Внучка бабы Яги - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 22

— Откуда такие полезные знакомства? — поинтересовалась я у Колобка, вытирая кислые молочные усы. — С хозяином небось на темной дорожке встречались?

— Ну скажешь тоже! Родственники мы с Антипом. — Колоб, сидя на уголке стола, хлебал по-кошачьи из блюдца. — Он моего дедушки двоюродного свояка племянник.

— Это как? — удивленно открыл рот студент.

Я на мгновение задумалась:

— Это значит, что Колобков родитель и дядя нашего хозяина были женаты на двоюродных сестрах.

— Да уж, не седьмая вода на киселе, — уважительно хмыкнул Зигфрид.

Я расхохоталась. Колобок строго глянул на студента, потом не выдержал и тоже дробно захихикал.

— Люди добрые, не пора ли совет держать, — вернул нас к действительности Ванечка. — А ты, тетенька, рукавом-то не обтирайся, негоже. — Дурачок достал из рукава тонкий шелковый лоскут. — На вот, платочком подотри.

Чистюля наш! А Зигфрид еще выступает под настроение про дремучесть рутенских мужиков! Вот у кого из швабских бауэров сыщется такая расшитая петухами тряпица — нос подтереть? То-то же…

— Предлагаю следующее. — Студент сложил руки шалашиком. — Иван с Колобом остаются здесь — к полудню от Елисея посыльный придет лошадей забрать, а мы с Лутоней — на разведку.

На том и порешили. Барон обстоятельно разузнал дорогу до посольского приказа у полового, одарив того мелкой монеткой, и наша компания разделилась.

Разноголосый гомон накрыл с головой, как только мы углубились в торговые ряды.

— Пирожки, кому пирожки! С пылу с жару!

Пронзительные крики зазывал, причитания нищих, мычание, блеяние, гогот.

— А вот кому ткани тонкие заморские? Налетай, торопись!

А народу-то сколько! Я столько людей сразу и не видела никогда. Пробираться сквозь рыночную толпу — то еще удовольствие. То пихнут локтем, то на ногу наступят тяжелым кованым сапогом. Никто не обращал внимания на рыжего сорванца, в личине которого я все еще пребывала. Зигфрида оттеснили от меня. Вот уже какая-то ромская бабища, позвякивая монистами, пытается нагадать растерявшемуся барону про удачи в делах сердечных да скорую встречу в казенном доме. Вот выберусь, надеру мальчишке-половому уши. Это ж надо, такой удобный путь указать! Чьи-то жадные руки скользнули по бедру, отодвигая полу зимнего кафтана. Ёжкин кот!

— Держи вора! — изо всех сил заорала я, устремляясь в погоню.

Стольноградский люд на помощь мне приходить не спешил. Подумаешь, украли чего-то. Да у них небось по полета раз на дню такие представления разыгрываются. Лиходей припустил, ловко протиснувшись в щель меж двух лотошников, я следом. Хорошо еще, денежка у меня под одежей запрятана, а воришка только дорожную фляжку снять и успел. Все равно обидно — вещица богатая, с чернеными серебряными накладками, и сидр в ней опять же. Да и как я без яблочного напитка теперь? Нет уж, врешь — не уйдешь!

С рыночной площади босяк юркнул в проулок. Я оглянулась на бегу, поискав глазами студента. Не видать, скрыт мой попутчик за чужими спинами.

Улочка была узкой, грязноватой и пустынной. Дома, плотно прижатые друг к другу тесаными боками, как-то сразу отсекли и людское многоголосье, и яркий свет зимнего солнышка. Воришка отыгрывал у меня уже с дюжину саженей. Эдак скоро счет на версты пойдет. Я поднажала. Дыхание вырывалось изо рта колючими клубками, в правом боку закололо, будто там ежи решили свадьбу справить. Босяк завернул на соседнюю улицу. Я следом. И кубарем покатилась под копытами огромного жеребца.

Огонь! Лед и огонь вокруг. Серебряное сверкание подков и грохот, от которого, кажется, вот-вот разорвутся уши. Я зажмурилась, свернулась в клубок, стараясь занять как можно меньше места. Морок сползал с меня, как луковичная шелуха, слой за слоем опадая под копыта беснующейся лошади.

— Михай, осади!

— Ведьма! Люди добрые, ведьма. Только что мальчишкой была…

— А кому пирожки?! С вязигой, с капустой, с мясом да ежевикой!

— Ты уж, мил-человек, с ведьмой-то построже, а то не ровен час…

— Пиво! Горячее пиво! Веселит живот да дух греет, кто не выпьет — заболеет!

— Гляди, как коня-то корежит! Истину глаголю — у всех ведьм глаз дурной.

— А у Машки Медяной ноне свинья опоросилась, да все щенками… Не иначе — сглазили.

— Ой, да твоя Машка соврет — недорого возьмет.

— А потому надо в Трехликом храме поклоны бить, чтобы всякая зараза Рутенское княжество оставила.

Влажное прикосновение к щеке. Я приоткрыла глаза. Мохнатая лошадиная морда укоризненно посапывала мне в лицо.

— Михай, что там с ней? — Говоривший, казалось, выцеживал слова сквозь зубы, с высокомерной ленцой.

— Да вроде жива, господарь.

В круге зрения появилась другая морда — человечья. Широко распахнутые голубые глаза смотрели сочувственно и с интересом.

— Я тебя часом не пришиб, попрыгунья? Вставай. — Протянулась короткопалая рука, затянутая до локтя в кожаный наруч.

Да уж, кому пирожки да пышки, а кому синяки да шишки.

— А я думала, это лошадь была, — поднялась я, потирая ушибленную спину. — А то ты на меня налетел.

— Ха, язва! Ты сама под копыта кинулась!

Невысокий ладный молодец упер руки в бока и даже ногой притопнул в гневе. На кожаном нагруднике раскинул крылья гербовый дракон. Дружинник, да еще в парадном облачении. Это у какого князя зверушки такие любопытные на гербе рисуются?

— Да я за карманником бежала! А тут ты со своей лошадью. Из-за тебя теперь свое не верну!

— А кто тебе лекарь? Сама виновата, следить надо за имуществом, чай не в деревне!

— Долго еще? — вклинился тот же высокомерный голос.

А говор-то непростой, будто и мягкий, а получается, навроде как сталь в шелка обернули. Я задрала голову. Солнце слепило глаза, поэтому толком рассмотреть говорившего не удалось. Просто темная громада нависала сверху.

— Так это ихняя баба, значить. Глянь — худая да черная. Точно, романе свою ведьму подобрали, — все не унимался кто-то в толпе.

Я понемногу приходила в себя. Улица, на которую меня вынесла нелегкая, упиралась одним концом в рыночную площадь, поэтому и люду на шум набежало. Еще бы, нечасто можно увидеть природную ведьму под копытами романского воина. Нет, не так. Нечасто у нас романское воинство увидишь. С десяток верховых военным порядком следовали через город, когда я тут решила в догонялки поиграть. А куда направлялись? Так к гадалке не ходи — будут за кого-то из своих нашу княжну сватать. Высокомерный — это, видать, жених и есть: кто-то из княжичей. Князь-то у них давно и прочно на лузитанской принцессе Иветте женатый, а сыновей наделал немерено, штук десять, не меньше. (Бабушка меня когда-то заставляла их на память зубрить, да все равно сейчас не упомню.) Задружиться, видать, со Славиславом решились. Рутения княжество хоть и небольшое, но очень уж удачно расположенное. На север — росы, на восток — сарматы, на запад — галлы, и все с нами граничат. И реки у нас судоходные, и выход к морю имеется. Торговые перспективы такие, что ахнешь. А если заключить договор с подгорным народом на разработку недр… Ёжкин кот! Нашла время про то думать! Тут бы ноги по-хорошему унести. Говорят, романцы — народ свирепый, под горячую руку не попадай. Я стала выглядывать щелку, куда бы юркнуть.

Михай, ухватившись за стремя, что-то втолковывал своему хозяину. До меня доносились только отдельные романские слова.

— Потрудись говорить на местном наречии, — вдруг громыхнул знатный всадник.

— Господарь, там местные парни воришку поймали, за которым девица бежала, — сказал кто-то из дружинников.

Моего обидчика держали под руки двое стольноградских стрельцов, а сам он являл собой жалкое зрелище. Грязный, потрепанный мальчишка в разодранной рубахе, сквозь прорехи которой виднелась синеватая гусиная кожа. Как он не околел на морозе в такой одежде, непонятно. По рябому лицу текли слезы, глаза казались белыми и безумными — видать, страшно было лиходею.

— Что у девицы забрал? — строго проговорил главный. — Верни!