Отраженная в тебе - Дэй Сильвия. Страница 44
— Ты скажешь… — Я охнула, потому что его губы, поверх рифленого хлопка, сомкнулись на моем соске. — О господи…
Он слегка укусил меня за сосок.
— Закончи.
— Ты скажешь когда. Ты скажешь как.
— Ангел мой, есть вещи, относительно которых ты можешь торговаться, но твое тело и секс не предмет торга.
Мои руки вцепились ему в волосы, непроизвольно реагируя на непрекращающееся дурманящее посасывание моего чувствительного соска. Я уже давно оставила попытки понять, почему мне хотелось подчиняться ему. Просто хотелось.
— А о чем еще я могла бы поторговаться? Все и так твое.
— Твое время и внимание — вот два твоих рычага воздействия. Ради них я готов на все.
Меня пробрала дрожь.
— Я уже мокрая для тебя, — шепотом произнесла я. Гидеон, со мной на руках, отошел от перил.
— Это потому, что я так тебя хочу.
ГЛАВА 12
На Манхэттен мы с Гидеоном вернулись в воскресенье в полночь. Предыдущую ночь мы спали порознь, но большую часть дня провели вместе в общей постели. Целуясь, обнимаясь. Смеясь и перешептываясь.
По молчаливому соглашению мы до конца нашего уединения больше не затрагивали болезненные вопросы. Ни телевизора, ни радио тоже не включали, потому что нам казалось неправильным делить наше время еще с кем-то. Снова прогуливались по побережью. Долго, медленно, с чувством занимались любовью на галерее третьего этажа. Играли в карты, причем выигрывал исключительно он.
Это был лучший день в моей жизни.
Приехав в город, мы отправились ко мне на квартиру. Гидеон отпер дверь полученным от меня ключом, и мы, как могли тихо, вошли в темное помещение, стараясь не разбудить Кэри. Гидеон с поцелуем, от которого таяла душа, пожелал мне доброй ночи и направился в гостевую спальню, а я легла в свою одинокую постель без него. Тоскуя по нему. Гадая, сколько еще времени нам придется спать порознь. Месяцы? Годы?
Так с этими мыслями я закрыла глаза и начала погружаться в сон.
И тут зажегся свет.
— Ева, вставай!
Гидеон вошел в спальню и, направившись прямиком к шкафу, стал доставать оттуда мою одежду.
Я, моргая, заметила, что он одет в слаксы и рубашку с пуговицами на вороте.
— В чем дело?
— С Кэри беда, — мрачно ответил Гидеон. — Он в больнице.
Когда мы выбежали из дома, у тротуара нас ждало такси. Гидеон усадил меня, потом сел сам.
Мне казалось, будто машина едет невероятно медленно. Казалось, все вокруг ужасно замедлилось.
Я схватила Гидеона за рукав:
— Что случилось?
— На него напали. В пятницу ночью.
— Откуда ты знаешь?
— Твоя мать и Стэнтон оставили сообщения на моем сотовом.
— Моя мать?.. — в растерянности уставилась я на Гидеона. — Почему она не…
Ну конечно, позвонить мне она не могла — у меня ведь не было телефона. Чувство вины и тревога накатили на меня с такой силой, что трудно было дышать.
— Ева, — обнял меня за плечи Гидеон, чтобы я прислонилась к нему головой, — не изводи себя, пока не узнаем больше.
— Прошло уже несколько дней, Гидеон. А меня не было рядом.
Слезы лились ручьем всю дорогу до больницы. На само здание я, поглощенная собственными переживаниями, практически не обратила внимания. Хорошо хоть Гидеон сохранял спокойствие и самоконтроль.
Дежурный в регистратуре сообщил нам номер палаты Кэри, но на этом его готовность к сотрудничеству закончилась. Гидеон сделал несколько ночных звонков и добился-таки для меня разрешения посетить Кэри, хотя часы, понятное дело, были далеко не приемные. Впрочем, Гидеон порой бывал весьма щедрым жертвователем, а потому на внутренний распорядок можно было закрыть глаза.
Когда я вошла в отдельную палату Кэри и увидела его, сердце мое затрепетало, а колени ослабли. Только поддержка Гидеона не позволила мне упасть. Человек, которого я считала своим братом, лучший друг, какого я когда-либо имела или могла иметь, лежал в постели молча и без движения. Его голова была перевязана, под глазами расплылись синяки. Одна рука была под капельницей, другая в гипсе. Не знай я, к кому пришла, наверное, вообще бы его не узнала.
На всех свободных поверхностях стояли пышные многоцветные букеты. Тут же были надувные шары и несколько визитных карточек. Не сомневаюсь, что тут не обошлось без моей мамы и Стэнтона, которые наверняка оплачивали лечение.
Мы были его семьей. И вся семья уже пришла ему на помощь, кроме меня.
Гидеон подвел меня ближе, придерживая на всякий случай за талию. Я заливалась горючими слезами: только это позволяло мне сохранить молчание.
Впрочем, Кэри то ли услышал, то ли как-то ощутил мое появление. Его веки затрепетали, потом поднялись. Прекрасные зеленые глаза был налиты кровью и расфокусированы, так что ему потребовалась, наверное, минута, чтобы разглядеть меня. А когда ему это удалось, он заморгал и по лицу его полились слезы.
— Кэри! — Я бросилась к нему, и мои руки скользнули в его ладони. — Я здесь.
— Ева. — Он сжал мои пальцы с такой силой, что мне стало больно.
— Прости, что так поздно. У меня телефона не было. Я ничего не знала. А как узнала, сразу бросилась сюда.
— Все в порядке. Ты здесь. — Он тяжело сглотнул. — Господи… все болит.
— Я найду сиделку, — сказал Гидеон, проведя рукой по моей спине, после чего беззвучно выскользнул из палаты.
Увидев столик на колесиках, на котором стояли маленький кувшин и чашка с соломинкой, я спросила:
— Пить хочется?
— Очень.
— Можно тебя приподнять в сидячее положение? Или нет?
Я боялась, что любое мое неловкое движение может причинить ему боль.
— Да.
С помощью пульта, лежащего возле его руки, я приподняла верхнюю часть кровати, так что он оказался почти в сидячем положении, а затем поднесла соломинку к его губам. Он жадно и долго втягивал жидкость, пока наконец не расслабился и со вздохом не сказал:
— Ты отрада для моих бедных глаз, детка.
— Что за чертовщина с тобой случилась? — Я поставила пустую чашку на место и снова взяла его за руку.
— Сам ни хрена не пойму. — Голос его звучал слабо, почти как шепот. — Кто-то наскочил. С битой.
— С битой? — От одной этой мысли мне стало не по себе. Какая дикость! Жестокость! — Он что, псих?
— Да уж конечно, — пробормотал Кэри с усилием, и между его бровей залегла глубокая болезненная морщина.
— Извини, — попятилась я.
— Нет-нет. Ты ни при чем. Дерьмо… — Его глаза закрылись. — У меня сил нет.
Тут появилась медсестра в халате, украшенном изображениями шпателей и стетоскопов. Молодая, симпатичная, с темными волосами и глазами-сливами. Она осмотрела Кэри, измерила кровяное давление и нажала кнопку укрепленного на ограждении пульта.
— Вы можете управляться с ним самостоятельно, — сказала она. — Просто нажимайте на кнопку каждые полчаса. Раньше времени дозатор все равно средство не выдаст, так что не стоит беспокоиться, что будете нажимать слишком часто.
— Один раз — это уже слишком часто, — пробормотал Кэри, глядя на меня.
Я понимала его опасения: у него имелся опыт привыкания к наркотикам. Законченным наркоманом он еще не стал, но уже начал свой путь по этой дорожке, прежде чем мне удалось вбить ему в башку малость здравого смысла.
Но для меня было облегчением увидеть, как разгладился только что морщившийся от боли лоб и сбивчивое дыхание стало обретать ритм.
— Ему нужен отдых. Вы можете прийти в часы для посетителей, — заявила мне медсестра.
Кэри с отчаянием посмотрел на меня:
— Не уходи.
— Она никуда не уходит, — произнес вновь появившийся в палате Гидеон. — Я договорился, чтобы сюда на ночь поставили раскладушку.
Мне казалось, что любить Гидеона сильнее, чем я уже любила, попросту невозможно, но ему как-то все время удавалось найти способ показать мне, что я не права.
Медсестра застенчиво улыбнулась Гидеону.
— Кэри может понадобиться больше воды, — сказала я ей, глядя, как она с величайшей неохотой перевела взгляд с моего возлюбленного на меня.