Дрейк - Мелан Вероника. Страница 78

На какое-то время в салоне повисла тишина. Машина неспешно двигалась вперед.

Мне почему-то казалось, что дорога домой занимает меньше времени, да и улицы сплошь незнакомые.

Может быть, так и было задумано хитрым Дрейком? Появилось время поговорить, а заодно и поразмышлять. По сторонам плыли изгороди и лужайки, коттеджи, магазины и снова дома.

Я размышляла. Чем больше, тем больше понимала, что начальник прав.

Мы обесцениваем себя, пытаясь сравнить существующую личность с ее же фантомом, который в будущем мог бы чего-нибудь достичь. И пока эти двое не придут в соответствие, чувство «я себя люблю и уважаю» не появится. Сколько раз я думала о том, что когда-нибудь чего-нибудь добьюсь и тогда уж разрешу себе «пожить». Когда это случится? Когда мне будет сорок, шестьдесят, девяносто? Когда я, наконец, пойму, что «я хорошая, я все сделала» и теперь могу наслаждаться этим днем, не испытывая толчков в спину от вечно уязвленного самолюбия? Кстати, «самолюбие» означает «себя любить».

Все верно. Это случится тогда, когда я возьму и решу, что «достойна». Не раньше и не позже.

Надо же, какая простая и в то же время сложная логика. Ведь стоит только послушать объяснения Дрейка, и угол зрения на многие привычные вещи меняется.

Незнакомые улицы по-прежнему появлялись и исчезали в темноте. Я улыбнулась. Не иначе сидящий слева мужчина хотел, чтобы я имела шанс подумать в его присутствии.

Грех говорить, что мне это не нравилось.

Думалось хорошо. К тому же практически ушла накопившаяся внутри обида на ребят. Действительно, при чем здесь их поведение? Главное — моя реакция. Именно над ней следует поработать.

Как только я сделала для себя новые выводы и утвердилась в них, тут же потекли очередные объяснения начальника:

— Теперь насчет злости. Она очень полезна в том случае, когда появляется страх. Страх сковывает действия. Если на тебя наседают, прижимают, оказывают давление, почувствовать злость-гнев-ярость — очень быстрый способ выпутаться из ловушки, перейти из пассивного режима в активный, сфокусироваться на проблеме и перейти к действиям. Именно это ты на себе прочувствовала. Верно говорят, злость придает сил, но нужно помнить, что она их также и отнимает. Каждый раз после ярких вспышек ты будешь чувствовать, что твой резерв истощен, а иногда и полностью опустошен. Но пока уверенность, позволяющая защищаться от нападок спокойно, без растраты энергии, еще не пришла, можно иногда использовать злость. Все же постарайся делать это не слишком часто.

— Хорошо. Я поняла.

Значит, моя реакция на пресловутого Баала не так уж ошибочна? Ведь возникший кратковременный гнев помог поднять голову, а иначе так бы и робела, стоя перед командой. А частот использования и самой не хотелось. Действительно, опустошает.

Через несколько минут машина неожиданно вывернула на знакомую улицу и остановилась у подъездной дорожки к особняку. В прихожей горел свет, а на подоконнике, глядя на улицу, сидел терпеливый ждущий хозяйку Миша.

— Ох, как быстро. — Я оторвала взгляд от крыльца и посмотрела на Дрейка. — Скажи, ты специально кружил непонятно где, чтобы было время поговорить?

Он не ответил, только мягко улыбнулся.

Какое лицо, губы — век бы любовалась. Но нужно выходить из машины, желать спокойной ночи и идти в дом.

«Нет-нет, еще хоть минутку!»

Начальник сидел вполоборота, положив локоть на руль, смотрел на меня и молчал. Не гнал на улицу. А моя грудь медленно наливалась жаром, от пришедшей в голову мысли сделалось душно.

— Дрейк, скажи, тебя можно как-нибудь коснуться?

Он не выказал удивления. Но и не торопился поощрять.

— Зачем тебе это, Бернарда?

«Зачем? Люблю тебя, сил нет, умру, если не коснусь».

— Просто ответь.

Долгое молчание и глубокий взгляд глаза в глаза.

— Пока я в форме, можно. Но не открытых участков кожи.

Большего в тот момент мне и не требовалось. Жадно и одновременно робко я протянула руку и впервые в жизни коснулась серебристой ткани. Положила на плечо ладонь, сжала его пальцами, твердое, мускулистое, теплое. По телу моментально прошла опьяняющая волна. Он живой, горячий, крепкий! О боже, дай мне сил! Пальцы соскользнули с плеча на грудь, прочертили горизонтальную линию и прижались к тому месту, где билось сердце — тук, тук, тук.

«Он мой. Не отдам!»

Все это время я смотрела только на свою руку, наслаждаясь, упиваясь прикосновениями, пропечатывая их в памяти. А потом перевела взгляд на лицо и мгновенно разучилась дышать. В глазах Дрейка застыло выражение дикого, но тщательно сдерживаемого зверя, который хотел заявить свои права на ситуацию, но не мог, не имел возможности этого сделать. Взгляд жег, проникая в самую женскую сущность.

Я улыбнулась, продолжая скользить пальцами по его груди. Медленно, чувственно, мучительно нежно.

— Невероятно! Как в клетке с тигром, когда можно войти и обнять зверя за шею, зная, что он не укусит. Лапы замотаны, мордочка тоже.

Дрейк закрыл глаза и улыбнулся. Моя рука на его груди — невероятное ощущение запретной близости.

— У меня хорошая память, Бернарда. А ведь ситуация когда-нибудь может измениться, помни об этом.

Фанатея от собственной дерзости, скользя по тонкому льду вседозволенности, я наклонилась к его лицу. Ближе, чем когда-либо. Волоски на моей коже зашевелились от искрящегося невидимой энергией поля. И все же ближе, еще ближе, почти к самым губам. За моими действиями наблюдал из-под прикрытых век тот самый зверь, жар колыхался волнами в глубине обычно холодных глаз.

— Не надо, — прозвучал ласковый голос. Насмешливый, хриплый, предостерегающий. — Не ходи по грани. Она тонкая.

Застыв у самых губ, я медленно и глубоко вдохнула запах его кожи, сердце забилось от дикого пьянящего восторга.

«Мой. Мой!»

— Я все сделаю для того, чтобы однажды ситуация изменилась, — прошептала я с улыбкой.

Затем нехотя отодвинулась, с сожалением отняла ладонь от вожделенной груди и с улыбкой на лице вышла из машины, не замечая ни холода, ни ветра.

Теперь можно и к Мише.

Теперь можно все что угодно.

Это случилось с ним впервые в жизни. Собственный дом был рядом, а Дрейк все сидел в машине с выключенным мотором и смотрел на падающий снег за окном, не желая, чтобы то чудесное ощущение, которое пришло к нему, когда ее мягкие сладкие губы оказались рядом, когда-нибудь кончалось. Наверное, так оно и будет — жизнь длинна, а память имеет тенденцию к забвению, но, видит Бог, он хотел сохранить это воспоминание на всю оставшуюся жизнь. Бережно сложить его туда, где хранилось самое ценное, и доставать тогда, когда покажется, что смысла нет.

Нет, смысл есть. В таких вот минутах, в силе чувств, в головокружительном порыве, что искристым смерчем иногда врывается в душу, и даже когда дверь уже закрыта, все равно продолжает кружить мысли и голову.

Пусть человеческое тело неидеально, но невозможно и помыслить, чтобы отказаться от него, изменить форму на более совершенную. Ни сейчас, ни потом. Теперь Дрейк это знал.

Пусть будет хорошо долго, насколько возможно. Даже если потом иначе. Годы одиночества — привычная вещь, а вот что творилось сейчас — нет. Отвыкшему от подобных терминов начальнику казалось, что происходит чудо.

На окно налипал снег, машина медленно превращалась в укутанную белой ватой берлогу, но он никак не мог заставить себя выйти наружу. Казалось, двинешься — и нарушится ход сказки. Или она накроет тебя с головой, сотрет барьеры и контроль, выпустит на волю что-то, нет, не забытое давно, а что-то совершенно новое, неизведанное.

Господи, а он — творец — думал, что впереди ждет лишь скука. Годами не мог создать ту, что хотелось бы видеть рядом с собой, и давно смирился.

А теперь она пришла. Тихой поступью из другого мира прямо под кожу.

Совершенно новое неукротимое чувство билось в венах. Легкий сквознячок флирта перерастал в бушующий эмоциями шквалистый ветер. Это и хорошо, и плохо.