продолжала тянуть Алиска. – И правду говорят – мир та-ак тесен!

Пришлось встать, расцеловаться с Шершнем и представить однокласснице Глеба… И вот тут очень неудобная заминка вышла.

– Глеб, это Алиса, мы вместе в школе учились. А это… – я указала на зеленоглазого, – это… это… мой шеф, Глеб Игоревич.

– О! – воскликнула Алиска. – Ну надо же! А я-то подумала… ой, извините! Ничего-ничего!

Глеб, как и подобает руководству, не ответил – учтиво кивнул и вернулся к ужину. Вернее, к созерцанию тарелок и бокалов.