Делл (СИ) - Мелан Вероника. Страница 33

Одежда отлетала в стороны, как ненужный лишний элемент между телами. Руки искали доступ к каждому сантиметру горячей обнаженной кожи, а взгляды к сердцу. Хочу в тебя… Глубже… Внутрь, в душу, насовсем…

Зубы покусывали шею, клеймили, с неслышным рыком впивались в иллюзорный загривок, пальцы сминали волосы, сжимали, тянули, заставляли склониться в подчинении, уступить сладкому натиску, признать поражение и тем самым обрести большее…

Разум-оболочка наблюдала за мужчиной, перенесшим женщину – нежную, сделавшуюся похотливой, растаявшей под ласками - от стены на кровать. Наблюдала за тем, как тот нетерпеливо расстегнул молнию на джинсах, лег сверху, какое-то время просто держал ее в объятьях, стараясь не нырнуть в омут с горы, как все же не выдержал и со стоном погрузился туда, куда, сам того не зная, мечтал попасть… Нет, не в сочащееся соками тело – в душу. В разум, в мысли, в чувства…

Вздрогнули, дернулись, как у жертвы, пойманной в капкан, стройные ноги, раздался стон, и полуобнаженные мужские ягодицы со сползшими джинсами задвигались ритмично и глубоко: то застывая, пока тело пропускало через себя чувство обладания, то вновь поршнем, бетонной сваей опускаясь на завоеванную женщину…

Ткань простыни трещала под судорожно сжимающимися пальцами, стоны ловились губами, нежно терлись друг о друга щеки – одна небритая, другая мягкая, почти шелковая. Толчок, удар, наполнение, нежность и ощущение обреченности в глазах, прижатые к матрасу запястья, и ощущение свершающегося факта…

Подрагивала стоящая у кровати тумба, а по ней медленно, будто пытаясь ретироваться от смущающего откровенного зрелища, шаг за шагом скользил назад будильник.

Стал ли Дэлл моим?

На какой-то момент он стал моим больше, чем чьим-либо еще, и пока этого было достаточно. Восьмой час утра, белесый свет, пробивающийся сквозь шторы спальни, тяжелая мужская рука на обнаженном животе и глубокое, размеренное дыхание у самого уха, шевелящее спутавшиеся от пота волоски. Явь, сделавшаяся сказкой.

Вспомнилась гладкая стена, холодившая спину и зад накануне вечером, и натиск горячего тела, ладони, сжимающие лицо, и жадные ищущие губы. А потом ощущение наполненности… как хорошо, до идиотизма хорошо, когда он внутри…

Я закрыла глаза.

Сегодня будильник не зазвонит – его никто не заводил.

Не нужно на работу, к Тони, не нужно торопиться в Солар. Как странно, но как хорошо. Пусть будет завтрак без спешки, запах кофе, новые разговоры, ощущение тепла, а следом и новый день.

А пока - теплая рука, покрытая светлыми волосками, которую можно погладить, осторожно коснуться пальцем, провести сверху вниз…

И он не проснется. Потому что он устал.

Глава 10

Как прошли следующие пять дней?

Как в дымке, в наркотическом тумане, в постоянной эйфории, со знанием, что тропка, по который ступает нога, находится очень высоко, а рядом глубокий, смертельно опасный, бездонный провал. Но если смотреть только вперед, то можно на какой-то момент забыть о страхе, не помнить, что соскользнуть легко, убедить себя в полете, в ощущении крыльев за спиной. Мир для меня! Для нас! И к черту мысли…

Пять дней… Долгие и короткие, состоящие из звонков, его приездов – иногда ожидаемых, иногда застающих врасплох, - из мягких поцелуев в полумраке салона, из слов «Как ты, девочка? Ждала?» О, да… всегда ждала. Находясь в Соларе, мурчала, тщательно накладывая макияж и подбирая одежду, порхала по полутемной каморке, не замечая полумрака, словно та была ярко освещенной гримерной актрисы, нежно любимой и лелеемой одним единственным зрителем. Хватала телефон, стоило тому ожить, с такой скоростью, что трещал пластиковый корпус…

В эти дни я была Женщиной. Настоящей, прекрасной, мудрой и немного дурной от переизбытка гормонов и счастья в крови. Секс – иногда долгий и трепетный, а иногда дикий, почти животный - настигал нас везде, словно аркан для двоих: в его доме, в машине, даже раз в гараже… Иногда в прихожей или на кухне, в коридорах, на ковре, устилающем пол, перед телевизором. Но помимо секса было и другое – нежность поцелуев, таящая больше, нежели обычная людская страсть, глубокие взгляды, мягкие полуулыбки, моменты задумчивости, тишина, наполненная двумя.

И никогда мы не говорили о будущем.

Ни слова, ни полслова, ни даже намека на зарождение темы. Хотя каждый из нас помнил…

Солар и Нордейл будто проложили временный мост через барьер Уровней, помирились, подписали договор об отмене границ для того, чтобы маленькая наивная Меган могла быть в любой момент украдена молчаливым Дэллом, чей загадочный взгляд часто прятался под полуопущенными веками.

Мы вместе обедали и ужинали: иногда выбирались в соседнюю кофейню, где готовили Артианские десерты, иногда в пиццерию или ресторанчик, расположившийся на углу Сорок Второй и Хайлейн драйв. Названия улиц постепенно становились знакомыми, привычными, своими…

Два раза по вечерам, закончив работу, Дэлл разрешал мне спуститься в лабораторию, где учил отличать химикаты на вид и по запаху, показывал, как мастерить простые, но эффективные ловушки из подручных средств, рассказывал о поведении взрывчатых веществ в различных условиях… В такие моменты, когда его голос звучал сдержано, а глаза становились серьезными, мой живот сводило от желания, а сердце - от нежности. Хотелось шагнуть вперед, коснуться, перебить монолог, согреться мужскими руками в прохладе полуподвала и сказать так много… много того, чего не стоило говорить. И невысказанные слова пузатыми рыбами плавали внутри и смотрели своими выпуклыми глазами сквозь аквариум тела на того, кому были предназначены, но до кого не могли дотянуться.

А когда желание поделиться чувствами становилось настолько безудержным, что сводило пальцы на руках, я из последних сжимала зубы и заставляла себя молчать, несмотря на сладкую боль в сердце.

Время покажет. Время все покажет…

И быть может, он останется…

Надежда продолжала пробиваться солнечным лучом сквозь засыпанный камнями вход в грот сомнений.

В полумраке моей комнаты, так часто пустующей в последнее время, рядом с подушкой, лежало ярко-желтое плюшевое солнце, выигранное на ярмарке, но, возвращаясь домой, я никогда не касалась его, отворачивалась от улыбающегося в пустоту лица. Боялась прижаться и допустить внутрь отчаяние.

А что, если не останется?

Не сейчас, еще слишком рано.

Я уходила из квартиры, а плюшевое солнце оставалось неподвижно лежать рядом с подушкой.

Шефу я больше не звонила, а он не звонил мне – Дэлл оказался прав: единственного похода к офису хватило понять, что контора с тех пор больше не открывалась. Слепо отражали небо наглухо закрытые окна, тихо спали внутри телефоны, факсовый аппарат, принтер и компьютеры на столах. Все так же валялись рядом кипы бумаг.

Что же случилось с Тони и остальными? Не мое дело… Я завязала вовремя.

Пачка денег – одно ее наличие в шкафу на полке давало мнимую иллюзию свободы и беззаботности. Меня поили, кормили, нежили, заботились; да, пусть молча и без обсуждения будущего, но делали это с душой. И ласковые действия показывали больше слов. Против воли росла все та же пресловутая надежда.

Не хочу уходить… Этот мужчина… Хочу готовить для него завтраки, встречать с работы, хочу улавливать тончайшие волны настроения, расстилать для него постель. Хочу жить в этом доме и в этом городе – уютном, несмотря на осень, сделавшимся родным. Хочу-хочу-хочу!

Но как?...

Ответы пока не приходили. Но все еще оставались теплые пальцы, глубокий взгляд серо-голубых глаз, затаившиеся морщинки раздумий в уголках рта и многозначительная тишина, в которой притаилось угрожающее «нет» и шаткое «да».

*****

Так продолжалось до субботы.

Шел тринадцатый день с момента подписания злосчастного договора. Издыхала временная линейка, отмечающий окончание двух недель; горящий фитиль все ближе подбирался к бомбе, и волны отчаяния начали яростно крушить плывущий в океане шаткий островок моего мнимого счастья.