Игра в кошки-мышки - Малиновская Елена Михайловна. Страница 56

Я опустила голову, ощущая, как краска стыда окончательно заливает щеки и шею. Почему-то в своих мыслях я все представляла иначе. Я не думала, что Дора будет так сильно переживать.

– Я ведь отношусь к тебе как к родной дочери, – уже спокойнее проговорила Дора и тыльной стороной ладони вытерла обильную испарину, выступившую на лбу. – Триша, ты даже не представляешь, как это страшно и больно – считать, что потеряла и второго ребенка, ниспосланного небесами. Что опять не сумела оградить самого дорогого человека от опасностей мира. Я подумала, что действительно проклята своей матерью терять всех, кто мне дорог.

– Проклята матерью? – изумленно переспросила я.

– Ну да. – Дора печально усмехнулась. – Я не рассказывала тебе эту историю. Ты ведь знаешь, что моя дочь умерла от черной лихорадки. Только я никому не говорила, что, а точнее, кто именно стал причиной болезни. Говорят, лихорадкой нельзя заразиться. Это смертельный сглаз, насылаемый богами в отместку за что-то. Увы, я точно знаю, из-за чьих грехов моя дочь была обречена на столь жуткую смерть.

Я заинтересованно ожидала продолжения. До сего момента мы ни разу не касались этой непростой и очень болезненной темы.

– Разве для матери может быть страшнее наказание, чем гибель ее единственного и выстраданного ребенка? – Дора взяла бокал и одним глотком почти осушила его, едва не расплескав при этом из-за дрожащих пальцев. Затем поставила его обратно и глухо проговорила: – И тем больнее для меня было осознавать, что к этой каре меня приговорила собственная мать.

Я молчала, понимая, что сейчас не время для вопросов и удивленных восклицаний. Дора сама расскажет мне все, если захочет. Излишнее любопытство в подобных делах неуместно.

– Меня воспитывала тетя, – после долгой паузы продолжила Дора. – Мать родила меня очень рано – всего в шестнадцать. Ребенок в таком возрасте помеха, поэтому она спихнула меня родной сестре. Та была намного старше. Знаешь, я не злюсь из-за этого на мать, напротив – благодарна безмерно. Валария была хорошей женщиной. Боги не освятили ее союз с мужем детьми, поэтому тот ушел от нее после трех лет брака. И всю свою нерастраченную любовь она обрушила на меня. Благодаря ей я получила хоть какое-то образование, она водила меня к местному архивариусу, который за плату научил меня читать и считать. А мать… Мать прожигала жизнь в свое удовольствие. Много мужчин, много вина, мало ответственности. Вроде бы у меня есть еще братья и сестры, естественно, от разных отцов, но я понятия не имею, где их искать.

Дора вновь замолчала. Я догадливо подлила ей еще вина, и она поблагодарила меня кивком, однако пить не стала. Вместо этого Дора облизнула пересохшие губы и негромко продолжила:

– На какое-то время я вообще забыла, что не Валария является моей матерью. Моя жизнь текла спокойно и без особых потрясений. Да, я родила вне брака, но не видела в этом ничего страшного. Валария с радостью помогала мне, и мы не испытывали особых денежных затруднений. Но однажды ночью в наш дом постучалась какая-то бродяжка. Она была пьяна, несла несусветную чушь, то лезла ко мне с поцелуями, то грозила кулаками. Стеша проснулась от шума, расплакалась. Тогда бродяжка принялась рваться в дом, крича, что имеет право увидеть внучку. Именно в тот момент я и поняла, кто стоит передо мной. Ты не представляешь, как сильно я разозлилась. Было мерзко представить, что эта пьяная, грязная и совершенно незнакомая мне женщина прикоснется к моей дочери. И я выгнала ее. Выгнала без малейшего сожаления, поскольку никогда не считала ее своей матерью.

– И она прокляла тебя? – спросила я, когда Дора сделала очередную томительную паузу.

– Да, – кивнула она. – Плюнула на порог и пообещала, что смерть отнимет у меня всех, кто мне дорог. Стеша заболела через неделю. Я почернела от горя, пытаясь вымолить ее у богов. Предлагала небесам забрать мою жизнь, но все напрасно. А сразу после похорон моей дочери умерла и Валария. Не выдержало сердце. Как тут не вспомнить про материнское проклятье? Удивляюсь, как я выжила тогда. Я искала покоя на дне бутылки. Спустила все деньги, которые у меня были. Продала дом, все вещи. Да что там, у меня не осталось ни единого магиснимка дочери или Валарии. Все ушло в пьяном угаре. Но я выплыла. Встретила тебя. И теперь представь, что со мной было, когда ты исчезла. Я стояла на коленях перед Себастьяном, умоляя простить меня, поскольку была полностью уверена, что это моя вина.

– Стоит сказать, что весьма этим меня напугала, – оборвал ее мужской голос.

Я обернулась к двери, испытывая странную смесь смущения, радости и неудовольствия. С одной стороны, я была благодарна Себастьяну за то, что его приход оборвал мучительную для меня исповедь Доры. Но с другой, мне почему-то стало стыдно. Ведь наверняка он тоже сердится на меня за побег. Боюсь, напора двоих мне точно не выдержать.

– Признаюсь честно, я сильно опешил, когда Дора ворвалась ко мне в кабинет, пала на колени и попыталась разбить себе голову о пол в припадке самоуничижения, – продолжил Себастьян, кивком приветствовав нас. – Потом, конечно, я успокоил ее и выслушал. Наверное, впервые в жизни я послужил жилеткой для чьих-то слез. Обычно посетители мне угрожают или же сыплют проклятиями, но не плачутся на жизнь.

Дора немного зарумянилась, видимо, сочтя слова Себастьяна за упрек.

– Естественно, в таком состоянии я не мог отпустить ее домой. – Себастьян подошел чуть ближе и недовольно покачал головой при виде початой бутылки вина. – Но скажу прямо: Трикс, ты должна мне крупную сумму денег. Твоя компаньонка за полторы недели пребывания у меня в гостях умудрилась изрядно сократить запасы моего бара. А я предпочитаю держать только дорогие напитки, если кто-нибудь не заметил.

– Я нервничала, – буркнула Дора, покраснев еще сильнее. – Думала, как там Триша без меня. Жива еще или нет.

После чего вытащила из кармана платья огромный носовой платок и оглушительно высморкалась в него, не смущаясь ничьего присутствия.

– Ты сопьешься, если продолжить пить в таком количестве, – жестокосердно заметил Себастьян, обращаясь к ней. – Тем более что один печальный опыт длительного запоя у тебя был. Раньше надо было заняться этой проблемой, однако у меня все мысли тоже крутились лишь о выходке одной особы. Но ничего, зато теперь у меня время есть, – помолчал немного и грозно завершил, гипнотизируя растерявшуюся женщину немигающим взглядом: – С сегодняшнего дня ты больше не пьешь. Ясно?

– Но… – слабо запротестовала Дора. – С какой стати, собственно…

Себастьян, не слушая ее возражений, прищелкнул пальцами, и грузную фигуру моей компаньонки заволокло мерцающей зеленоватой дымкой, которая, впрочем, почти сразу сгинула, словно впитавшись в ее волосы и кожу.

– Что это было?! – Дора вскочила на ноги, неловким движением едва не опрокинув кресло. Уставилась на меня круглыми от ужаса глазами.

Я пожала плечами. По всей видимости, Себастьян применил к ней какое-то заклинание. И, кажется, я догадываюсь, каким будет эффект у этих чар.

Дора между тем тоже осознала смысл произошедшего. Округлила глаза еще сильнее, так, что они стали похожи на два блюдца, осторожно взяла со стола бокал, на дне которого еще плескались остатки вина, и понюхала его.

Тотчас же ее лицо скривила гримаса отвращения. Но на этом Дора не успокоилась. Она, явно превозмогая свои чувства, наклонила бокал и лизнула его содержимое. Себастьян следил за ее действиями, никак их не комментируя, но не пытаясь скрыть усмешки. И несчастная тотчас же позеленела, неожиданно громко икнула и выскочила из комнаты, едва не врезавшись по пути в дверной косяк. Благо еще, что бокал не разбился при падении.

– Тебе не кажется, что ты поступил несколько жестоко? – спросила я, поднимая бокал с пола и ставя его обратно на стол. – Дора – взрослый человек. Подобные вопросы нельзя решать так категорично, без учета ее мнения.

– Я считаю, что слишком долго терпел, – холодно ответил Себастьян. – Трикс, мне уже давненько не нравилось увлечение Доры. В любой момент оно рисковало обернуться большими проблемами, причем не только для нее, но и для тебя. И потом, куда больше мне не по душе, что твоя компаньонка стала дурно влиять на Артемию. Перекидыши во многом волки. Как и любые животные, они очень быстро привыкают к алкоголю и в таком состоянии становятся совершенно неуправляемыми. Прости, но это элементарное чувство самосохранения.