Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - Славачевская Юлия. Страница 60

— Милая, мы всегда за тебя. Не торопись! С Казидисом все в порядке. Мне кажется, дело терпит. Может, перенесем решение столь важного вопроса хотя бы на неделю?

— НЕТ!!! — радостно заорала я, углядев подстреленного Йоргоса в кресле-коляске и Рыжую, работающую поводырем. — Привет!

После слезы ангела Йоргос сам не поймет, когда успел выздороветь. Гуд. Зер гут. Муй бъен. Оттимаментэ. [24] Йоргос остро понадобится Нику в самое ближайшее время.

— Привет! — Дуэтом.

— Джул! — очень твердо сказал Георгиос бархатным голосом. — Я безмерно благодарен тебе за спасение Никоса…

Ой, что-то мне подсказывает о продолжении!

Эсбэшник сверкнул глазами и проскрежетал:

— Хотя не надо было сначала его до этого доводить!

Я нервно кашлянула и попятилась.

— Но учти! — продолжал Йоргос, медленно приближаясь и уставясь на меня, как в дуло заряженного револьвера: — Если ты его хоть раз обидишь…

Какой чуткий, сволочь! Ну вот что ты скажешь?!

Я продолжала пятиться по диванчику, пока не уперлась спиной в стену.

— Запомни! — На меня нацелился обвиняющий перст. — Обидишь брата — я тебя из-под земли найду и к Никосу наручниками прикую, поняла? На год! А то и на два. — Йоргос совсем не шутил, видно было по напряженной позе и холодному, хмурому лицу.

Я тоже:

— Так оно и будет, Гося. Так оно и будет…

— Я тебе не Гося! — зло рявкнул Йоргос. Кому-то для выработки хороших манер поможет только ампутация. Башки!

— Прости, Гося! — в который раз повинилась жена шефа и сползла, приседая рядом на корточки. Заглянула в синие бешеные глаза. — А теперь послушай меня внимательно. Это очень важно!

— Чего ты опять натворила, зараза белобрысая? — уже почти беззлобно сказал Георгиос.

Все дружно посмотрели на мою шатенистую прическу и решили, что у мужика тяжелые последствия травмы головы. Переубеждать я никого не стала — времени оставалось в обрез.

— Все присутствующие здесь поставлены в известность о переходе моего бизнеса под начало Никоса, — по-американски улыбнулась я всеми зубами не на шутку встревоженному Йоргосу. — Соответствующие документы подготовлены и подписаны. Закладные аннулированы и больше не имеют законной силы.

— Что-то я не пойму — с чего вдруг такая щедрость? — пробормотал пораженный грек. Чувствует! Точно, чувствует! Еще немного — и креститься станет, изгоняя нечистую силу.

Неправда, я чистая! Местами…

— Потом поймешь, — сладко пообещала я. Вызверилась: — А пока помолчи, мужчина, когда женщина говорит!

— Дождусь твоей старости… — мстительно сказал Йоргос, смакуя каждое слово. — И стакан воды заменю на раствор виагры! А вставные челюсти спрячу!

— Конечно, — снова улыбнулась я. — Именно так ты и сделаешь! — Улыбка перешла в оскал. — А еще ты будешь рядом с другом и удержишь его от роковых поступков… — Сделала свой взгляд опасным. — Потому что ты не захочешь иметь дело со мной… в гневе… Ведь так?..

— Так и есть! Матерь Божья, бедный Никос! Снова что-то пакостное надумала! — взволнованно выдал по-гречески побледневший эсбэшник. Пробормотал, ни к кому конкретно не обращаясь: — И почему мне все это кажется подозрительным?!

— Профессия у тебя такая… беспокойная! — отрезала я, поднимаясь с пола.

От усталости меня повело. Еще бы! В этом теле уже сутки без сна и отдыха. И все время на ногах. Рон успел вовремя подхватить за плечи.

— Как ты, милая? — Марша погладила по руке, пытаясь оказать моральную поддержку.

Я стояла, не владея дрожащими коленями, и смотрела на безукоризненный костюм и высокие каблуки. Дресс-код руководителя, чтоб его! Заставили-таки принять душ и переодеться. Даже причесали… с боем. И воем. Моим.

Повернулась к своей команде:

— Все все поняли?

— Да! — раздался нестройный хор голосов.

— Кто-то может объяснить мне хоть что-нибудь?! — одиноко взывал с коляски Йоргос, шаря взглядом по растерянным лицам моих подчиненных.

— Мистер Казидис очнулся! — шлепая легкими тапочками, выскочила к нам молоденькая волоокая медсестра. — Можете к нему зайти.

— Да, конечно, — кивнула я ей. — Спасибо! — И снова к своим: — Сейчас я пойду к мужу и проведу с ним пару часов. Потом он будет в вашем распоряжении. — Поменяла интонацию и тихо пригрозила: — И не дай бог вам нарушить мои приказы!

Обвела всех строгим взглядом, улыбнулась и пошла к двери в палату.

— Джулиэн, — тихонько позвала Анна. — Счастья тебе!

— Джул! — поправила ее я. — Джул Казидис! И… спасибо!

Через предбанник с обрадованно суетящейся медсестрой и бравой охраной в черном я стремительно прошагала в VIP-палату.

Внутри на больничной койке лежал муж. Бледный, опутанный трубками и проводами, подключенный к попискивающим приборам и датчикам, Никос напряженно всматривался в отворяющуюся дверь. Классический вид кусачего животного в клетке! Вот уже и скалиться на визитеров приготовился.

— Тише, милый, это я!

Белая повязка на голове мужа делала его похожим на раненого бойца греческого Сопротивления. Швы на лбу выглядели немного непривычно, не уродуя, а делая забавным. Левая бровь у него вверху приподнялась, и кончик ее слегка недоуменно изогнулся, будто хозяин безмолвно спрашивал, подшучивая над собеседником: «В самом деле?»

Оттопыренное ухо хулиганисто торчало из-под повязки, как у беспородного щенка. Левая нога в гипсе, правая рука — тоже. Грудь в бинтах. Остальное спрятано под одеялом.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо прикрыла я створку.

В ответ мне досталась микроулыбка, зато теплом глаз можно было топить льды Антарктиды.

— Средне паршиво, — кривясь, признался Ник. Передернул плечами и пожаловался все с той же тенью внутреннего смеха: — Детей делать в ближайшее время точно не смогу. — Потянулся ко мне и беззвучно охнул, отбрасываемый назад пластиковыми путами. — Могу только надеяться, что к тому времени, как поправлюсь, все еще буду тебя интересовать.

Я присела около его кровати и осторожно взяла за руку:

— Будешь.

Он с трудом улыбнулся и спросил:

— Мне сказали, что ко мне рвется жена. Ты наконец решила рассекретиться?

— Что-то вроде того. — Я погладила такую сильную и такую слабую сейчас руку. — Я поняла — есть что-то большее, нежели амбиции.

— Что же это? — Он сжал горячие пальцы, охватывая мою узкую ладонь и пронзая меня тревожным взглядом.

— Любовь, — нежно улыбнулась я. — Просто любовь…

— Джул! — рванулся он ко мне опять и тут же откинулся со стоном на подушки. Ласково попенял: — Умеешь же ты найти место и время!

— Я готовилась. — Я не сводила глаз с человека, ради которого отрекалась от всего. Искренне надеюсь — не напрасно.

— Теперь ты останешься со мной? — Голос Никоса становился глуше, невнятнее, сказывались усталость и лекарства. Переспросил: — Ты будешь рядом, любимая?

— Я теперь всегда буду рядом, — пообещала я. — Всю твою жизнь. И тебе не избавиться от меня.

Сомкнулись полукружья темных ресниц. Он уснул. Уснул, успокоенный и ободренный. Уснул, еще не зная, что отныне мы всю жизнь будем вместе и врозь, как солнце и луна.

Сколько я так просидела… трудно сказать. Глядя на любимое лицо и сжимая руку Никоса, я с благодарностью ловила последние мгновения физического контакта, наслаждалась скупыми прикосновениями…

Мне почудилось отдаленное:

— Джи! ДЖИ! ДЖИ!!!

Голос явно чем-то разгневан. Угу. Кем-то. Точнее — мной.

И я поняла — пришло время действовать.

Встала и заперла дверь.

Расправила крылья и собрала всю свою оставшуюся ангельскую сущность. Палата осветилась нежным золотистым сиянием.

Приобняв Ника белыми крыльями, я наклонилась и нежно его поцеловала.

Затряслись стекла. Голос звучал ближе, громче. Он звенел гневом. Грохотал. Отдавался болью в ушах. Глас справедливости Бога грозил и предостерегал:

— Я иду!

А я не отрывалась от поцелуя, изливая через него всю свою любовь, даруя на протянутых ладонях свое сердце. Вручая то, что лишь однажды может дать смертному ангел — поцелуй защиты. Так называемый Последний поцелуй ангела. Поцелуй, привязывающий нас друг к другу нерушимыми узами. Навечно. Его нельзя разорвать или отменить.