Таймлесс. Сапфировая книга - Гир Керстин. Страница 28

— Можешь рассказать нам что-то о давних временах, бабушка Мэдди? — попросила Кэролайн. — Например, как ты была маленькой девочкой и ездила в деревню, чтобы навестить твою ужасную кузину Хейзл.

— Да ну, вы слышали эту историю уже сотни раз, — сказала бабушка Мэдди и поставила свои розовые войлочные тапочки на подставку для ног.

Но долго уговаривать её не пришлось. Все истории про её ужасную кузину начинались словами:

«Хейзл была самой несносной задавакой, которую только можно себе представить». Потом мы всегда дружно восклицали: «Прямо как Шарлотта!»

А бабушка Мэдди качала головой и говорила: «Нет, Хейзл была гораздо, гораздо хуже. Она дёргала кошек за хвосты и вертела ими над головой».

Я зарылась подбородком в волосы Ника и в который раз слушала, как бабушка Мэдди, будто бы вернувшись обратно в детство, становилась на защиту всех кошек Глостершира и устраивала Хейзл испытание навозной ямой. Но в моих мыслях вновь и вновь возникал Гидеон. Где он сейчас? Чем занимается? С кем общается? Может, он тоже сейчас обо мне думает. В тот же миг из живота, а может, и не оттуда, поднялось ощущение невероятного тепла, и мне еле удалось его подавить. Я вздохнула, подумав о нашем прощании перед ателье мадам Россини.

Гидеон тогда на меня даже не взглянул, хотя всего несколько минут назад мы целовались.

И вот опять. Хотя вчера вечером по телефону я клялась Лесли, что это никогда больше не повторится. «По крайней мере, пока мы не проясним, что же между нами происходит!»

Но Лесли только рассмеялась: «Ой, ну не ломайся, кого ты хочешь обмануть? Не нужно быть большим умником, чтобы догадаться, что именно между вами происходит. Ты влюбилась в него по уши!»

Но как можно влюбиться в человека, с которым знакома всего пару дней? В человека, который так часто вёл себя просто ужасно по отношению ко мне? Хотя, в те короткие моменты, когда он всё-таки вёл себя иначе, он был таким… таким невероятно…

— А вот и я, — прокаркал Химериус, проносясь в бреющем полёте над обеденным столом. Затем он присел на середину стола и устроился прямо возле свечи.

Кэролайн у мамы на коленях вздрогнула и посмотрела в его сторону.

— Что там, Кэролайн? — тихо спросила я.

— Да так, ничего, мне показалось, что там промелькнула какая-то тень.

— Что, правда? — я сконфуженно посмотрела на Химериуса. Он только пожал плечами и усмехнулся.

— Скоро полнолуние. В это время чувствительным людям иногда удаётся нас увидеть. Но только на секунду. Когда они присматриваются лучше, нас уже, вроде как, и нет… — он снова взлетел на люстру, — эта старая дама с завиточками видит и чувствует гораздо больше, чем хочет показать. Я вот решил зацепиться за её плечо, и она тут же за него схватилась… В твоей семейке меня уже ничем не удивишь.

Я нежно посмотрела на Кэролайн. Чувствительный ребёнок — только бы она не унаследовала от бабушка Мэдди её дар пророчицы.

— Она подходит к моему любимому месту, — сказала Кэролайн, глаза её горели. А бабушка Мэдди, зажмурившись от удовольствия, рассказывала, как садистка Хейзл стояла по горло в навозе в своём воскресном платье и шипела: «Мы ещё посмотрим, кто кого, Мэделин, я тебе ещё отомщу!»

— И она действительно отомстила, — вздохнула бабушка Мэдди. — И не раз.

— Но об этом ты расскажешь нам в следующий раз, — энергично сказала мама. — Детям пора спать. Завтра им вставать в школу. На этих словах все мы вздохнули, а бабушка Мэдди сделала это громче всех.

По пятницам в школьной столовой давали блинчики. От обеда не отказывался никто, потому что это было единственное блюдо, которое у столовских поваров получалось неплохо. Я знала, что Лесли умереть готова за маленький блинчик, поэтому не позволила ей остаться на перемене в классе, где мы договорились встретиться с Джеймсом.

— Иди и поешь, — сказала я. — Мне будет ужасно обидно, если из-за меня ты пропустишь любимые блинчики.

— Но кто тогда постоит на стрёме? К тому же, мне бы очень хотелось узнать поподробнее, что там вчера случилось между тобой, Гидеоном и зелёным диванчиком…

— Как бы я ни старалась, подробнее рассказать у меня не получится, — сказала я.

— Тогда просто расскажи всё с начала, это так романтично!

— Иди уже за блинчиками!

— Обязательно попроси у него сегодня номер телефона, — сказала Лесли. — Это ведь главное правило: целовать мальчишку можно только тогда, когда ты знаешь номер его телефона.

— Вкусненькие, поджаристые блинчики с яблочным повидлом, — сказала я.

— Но…

— Со мной ведь останется Химериус, — я кивнула на парту у окна, на которой действительно сидел Химериус и со скучающим видом покусывал кончик своего хвоста.

Лесли сдалась.

— Ну ладно! Только позволь научить тебя сегодня чему-нибудь полезному! То, что ты умеешь размахивать указкой миссис Каунтер, тебе не поможет! А если тебя кто-нибудь застанет за этим занятием, то скоро ты окажешься в психушке, так и знай!

— Ну иди же поскорей! — сказала я и вытолкнула её за дверь, сквозь которую как раз проскользнул Джеймс.

Джеймс очень обрадовался, что на этот раз мы остались одни.

— Эта веснушчатая девчонка заставляет меня нервничать, она так и норовит вмешаться со своими глупейшими комментариями. Она совершенно со мной не считается.

— Она просто… а, не важно.

— Итак, чем я могу быть полезен сегодня?

— Я подумала, что ты мог бы рассказать мне, как на званом ужине в восемнадцатом веке говорят «Привет».

— «Привет»?

— Ну да. Привет, здорово, добрый вечер, ну ты понимаешь, обычное приветствие, когда сталкиваешься с каким-нибудь человеком лицом к лицу. Ну так что там у вас было принято: рукопожатие, поцелуй ручки, поклон, реверанс, светлость, сиятельство, высочество… Всё это так сложно, можно ошибиться в два счёта.

Джеймс приосанился и выпятил грудь колесом.

— Не ошибёшься, если сделаешь всё так, как я тебе скажу. Сперва я научу тебя, как дама должна присесть в реверансе перед кавалером, который принадлежит к тому же сословию, что и она.

— Супер, — сказал Химериус, — только как Гвендолин вообще узнает, к какому сословию принадлежит этот кавалер?

Джеймс выпучил на него глаза.

— Это ещё что такое? Кыш, кыш отсюда! Поди вон, кошка!

Химериус недоверчиво фыркнул:

— Что за дела?

— Ах, Джеймс! — сказала я. — Присмотрись повнимательнее! Это Химериус, мой друг… э-э-э… демон с водосточного жёлоба. Химериус, это Джеймс, тоже мой друг.

Джеймс вытащил из рукава носовой платок, и в нос мне ударил запах ландышей.

— Что оно такое мне безразлично, пускай уходит! Оно напоминает мне о том, что я всё ещё нахожусь в этом кошмарном болезненном бреду, и в этом бреду я должен преподавать невоспитанным девчонкам урок хороших манер.

Я вздохнула.

— Джеймс, ты не бредишь, всё здесь — реальность, когда ты, наконец, сможешь с этим примириться? Лет двести назад ты, наверное, действительно лежал в бреду, но затем ты… Ну, в общем, вы с Химериусом, вы оба… вы…

— Умерли, — сказал Химериус. — Если называть вещи своими именами. Он склонил головку. — Такова правда. Что тут ещё рассусоливать?

Джеймс помахал носовым платком.

— Ничего не хочу слышать! Кошки разговаривать не умеют!

— Я что, похож на кошку, глупое ты привидение? — крикнул Химериус.

— Есть немного, — сказал Джеймс, даже не посмотрев в его сторону, — может, разве что уши у тебя не кошачьи. И рога. И крылья. И этот странный хвост. Ах, как же я ненавижу эти бредовые фантазии!

Химериус встал прямо перед носом Джеймса, широко расставив лапки и разъярённо помахивая хвостом.

— Никакая я тебе не фантазия. Я — демон, — сказал он и от возбуждения выплеснул на пол целую лужицу воды. — Я — могущественный демон. Маги и зодчие в одиннадцатом веке нашли заклинание, которое сделало из меня фигурку, украшающую церковную башню. Но сегодня всё изменилось. Песчаник, из которого я был высечен, через несколько столетий рассыпался, и от меня осталось только то, что вы видите сейчас — только бледная тень моего прежнего естества. Я обречён вечно блуждать по этой земле, пока она не исчезнет. А этого события придётся ждать пару миллионов лет, никак не меньше.