Богатые тоже скачут, или Где спит совесть - Славачевская Юлия. Страница 62
— Только вот лифты у вас будут разные… У него — вниз, а у тебя вообще… в режиме ожидания. — Штатный соблазнитель зазывно причмокнул губами. — А ведь все так просто уладить… только один росчерк пера. Перо, кстати, есть…
Перо действительно было. Мое. Никос его подобрал в больнице и с тех пор по непонятным причинам носил в золотом медальоне вместе с моей фотографией.
— Убью! — твердо пообещала я. — Жестоко! С расчленением!
— Не-а, — поддразнил меня противник. — Тогда тебе вообще хана! Рехнешься с тоски. Поговорить не с кем, пар спустить, покусаться…
— Козел! — фыркнула я от бессилия.
— Казидис! — парировал он.
Мы грозно позыркали друг на друга и заткнулись.
«…Пожалуйста, не делай плохих поступков…»
Никос и не делал. Он вообще ничего, кроме работы, в последнее время не делал. Жил как бездушный автомат. Робот.
После выписки Ник будто потерял всякий вкус к жизни. Работа, работа, работа! Еще иногда сидел в кабинете и часами читал затертое до дыр письмо. И так с раннего утра до позднего вечера. Работа — письмо. Письмо — работа! Письмо — работа — работа — работа — письмо! Зашибись, какое разнообразие!
Развлекался он. Буквы знакомые искал. Почерком любовался. Пропускал между пальцами бумагу. Нюхал. Меня костерил.
Когда он меня как отсутствующую вот так ругмя ругал — я икала. Весело, аж до слез!
— Ты — дура! — снова открыл рот демон. — Набитая. — С жирным намеком: — Могла бы сейчас с ним на Канарах жариться!
— Такой дьявольски жаркий отдых не для меня, я быстро сгораю! — мрачно буркнула я.
— Подпиши, а, будь плохой девочкой? — в который раз заканючил Аластор, умоляюще протягивая ручку. Шут гороховый! — Сделай всем хорошо!
— Если только у тебя под хвостом раскаленной кочергой! — блеснула я манерами. — Сделаю тебе приятно и буду жить дальше с чистой совестью и удовлетворенной душой!
— И спать в пустой постели! — не обиделся демон. Поначалу пыхтел и обижался. Теперь — нет. А что вы думаете — закалился в сражениях!
«…И постарайся пересмотреть свои взгляды на жизнь!»
— Нет чтобы прямо написать — бросай выкобениваться, парнишка! Насилие, половая неумеренность и суицид до добра не доводят! — хмыкнул демон, запивая сентенцию экзотической сливовой водкой и закусывая пирожками с грибами и капустой. — Любите вы, ангелы, иносказания и недоговоренности!
— Не твое дело, рогатый! — огрызнулась я. — Что хочу, то и пишу! Мужу пишу, не кому-нибудь! Наше внутрисемейное дело!
— Вы посмотрите на нее! Я рогатый?! Я?!! — возмутился настырный мракобес. — Рогатой скоро станешь ты! — заверил меня Аластор, почесывая под мышкой. Сначала он хотел почесать в другом месте, но под моим тяжелым взглядом передумал и решил сохранить адское достояние в неприкосновенности.
— Уверен? — прищурилась я, нервно складывая и раскладывая крылья. — Я не подпишу!
— Конечно, — пожал плечами искуситель. — Как ты думаешь, сколько он будет страдать, пока не найдет тебе замену? Неделю? Месяц? Полгода? Год?..
Хороший вопрос… и крайне болезненный. Монахом Никос явно никогда не будет, а вот смогу ли смириться с другой женщиной в его жизни? На что я себя обрекла?!
— Не твое дело! — надулась я, слезая со стола и заходя за спину мужу. Там я себя чувствовала более уверенно.
— Как раз МОЕ, — широко улыбнулся демон. — Потому что дело моей чести — провести эту сделку. И я буду ловить тебя и его за штаны, аки сторожевой пес, цепляться за самые малейшие слабости, использовать любые возможности и нажимать на самые крошечные рычаги!
— Не те ли, что ты скрываешь под халатом? — фыркнула я, грубостью скрывая сильнейшую сердечную боль.
Впрочем, рогатик не обиделся. Он понятливо усмехнулся и скрестил копытца:
— Хочу заполучить тебя любой ценой, звезда моя!
— А морда напополам не треснет?! Давай начнем со звездочек из глаз! — вполне миролюбиво предложила я, приготавливаясь к ежедневной разминке, которой обычно заканчивались наши пикировки.
Это наше словесное па-де-де может длиться бесконечно долго. Если я не могу успокоить мужа, то хотя бы могу попытаться упокоить одного навязчивого демона! Дайте мне хоть что-нибудь!
Демон вскочил, встряхнулся, живо поменял халат на боксерские трусы и майку, и мы немного поспарринговали. Побегали друг за другом, помахали ногами и руками, размяли крылья…
Мне это было просто жизненно необходимо, потому что Никос как раз дочитал до строк: «…Люблю тебя всей душой, твоя Джул!» — и уронил голову на скрещенные руки.
— Никос! — Размашистыми шагами в кабинет зашел Йоргос. — Прекрати киснуть! Я уезжаю в аэропорт встречать родственников. Надеюсь, ты помнишь, что завтра моя свадьба и ты мой шафер?
Казидис повернул голову в его сторону.
— Конечно, дружище, — спокойно ответил мужчина. — Я с удовольствием сдам тебя с рук на руки жене, и ты прекратишь доводить меня своими придирками и оставишь в покое.
— Если считать придирками тот факт, что я заставляю тебя хоть немного есть и спать, — то не надейся! — заверил его Георгиос. — После моей свадьбы тобой займется тетушка Димитра! И уж ей ты не будешь по двадцать раз на день прокладывать маршрут из нескольких букв!
— Не трогай маму! — предупредил Никос. — Ей и так досталось!
— А тебе? — спросил Йоргос, присаживаясь на краешек стола. — Сколько уже можно скорбеть по этой… женщине? Она тебя изводила, дважды бросила, предала, пыталась разорить…
— А еще она меня любит, — тихо прервал поток обвинений в мой адрес Никос.
— Ты уверен?! — Синие глаза Георгиоса потемнели, на челюсти загуляли желваки. Он захотел было проехаться по исчезнувшей миссис Казидис опять, уже развернутым текстом, но, увидев зарождающееся бешенство шефа, передумал.
— Ты уверен в Рыжей? — ответил вопросом на вопрос Ник.
Йоргос посмотрел на него долгим взглядом.
Но когда муж хотел, он умел быть настойчивым:
— Уверен?
— Как в самом себе! — отрапортовал эсбэшник, расплываясь в улыбке. — Потрясающая женщина! Я был бы идиотом, если бы позволил себе ее потерять… — Пауза. — Извини, Ник…
— Почему ты мне тогда отказываешь в том же самом? — гневно поинтересовался Казидис. С надрывом: — Я чувствую — Джул где-то рядом и есть какое-то разумное объяснение происходящему!
— Угу, — не смог промолчать Йоргос. Этот гад прямо-таки сочился издевательским неверием.
Демон поднял вверх два больших пальца в жесте «одобряю!». Я жестоко пнула его ногой.
— Блажен, кто верует! — мрачно заявил родственник, не желая встревать в дальнейшие дискуссии накануне такого знаменательного события, как торжественное принесение в жертву своей личной свободы на алтарь семейного счастья.
Вид у Йоргоса все еще оставлял желать лучшего: следы пыток после слез ангела и хирургического вмешательства сгладились, но далеко не все — некоторые пальцы по-прежнему зияли жуткими шрамами-провалами вырванных ногтей; на лице после происшествия добавилось свежих шрамов; а в шевелюре — снежно-белых пятен седины. Йоргос прихрамывал до сих пор, и движения пальцев левой руки были временами довольно скованными. А правую руку только недавно сняли с лангеты.
Тем не менее изнутри деверь изменился до неузнаваемости. Его лоб разгладился, глаза сияли, а на губах время от времени проскакивало что-то предваряющее искреннюю дружескую ухмылку, пусть пока оформившуюся не до конца и оттого — кривоватую и неуверенную, но зато без привычного яда цинизма и холодного скепсиса.
Господи, сделай так, чтобы этот дуралей вопреки всему был счастлив! Пусть им с Рыжей повезет!
— Верую! — словно солнце в просвет туч, улыбнулся Никос. — Я верю, что мы будем вместе! Мы уже вместе, навсегда.
Можно я пойду долбанусь лбом об стену и сделаю вид, что мне больно от этого?
Демон уже просто истекал крокодиловыми слезами и громко сморкался в клетчатый платок. Еще немного — и начнет кататься по ковру от хохота.