Внучка бабы Яги - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 24

— Бесполезно, — попытался остановить ее Влад. — Там еще заклинание наложено — просто так не вскроешь.

— И почему это злые люди тебя к лежанке прикрутили? — пыхтя от усилий, спросила девочка.

Хороший вопрос! Как радостно ахала Стефания, когда он, смеясь, сообщал ей обо всех продуманных хитростях и ловушках… И как мило краснела, предложив оборудовать ложе страсти этим… хм… приспособлением. Но не рассказывать же ребенку о развлечениях, которым предается романская аристократия. Вся кровь, еще оставшаяся в теле Влада, бросилась ему в лицо жарким румянцем.

— Мала еще…

— Не очень-то и хотелось, — обиженно буркнула собеседница, продолжая ковыряться в замке. — Вот не пойду за тебя, старого, замуж, будешь знать! И вообще — тебе к земле привыкать надо, а не к девицам свататься.

Влад улыбнулся. Девочка, скорее всего, до сих пор пребывает в уверенности, что это всего лишь сон. Кстати, надо бы отправить малышку домой, пока его мучительнице не вздумалось вернуться и продолжать экзекуцию. Двусторонний портал, наведенный между его спальней в цитадели и кухней охотничьего домика, настроен только на двух людей — него самого и его бывшую любовницу. Значит, девочке одна дорога — через изнанку. При хорошем стечении обстоятельств ее вынесет обратно… Интересно, чем деревенская простушка заплатила за гадание — памятью или кровью? Хватит ли ей того и другого, чтоб в сумеречном изнаночном мире отыскать дорогу домой? Эх, воды бы сюда! Хоть пару глотков. Уж тогда бы он без проблем навел портал, куда эта птичка укажет. Ха! Да он бы одним движением порвал ненавистные оковы, он бы изничтожил графиню, если б только не был лишен доступа к своей стихии. Видимо, свои желания он произнес вслух. Наивное дитя отбросило в сторону погнутый перочинный нож и удивленно спросило:

— Ты чего, пить хочешь? Водицы принести?

И упорхнуло туда, где Влад не мог его видеть. Только слышался грохот посуды на кухне, дробный топот босых ножек, сопение, хлопанье двери.

— Ёжкин кот! В доме ни капли, а с улицы принести не могу, будто кто миску из руки выбивает. И в горсти — никак… Заклятия хитрые. Тебя колдун пленил? Бедненький! — защебетала птичка, приблизившись к кровати, гладя спутанные волосы страдальца, заливаясь горючими слезами.

Соленые капли падали Владу на лоб, моментально впитываясь в кожу. Кровь заструилась по жилам, он почувствовал, как выровнялось дыхание. Девочка тоже заметила произошедшие перемены, дернулась, вытирая рукавом глаза. А он обмяк, пытаясь справиться с накатившей болью. Мало, очень мало жидкости. Для того чтоб его поднять, девочке придется несколько дней рыдать в три ручья, как сказочная царевна Несмеяна.

— Погоди, я придумала! — радостно вскрикнула малышка и опять выбежала из дома.

Вернулась важная и молчаливая. Вразвалочку подошла, склонилась, ухватила холодными пальчиками за подбородок. От нее пахло свежестью, какими-то душистыми травами, парным молоком, нездешним солнцем. И тонкая струйка воды полилась из ее рта к сухим, потрескавшимся губам князя.

— Так лучше? — спросила, наклонив голову к плечу. — Я прям с водостока набрала. Тебе не противно?

Влад чувствовал себя желторотым птенцом, которого в гнезде поят заботливые родители. И это была самая вкусная вода, которую за всю жизнь довелось попробовать романскому аристократу. С мягким щелчком лопнули кандалы. Зуд и жжение во всем теле возвестили о начале процесса регенерации. Влад наугад махнул рукой, зацепляя ближайшую нить силы. Со звоном вылетели окна, в комнату хлынул дождь. Грязноватые потоки воды закружились водоворотами, вовлекая в свой грозный танец предметы интерьера, осколки стекла, покореженные цепные звенья. И Влад поднялся во весь рост, воцаряясь над стихией, демонстрируя ей свое главенствующее положение. Он готов к мести. И какой же сладкой она будет!

— Да ты сам колдун! — Возмущенный голосок раздавался из-за кровати, где, вжавшись в уголок и забаррикадировавшись подушками, находилась его спасительница. — Точно! Сказка даже такая есть — мне бабуля рассказывала. Марья Моревна тридцать лет могучего колдуна в чулане в цепях держала, пока Иван-царевич ему водицы испить не поднес! Тоже — дурачина венценосный! А ты — Кащей!

Сила мгновенно успокоилась, как будто на пенные буруны плеснули тягучего жирного масла. Влад расхохотался, вытащил девчонку за шкирку, приблизив свое лицо, грозно посмотрел в глаза:

— В следующий раз десять раз подумай, прежде чем помогать незнакомцам. Сказка — ложь, да в ней намек…

Птичка-синичка трепыхалась, пытаясь вырваться из цепкой хватки внезапно помолодевшего «дедушки», но силы были неравны. Что с ней теперь делать? И отпускать как-то не хочется. Такая малышка забавная.

— Может, действительно на тебе жениться, когда подрастешь? — проговорил задумчиво. — Будет, по крайней мере, кому на старости лет стакан воды поднести.

— Держи карман шире, — огрызнулась девочка. — Со мной пить тебе точно не захочется, и до старости не доживешь, злыдень!

Изловчившись, она пнула его ногой, заставив опять рассмеяться, и протянула скрюченные пальцы с детскими розовыми ноготками, намереваясь вцепиться ему в лицо. Влад ловко увернулся и мягко, чтоб случайно не помять перышки, опустил птичку на кровать. С удивлением заметил, что его нагрудный знак, видимо сорванный в пылу борьбы, теперь находится в руках девчонки.

— Отдай! — сказал как мог властно, представив мимоходом, что сделает с ним отец, узнав об утере фамильной реликвии.

— Отбери! — показала язык малявка и ринулась к гобелену.

Пожалуй, он смог бы перехватить ее, не дав нырнуть в душное нутро изнанки. Но его отвлекли. В дверном проеме, небрежно поигрывая арбалетом, появилась Стефания. Бывшая возлюбленная не хотела упускать добычу. Влад сосредоточился на предстоящем поединке, лишь краешком сознания ощутив, что птица-синица покинула его.

Иногда так бывает, что время останавливается только для тебя. Застываешь ты, будто мошка в янтариновой толще, вокруг продолжается суетливое движение других козявок, но сам ты — ни охнуть, ни вздохнуть… Вот так и со мной приключилось. Оторопело разглядывала я филигранные снежинки, что запутались в буйных кудрях валашского князя, и не могла ни словечка вымолвить. Влад из рода Дракона, господарь Валахии, незаконнорожденный сын романского князя, великий колдун, деспот, убийца и злодей. Да у нас в деревне его именем неслухов малолетних стращают! Кто ж знал тогда, в какую катавасию я попаду по своей неосторожности? Ну мелкая была, глупенькая. Проснулась в бане, руки-ноги не слушаются, голова пустая, видно, банщики памятью за переход взяли, вижу, цацка на полу валяется, ну я и подобрала. А потом мне кузнец наш Лаврентий ее к фляжке приспособил. Жалко было такую красоту выбрасывать. Да если б я сразу тогда поняла, что за птица плененный колдун, я б его знак в сырую землю у перекрестья закопала, чтоб не нашел никто. Не стояла бы сейчас соляным столбом да дурочку перед честным людом не строила. И главное, как память надо мной зло подшутила! Вот сей момент все помню — и молочный сумрак изнанки, и ярко-синие глаза иссушенного жаждой узника, и страх свой помню, когда поняла, что не отпустит меня вражина, ни за что не отпустит. А ободранный-то был, квелый! Натуральный Кащей — без слез и не взглянешь. А как за шкирку меня схватил — все, думаю, отбегалась, Лутонюшка, не плясать тебе, милочке, у купальского костра, не лепить снеговую бабищу на крутояре, порвет тебя порчельник на лоскутки…

— Вот уж не знаю, за спасение тебя благодарить или за воровство наказывать? — кривовато усмехнулся князь.

— Не вели казнить… — пролепетала я. — За покражу у нас руки отрубают, отпусти меня по-хорошему.

Ёжкин кот! А карманника-то моего именно такая кара и ждет. Пацан ведь совсем… Как он жить-то дальше будет — безрукий? Я тревожно оглянулась. Лиходея все еще придерживали за плечи стрельцы, а сам он пощелкивал от холода зубами. Ушлый парень, не пропадет. Голова вроде как повинно опущена, а хитрые глазюки так и зыркают по сторонам. Ему бы только в гущу народа сигануть, а там уж разберется, куда бежать. Ой, опять не о том думаю, тут самой бы из передряги выбраться.