В объятиях мечты - Гаврилова Анна Сергеевна. Страница 23
Поединщики с самым радостным видом принимали поздравления – отвешивали шутовские поклоны, кичились развитой мускулатурой, посылали воздушные поцелуи клыкастым девицам и хлопали друг друга по плечам – вроде как благодарили за интересный бой. Они как будто не замечали своей наготы, а свидетели этого действа даже не пытались одернуть. Словно все в порядке. Словно так и надо.
Я невольно скосила взгляд на Быстрого, потом на Жнеца. Волевым усилием отмела естественное подозрение – может, я одна такая? В смысле – только мне видна… обнаженная плоть с… не менее обнаженной мужественностью?
А когда осознала, что для оборотней это в порядке вещей… прикрыла ладошками щеки и зажмурилась. О Богиня! Я же сейчас сгорю со стыда! Не гипотетически, взаправду! Неудивительно, что этот народ «не балуется этикетами». О каких приличиях можно говорить, если они… если у них… О Богиня!
– Соули? – обеспокоенно позвал Жнец.
Я замотала головой. Нет! Только не заставляйте говорить об этом вслух!
Не заставил. Но порадоваться сему факту не успела – внезапно на арене воцарилась тишина, а спустя минуту зазвучал зычный, рычащий бас Вожака…
– Прошу вас воздержаться от обратного оборота, – сказал Быстрый. Слова сопровождались волной безудержного, почти мальчишеского веселья. – У нас гостья из второго мира. Она… смущается.
На меня и раньше косились, а уж после такого…
– Соули? Это та самая Соули? – шорохом понеслось по рядам.
– Рядом со Жнецом? Да быть такого не может!
– А она ничего. За такую можно сразиться.
– Да ну… человечка.
Последние слова задели. Пришлось выбраться из зыбкого убежища и вперить суровый взор в… Быстрого. А в кого еще?
– Вы ошиблись. – Сказала холодно и четко. – Я из первого мира.
– Ну… это ты считаешь свой мир первым, – усмехнулся Вожак.
– То есть?
Красноглазый отмахнулся, а я… я сцепила зубы, надела маску непробиваемого безразличия и вернулась к созерцанию поединщиков. И вздрогнула, потому что теперь, когда стыд застилал глаза не так сильно, признала в одном из них Остока.
Оборотень, который был объявлен как представитель дипломатического корпуса седьмого мира, стоял в неглиже и скалился. Увы, мнимая улыбка предназначалась не публике, а мне. Лично!
– Как? Разве он из вашей стаи? – пробормотала я.
– Ах, Соули, – отозвался Быстрый, – ты всего полдня в нашем мире и уже удивляешься?
Я ответила недоуменным взглядом.
– Удивляется тот, кто уверен, что понимает. Ты ничего не знаешь о нашем мире. Так зачем удивляться? Прими, как есть, и не мучай себя.
После такого заявления держать маску стало невероятно сложно. Я растерялась. Совсем! Наверное, именно поэтому предложение Жнеца не встретило и тени сопротивления…
– А давайте в трактир! – сказал младший Вожак. – А то жрать охота.
– Ага, – поддержал Стремительный. – А потом вернемся, на старичков посмотрим!
– Матерые приходят только к вечеру, – милостиво пояснил несостоявшийся муж. – И бьются так, что этим, – кивок в сторону арены, – даже не снилось. Вот на это точно поглядеть стоит!
Я проснулась в роскошной кровати под кроваво-алым балдахином. Несколько минут таращилась на этот самый балдахин в отчаянной попытке понять, где я и как тут оказалась. Потом попыталась сесть и взвыла – в голове как будто магический шар взорвался. Следом еще один и еще…
– Госпожа Соули? – осторожно позвал кто-то. Голос был незнакомым, женским, и спровоцировал новый взрыв боли.
– О Богиня…
– Сейчас! – воскликнула невидимая собеседница. – Сейчас!
Спустя пару бесконечно долгих минут в моих руках оказалась чашка с дурно пахнущей жидкостью. Мгновение, и рот наполнился слюной, к горлу подкатила тошнота. Я попыталась вернуть проклятое пойло, но девушка в форменном переднике была непреклонна.
– Пейте! – скомандовала она. И тон как у рассерженного капризами пациента лекаря.
Пришлось задержать дыхание и хлебнуть предложенную мерзость. Увы, акт самопожертвования девица не оценила.
– До дна!
– Не…
– До дна, госпожа Соули!
Выпить оказалось проще, чем спорить. Тем более на вкус снадобье было не таким дурным. Кисленьким.
– Теперь закройте глаза и расслабьтесь. Боль сейчас пройдет.
Я ответила глубокомысленным «о…» и послушно опустилась на подушки. Правда, расслабиться не смогла – вместе с хорошим самочувствием ко мне возвращалась и память…
Небольшой, уютный зал, заставленный столиками. Смешливые подавальщицы в белых чепцах. Приветливый владелец трактира в жилетке на голое тело. Удивительно вкусное жаркое. Паштеты, колбасы, сыры. Напиток с медовым привкусом. Разговор о жизни. Вернее… сперва разговор, потом спор. Снова напиток, возвращение на арену.
Бой «матерых» – зрелище невероятное. Кровь бурлит и пенится, сердце норовит выскочить из груди. Еще один бой. Потом третий, четвертый. Опять напиток – Стремительный целый бочонок из трактира приволок. Быстрый отговаривает, младшие Вожаки наоборот. Я на стороне большинства… отчего-то.
Крики. Свист. Визг. И так хорошо, и так весело. Всем. Даже Быстрому.
А потом все. Темнота и забвение.
Из воспоминаний вырвал голос Жнеца:
– Да, сестричка. Пить ты не умеешь!
Согласно этикету, мне следовало возмутиться. Причем как можно громче – чтобы все-все домочадцы услышали. Чтобы бросили дела, примчались и не позволили Жнецу компрометировать меня своим присутствием. Еще следовало напомнить этому полуголому громиле, что его поведение неприемлемо и стыдно. И объявить, что с сего дня знать его не желаю, ибо приличные девушки с такими, как он, не общаются. И, видимо, стоило подтвердить слова действием – подушкой в оборотня кинуть, например. Или чем-нибудь посолидней.
Но я даже не пикнула. В голове в этот миг набатом гремел один единственный вопрос:
– Как ты меня назвал?
Оборотень со всего маху плюхнулся на мою постель и лишь после этого продемонстрировал удивленную мину. Вкупе с бинтами выглядело занятно.
– Мы же побратались вчера. Забыла?
– Побра… что?!
Жнец одарил хитрым взглядом и потянулся к одеялу, которое я старательно натягивала на подбородок.
– Эй!
Руку громила убрал мгновенно.
– Ах да, без зеркала все равно не увидишь. – И уже в сторону: – Рис, дай во что поглядеться!
Девушка в форменном переднике появилась почти сразу. Протянула мне небольшое зеркальце в золотой оправе. Нет, наша семья не из бедных, но брать такое руками…
– Ну! – нетерпеливо подтолкнул Жнец. Младший вожак едва ли не светился от счастья. – На шее, – подсказал он. – Рядом с засосом!
Зеркало в итоге не взяла, а выхватила. Откинула одеяло, вгляделась в собственное отражение, и… и мне так захотелось того великолепного напитка с медовым привкусом. И побольше!
Рядом с посиневшим «подарком» Райлена красовалась золотая печать – след звериной лапы, заключенный в круг.
– И на правой ключице! – добавил оборотень.
Пришлось сдвинуть ворот невесть как оказавшейся на мне ночной сорочки, и… желание причаститься вчерашнего хмельного пойла стало заветным – под ключицей, ближе к плечу, сияла еще одна печать. Только в круге не след был, а нечто напоминающее оскаленную звериную морду.
– Это от Стремительного, – пояснил нежданный посетитель.
Я открыла рот, но не произнесла ни звука. Не смогла. Думалось в этот миг только об одном – папа меня убьет! И мама, видимо, тоже.
А Жнец опять придвинулся и сунул под нос бицепс.
– А это твое, – тыча пальцем в одну из многочисленных завитушек, сообщил он.
Нервно сглотнула и пригляделась. Мне указывали на крошечное солнышко, застрявшее между двумя сложными, явно старыми узорами.
– Мое? – изумленно выдохнула я.
– Ага! – Оборотень выглядел таким счастливым… ну почти как госпожа Флер, новую сплетню услыхавшая. – Мы и не надеялись, что у тебя получится. А ты смогла. Вот она – порода! Наша порода!
Мама… Мамочка…
– Ладно, хватит валяться. А то там… – Губы Жнеца растянулись в наихитрейшей улыбке. – Там из посольства депеши шлют. Сивый уже дважды твоего герцога прибить пытался. Говорят, даже Центрус и кто-то из особого отдела подключились. Ищут тебя.