Музыкальный приворот - Джейн Анна. Страница 106

— Дурак ты, Кей. Если я, правда, выпрыгну? — задумчиво посмотрела я на водителя. А он не обращал на меня внимания — его взгляд был устремлен вперед.

Мое воображение тут же нарисовало прекрасную картину: Катя, бросая на красавца последний свой выразительный взгляд, полный тоски, открывает дверь, выбрасывается на дорогу… Кей в ужасе — он тут же останавливает машину, бежит к девушке, распластавшейся на асфальте, дрожащими руками переворачивает ее на спину, а по голове Кати течет тонкими струйками кровь… и вот уже целая багряная лужица на дороге, а мерзкий и очень бледный Кей понимает, что она умирает. Он опускается на колени, серые глаза его блестят от слез, он тормошит Катю, и руки его в крови, и одежда тоже, а она не приходит в себя — кровь уходит и забирает вместе с собой последние капли жизни. И тогда он дико кричит: «Катя, Катя! Нет!!», прижимает бесчувственное тело к себе и… плачет… Ведь она умирает… Вокруг собираются люди, останавливаются машины, где-то вдалеке слышится сирена «скорой помощи», а парень все кричит и молит девушку прийти в себя…

— Ты глухая? — не слишком вежливо осведомился музыкант, раскаивающийся только в моем воображении.

— Что? — очнулась я. — Нет, у меня хороший слух…

— До тебя долго доходит? Хм. Ты похожа на утку в таком случае.

— Почему на утку-то?!

Кей повернулся ко мне и с обворожительно-наглой улыбкой произнес:

— Да уток, милашка, доходит на третьи сутки. Но ты должна гордиться. Ты уточный гений — до тебя, конечно, инфа доходит не так быстро, как до обычного человека, но куда быстрее, чем до птиц.

Я тяжело вздохнула и выдохнула. Почему на Земле появляются такие противные люди?

— Да, Кей, — с достоинством произнесла я, — ты умеешь высмеять человека, гордись. — Ой, зачем я это сказала, ты ведь и так гордый — а теперь загордишься так, что просто держись! До мании величия.

— Эй, у тебя не получаются подколы, — моя речь не произвела должного впечатления на водителя.

Ну и что? Не всем же быть такими мерзкими ехиднами?

— Так ты остановишь?

— Нет.

— Ты, знаешь что…

— Дай мне солнечные очки, — услышала я приказной тон милорда-музыканта.

— Зачем? — до сих пор еще видела я превосходную картину своей гибели и кеевского раскаяния.

— Малыш, — проникновенно произнес Кей бархатным голосом, — очки мне нужны, чтобы они защищали глаза от ярких солнечных лучей. Видишь ли, лучи светят мне прямо в лицо. И мешают вести тачку. А переднее стекло протонировано плохо. Ну, это я так, для справки, тебе говорю. Ты же знаешь, что такое стекло?

— А где твои очки? — почувствовала я себя кем-то средним между уткой и клушей.

— Прямо перед тобой. На панели. Взяла? Надень их на меня.

— Хватит со мной обращаться, как со служанкой, — осторожно взяла я солнцезащитные очки с абсолютно черными стеклами и зачем-то примерила, — сам надень, не маленький.

— Ты хочешь, чтобы я отпустил руль? Эй, сними их немедленно.

Я стянула с носа солнечные очки. Хорошие, стильные, дорогие. Кей, как я погляжу, очень уважает хорошие вещи. Но почему я должна заниматься всякими глупостями? А если он мне прикажет их съесть, я тоже обязана буду незамедлительно подчиниться?

— Одной рукой надень — это не сложно, — задело меня. Что за глупость — люди всегда вполне самостоятельно очки себе на нос цепляют. Если изловчиться, то это даже ногой можно сделать, по-моему. Но наш царственный Кей любит, чтобы за ним ухаживали. Не буду я ему подчиняться — и точка!

Солист группы «На краю» смерил меня тяжелым взглядом, выхватил свои дурацкие очки и отбросил на заднее сиденье, не заботясь о том, что это вещь достаточно хрупкая и может сломаться.

Психопат!

Видел бы мой дядя, какое у солиста небрежное отношение к очкам, он бы ему целую лекцию прочел, наш домашний аккуратист!

Я, естественно, ничего не сказала вслух, только задумчиво покачала головой. Вот же псих. Видели бы его поведение фанаты! Узрели бы они его мордашку с презрительно искривленными губами! Услышали бы только его начальственный тон! Глядишь, и отполовинились бы. Наверное.

Авто лихо повернуло на широкую полупустую трассу, ведущую за город. Иногда я ездила по этой дороге, когда папины друзья, имевшие дачи или дома в коттеджном поселке, звали нас к себе на шашлыки. По этой же дороге нужно было в скором времени ехать и Нинке с ее синеньким, дабы попасть на прием к старушке Эльзе, неизвестно почему воспылавшей страстью к «панковидному» парню.

Мы молчали. Умудряясь одной рукой писать сообщения, а другой держать руль (и это еще он приказывал, чтобы я на него очки надела!), Кей вел свою машину легко и плавно. Странно — вроде бы он едва касается руля, а машина так хорошо слушается, словно ловя малейшие движения его рук. Ну, или ног — я почти не имею никакого представления о том, как нужно водить машину. Не думаю, что вообще когда-нибудь получу права — в этом мы с Нинкой солидарны.

Скорость машины увеличивалась. В ушах тут же заложило — мой организм всегда так реагирует на поездки в автомобилях.

— Давай-ка помедленнее, — предложила я.

— Давай-ка лучше музыку включим. Значит, ты любишь мелодичную? Отлично. Только для тебя, детка.

И Кей, совершенно не боясь потерять управление, вытащил из переднего подлокотника диск, повертел его в пальцах, но, взглянув на название, отбросил назад и достал другой.

— «Дарк эмбиент» или «нойзкор» ты не выдержишь, — соизволил парень пояснить свои действия, — а вот этот «хард-кор-техно» и «хард-кор-транс» тебе подойдут больше. Увы, — он не дал мне и рта раскрыть, — если ты предпочитаешь что-то другое, я ничем помочь не в силах. Остальное — только рок и метал.

С этими словами он вставил найденный диск в дисковод, понажимал на пару кнопок, и по всему салону разлилась динамичная музыка, преимущественно состоящая из звуков «бух-бух», «бах-бах-бах» и «бз-з-з-з-з». По крайней мере я так воспринимаю любое резкое электронное звучание.

Акустика, конечно, здесь была хорошая, но вместо жесткого — и да, мелодичного — техно, то затухающего, то вновь готового взорваться на сотни искаженных звуков, лишь чудом сочетаемых друг с другом, я бы лучше романтическую попсу послушала, честное слово. Хорошо еще, это дисгармоничное баханье не такое громкое.

— Скоро ты полюбишь скорость! — задорным тоном проинформировал меня светловолосый парень. Он все больше жал на газ.

И как Кея только милиционеры не останавливают? Вот в нашей семье, к примеру, никто не пользуется автомобилем — разве что дедушка. Так и томится в одиночестве серебристая «тойота», купленная Томасом прямо в Японии, в стареньком гараже. Почему? Потому что мой папочка на пятый день пользования машинкой умудрился попасться сотрудникам ГИБДД в нетрезвом виде. А во всем виноваты были, как всегда, многочисленные друзья. Когда Томас вернулся из Японии, где с жутким успехом прошла очередная выставка его работ и работ еще пары российских авангардистов, к нам в гости приперлись его знакомые и друзья — отметить. Они, кстати, считают, что наш дом — это что-то вроде бесплатной таверны, где всегда ждут посетителей. Даже странно, что за последний месяц к нам почти никто не заглядывал. Леша буквально позавчера заметил по этому поводу следующее: «Наверное, у нас к квартире тихо-мирно потому, что на дворе апрель. А это вроде как месяц обострения всех заболеваний, в том числе и психических. Твои дружки, драгоценный брат, наверное, сейчас проходят интенсивный курс психотерапии. Пройдут — и снова к нам повалят, да, Катя?» Я тут же согласилась, а Томас разразился целой тирадой о том, что мы с дядей, мол, жутко невоспитанные и негостеприимные, позорим «знаменитый русский менталитет широкой души» и «образ щедрого россиянина, сложившийся в стереотипном сознании иноземцев». Алексей, конечно же, тут же ехидно поинтересовался: «Если у тебя такой вот русский менталитет, то почему ты, интересно мне знать, взял себе такое прекрасное, чудесное, воистину народное имя „Томас“?» Тогда, конечно, они опять поспорили…