Замуж с осложнениями. Трилогия (СИ) - Жукова Юлия Борисовна. Страница 41

В итоге пью какое-то тамлингское фруктовое вино и хорошо себя чувствую. Ирнчин, правда, с неодобрением отмечает, что в нем девять градусов — их-то напитки еще слабее. Я на это возмущенно отвечаю, что четыре или девять — разницы нет и оставьте меня в покое. А потом подключаюсь к игре, и у меня даже прилично получается, в общем, вечер удается на славу.

Почти. Непостижимым образом остаюсь единственной трезвой во всей компании. То есть Азамат тоже почти трезвый, но он, кажется, ограничился двумя пиалами хримги, а она, как я поняла, совсем слабенькая, и то у него так усилился акцент, что я еле понимаю, что он говорит. Ирнчин вообще перешел на бессвязное бормотание, хотя еще способен пройти по прямой. А вот остальных совсем развезло.

Мужик с родинкой во всю щеку — Орвой — затягивает пронзительно-тоскливую песню, и ее быстро подхватывают все, особенно провожаемые. На Азамата она действует угнетающе, не знаю уж, о чем в ней поется — поди разбери. Он извиняется и выходит подышать на улицу. Мне все-таки интересно послушать, вдруг что пойму, но там такие переливы… Поют они, в общем, неплохо, хоть и пьяные в дым. Вообще, так странно, неужели они реально столько выпили этих слабеньких напитков? Такие большие мощные мужики…

Через стол от меня кто-то уходит избавиться от лишней жидкости, кто-то возвращается, происходит ротация, и я оказываюсь напротив Алтонгирела. Он еще сохраняет человеческий облик, хотя на ногах стоит плохо. Салютует мне пивной кружкой. Я ему в ответ — своим бокальчиком. Ладно уж, напоследок можно и поласковее. Он не поет, хотя, когда запевала забыл слова, подсказывал. Духовникам не положено, что ли?

— Да ты не пьянеешь, барышня, — говорит он мне. На его дикции алкоголь почти не сказался.

— Да я почти не пью, — отмахиваюсь. Еще не хватало сейчас перед ним выпендриваться.

— Кане-эчно, — протягивает он язвительно. — Тебе надо, чтоб голова была ясная. Спьяну-то труднее притворяться, что он тебе нравится. А не будешь ласковой, не будет тебе брюликов. — Духовник делает шутливо-угрожающий жест по типу «идет коза рогатая».

— «Брюлики» меня интересуют в последнюю очередь, — отвечаю сухо. Что возьмешь с пьяного обиженного гея?

— Да, да, ты ж святая, — кивает он, расплескивая пиво. — Все женщины замуж выходят ради денег, а ты, конечно, из жалости.

Вот идиот. Уйти, что ли, к Азамату? А то опять заеду Алтоше куда не надо.

— Пра-ально, беги, пожалуйся ему на меня, — усмехается этот гад. — Один друг у него был, так тебе вот надо было нас поссорить!

— Да уж ты друг, — говорю. — При каждом удобном случае опускаешь его прилюдно, чтоб не забыл ни в коем случае, какое с ним несчастье случилось. В кои-то веки он кому-то понравился, так тебе надо обязательно все испортить. Хорошенькая дружба!

Алтонгирел с грохотом ставит кружку на стол.

— Я, между прочим, единственный, кто с ним остался!

— То есть все прочие совсем помет?

— Я еще посмотрел бы, осталась бы ты или нет, — кривится он.

И что это должно значить?

— Я уже осталась, если ты забыл.

— Ха! — Он откидывается на спинку стула. — Если б дело было в одной только роже, много кто бы остался. Но ты же самого интересного не знаешь.

Ага, расскажи мне, что у него и на груди шрамы есть. Я умру.

— Чего же?

— Не-эт, я тебе не скажу. — Духовник явно забавляется, что знает что-то, чего я не знаю. Может, мне все-таки слинять и не тешить его самомнение? Жаль, Эцаган задрых. А то мог бы отвлечь.

Алтонгирел осушает кружку и требует еще. Потом пронизывает меня расчетливым взглядом, насколько ему удается его сфокусировать.

— Или сказать, — размышляет он вслух. Ну нет, просить не буду, и не надейся. — Вот заодно и посмотрим, насколько ты в нем заинтересована.

Пожимаю плечами. Смотри, что хочешь. Мне бояться нечего.

— Его изгнали с Муданга, — внезапно очень четко говорит Алтонгирел. — Он вне закона. И никогда не сможет туда вернуться.

Я, наверное, все-таки слегка под мухой, потому что после этих слов начинаю ждать, что вот сейчас меня окатит, как холодной водой, осознанием, а оно все не окатывает. Я так увлекаюсь собственными ощущениями, что напрочь забываю как-то осмыслить услышанное. Ну изгнали. Небось тоже за лицо. Ну не может вернуться. Не очень-то и хотелось. Хотя ему, наверное, хочется. Завод там собирался построить, помню. Фотографии в иллюминаторе помню. Ностальгия, наверное. Бедный. У пафосных мужиков всегда ностальгия. А мне вот непонятно, ну было одно место, стало другое… Ну ничего, я ему сплету гизик, он порадуется, и все будет хорошо.

Сквозь сонное сознание слышу голос Алтонгирела:

— Что, охотница за капиталом, поняла, во что вляпалась? Нужны тебе деньги, добытые грязными руками? Уродство ты терпишь, а как насчет того, что Совет Старейшин не допускает его на родную планету? Или ты за деньги с любым уголовником трахаться готова?!

Я даже не заметила, как Алтоша встал и навис надо мной через стол. Глаза горят, на губах пена. Думаешь, напугал? Думаешь, я тебе спущу такие слова о моем муже?

Встаю, забираюсь на стул, если уж у нас тут конкурс, кто выше.

— Ты кусок дерьма! — объявляю звонко. — Все никак не переживешь, что он тебе не дал пятнадцать лет назад, а потом тебе самому противно стало! А теперь появляюсь я, и оказывается, что шрамы — не помеха для любви. Вот ты и убедил себя, что это у меня не любовь, а корысть. Тогда ты вроде как не виноват, что прикоснуться к нему брезгуешь, ведь все брезгуют, значит, ты не хуже всех! Ты его хочешь, а не можешь, а я могу, вот и все тут!

В этот момент на стол между нами ставят новую кружку пива, и с моей легкой ноги ее содержимое немедленно окатывает Алтонгирела целиком.

Домой на корабль народ возвращается довольно понуро. Мое сольное выступление не прошло незамеченным, и многие, похоже, разделяют мое мнение насчет мотивов духовника. Однако на меня никто не смотрит.

Азамат, как выяснилось, не просто пошел воздухом дышать, а прогулялся до самого корабля, да так там и остался. Видно, не очень-то ему на самом деле было весело провожать уволенных. Или Алтонгирела. Или этот гад и капитану что-нибудь приятное сказал. Небось про меня напоследок проникновенную речь толкнул.

На корабле я вижу Азамата только мельком — его кто-то окликает по делу. Топаю к себе. Вторая половина дня сегодня явно не удалась. Эх, а все так хорошо начиналось… Теперь ведь Азамат починит замок, и больше я к нему под бок не прокрадусь посреди ночи. И Эцагана жалко. Мало того что уволили, так еще я Алтонгирела разозлила, он теперь совсем невыносимым станет. Интересно, подозревает ли Эцаган, что у Алтоши чувства к капитану? Наверняка уж он-то должен понимать. Бедный мальчишка, и чего он с этим гадом связался?

Что-то все плохо. Иду в душ и заваливаюсь спать.

Стоит мне отключиться, как кто-то громко стучит в дверь. Ну кого принесла нелегкая? Стук настойчиво повторяется. Кому-то сильно надо. Ой, а что, если кому-то врач нужен?

Мгновенно просыпаюсь и открываю дверь. В каюту чуть ли не впадает Азамат.

— Что такое?! — спрашиваю, в спешке одергивая футболку (не доползла еще новую пижаму достать).

Он закрывает дверь у себя за спиной и выпаливает:

— Лиза, все не так, как вы подумали!

Мой мозг принимает вид кубика Рубика в положении, наиболее удаленном от «собрано».

— А как я подумала?

— Про то, что… Алтонгирел…

А! Господи, нашел из-за чего меня будить. Расслабляюсь, втягиваю ноги под одеяло.

— Успокойся, я понимаю, что ты с ним не спишь.

— Ч-что? — переспрашивает Азамат в полном замешательстве.

— Неважно, — смеюсь. Кажется, кто-то тут совсем неиспорченный. — Его фантазии — его проблемы.

— Это не фантазии, — мрачно вздыхает Азамат.

Что-то я уже ничего не понимаю. Двигаюсь поближе к стенке и хлопаю по краю кровати: