Записки средневековой домохозяйки - Ковалевская Елена. Страница 41

– Я выбрал эти места из-за ровного климата, да и земли пока здесь имеют невысокую стоимость, но весьма устойчиво, я бы даже сказал, стабильно повышаются в цене год от года. И поэтому я прямо с границы, не заезжая в столицу, чтобы не потратиться, направился сюда, – меж тем продолжал баронет, поощренный моей улыбкой. – А вам как нравятся эти места?

– Очарована ими, – стала отвечать я, тщательно подбирая слова. Не говорить же мне ему правду. – Я даже рада, что уехала из столицы. Здесь так спокойно, все настраивает на неспешный лад. И люди тут чудесные. А святой отец… – Тут я сделала вежливый жест в сторону пресвитера, который подчищал вторую порцию жимолостного варенья из креманки. Он поднял на меня лучащийся довольством взгляд и улыбнулся. – Просто спас меня, когда я приехала.

– Полно вам! – взмахнул он ложечкой. – Вы преувеличиваете! Это было лишь легкое недоразумение. Деревенский люд всегда несколько настороженно относится к чужакам. Знаете, когда я только прибыл сюда, они тоже с опаской относились ко мне, даже на проповеди не очень-то ходили. Зато потом!.. Люди они действительно чудесные и всегда помогут.

– О-о-о! Так вот почему у меня никак не наладятся отношения со старостами и арендаторами, – заметил баронет. – Наверное, мне следует так же, как и миледи, обратиться к пресвитеру?

– О да! Церковь – это скрепляющая людей сила, и не стоит ее недооценивать, – согласился отец Митчелл.

Я поддерживала ни к чему не обязывающий разговор, а сама тем временем краем глаза присматривалась к новому гостю. Если отец Митчелл часто наезжал к нам и к его визитам я уже привыкла как к чему-то само собой разумеющемуся, то баронет Эйрли для меня пока был загадочной персоной.

Оказалось, что гость тоже украдкой разглядывал меня, и нет-нет, да наши «взгляды исподтишка» пересекались. И я неожиданно поймала себя на том, что испытываю некоторую неловкость, а еще немного, и меня бросит в краску. Надо отдать должное чести баронета: он даже вида не подал, что заметил мое смущение и легкие заминки при ответах.

А еще я потихоньку начала принимать местные реалии, порой даже верила, что женщина все-таки не лошадь, сама не знающая, что она может, а слабое существо, которому без поддержки окружающих просто не выжить в сложном мире. Хотя, сталкиваясь с решением очередного вопроса, я махом выкидывала эту глупость из головы и начинала действовать. Но все равно порой так приятно было почувствовать себя слабой, чтобы кто-нибудь о тебе заботился. Ну хотя бы чуточку.

И вдруг такое проявление такта! Никто не вперяется взглядом, словно у меня на голове рога растут. Мне было так приятно.

Мы беседовали еще долго, пока не начало темнеть. Отец Митчелл с удовольствием наелся варенья, мы с Джонатаном – он позволил называть его попросту – побеседовали о нюансах ведения хозяйства в усадьбе и имении, поделились немногими воспоминаниями о столице. Оказалось, что Джонатан тоже по роду своей прежней деятельность был далек от блеска столичной жизни и вовсе не тяготел к нему.

Потом мы тепло распрощались. Баронет Эйрли получил от меня разрешение приезжать, когда ему захочется. Правда, мне тут же пришлось заверить отца Митчелла, что и его я жду в любое время, дабы угостить очередной новинкой из моих заготовок, ведь пресвитер, отрекшись от многих мирских удовольствий, так и не смог отказать себе в одном – отведать чего-нибудь нового и необычного.

В спальне царил полумрак, из-за опущенных штор даже царила легкая духота, но лежащим на большой кровати было все равно. Вернее, лежал только один он, а она сидела на нем верхом. Ее длинные рыжие вьющиеся волосы достигали поясницы и, когда она откидывала голову назад, касались белоснежных ягодиц.

– Ви, не поступай так со мной больше… – умоляюще протянул он.

В ответ женщина засмеялась и, прогнувшись, в очередной раз откинула голову назад и приподняла волосы руками. Упругие темные пряди цвета меди так красиво контрастировали с ее молочно-белой кожей.

– Ви?..

Она рассмеялась вновь, теперь принужденно. Ее смех, отдающий легким безумством и оттого так будоражащий воображение и подстегивающий без того безудержное желание лежащего под ней мужчины, разорвал тишину спальни.

Не выдержав, мужчина рванулся к ней:

– Вивьен, черт тебя подери! Ты слышишь, что я тебе говорю?!

Он схватил ее за волосы на макушке, заставляя выпрямиться. Но та, как кошка, податливая ласковой руке, плавным движением поднялась и, прижавшись к его груди, запустила шаловливые пальчики в его каштановую гриву.

– Слышу, – зашептала она, едва касаясь его губ своими губами. – Слышу… Но я свободная женщина, а значит, делаю все, что хочу…

– Тогда почему Хольгрим, этот старый пень?!

Мужчина сжал руку в кулак, сильно, можно даже сказать, болезненно дергая ее волосы на затылке. Но женщина, казалось, даже не заметила этого, разве что чуть подалась назад.

– Посмотри, какое ожерелье… – так же томно прошептала она, касаясь массивного золотого украшения, отягощавшего ее шею и так нелепо смотревшегося на белоснежной коже. – Да ради него одного стоило…

– Черт бы тебя побрал, Вивьен!!! – выкрикнул мужчина и в негодовании скинул женщину с себя.

Та, не стесняясь своей наготы, откатилась в сторону и довольно потянулась на шелковых простынях. Мужчина же, вскочив, резкими движениями, выдающими его злость, начал собирать разбросанные по комнате вещи. Одновременно с этим он продолжал ей выговаривать:

– Я смирился с твоими причудами! Принял, что ты не станешь моей! Получил наследство, как ты хотела! Стерпел твои развлечения!.. Но теперь ты переходишь все мыслимые границы! Неужели тебе мало того, что я тебе дал?! Я потратил на тебя почти все!

Женщина перевернулась на живот и, устроив подбородок на сложенных одна на другую ладошках, внимательно наблюдала за мужчиной. Но когда тот упомянул о тратах, раздраженно бросила:

– Я тебе не шлюха, Кларенс, чтобы продаваться за деньги! Теперь свою жену будешь за золото покупать!..

– Тогда это что?! – Он резко бросился к ней и, нащупав в распущенных волосах на шее ожерелье, дернул на себя.

Женщина взвизгнула и подалась вперед, однако мягкий металл не выдержал, одно из звеньев разорвалось, и в его руках осталась безвкусная, кричащая драгоценность.

– Подарок! – выкрикнула ему в лицо Вивьен.

– Подарок?! – Кларенс подкинул ожерелье на руке, словно взвешивая, а потом со всей силы швырнул его о стену. – Я мало тебе дарю?!

Вивьен вскочила на ноги и, обнаженная, уперев руки в бока, с вызовом смотрела на него:

– Я свободная женщина и…

Мужчина подскочил к ней и схватил рукой за горло, заставляя отклониться назад.

– Ты моя женщина! – угрожающе прорычал он.

Вопреки здравому смыслу и сложившейся ситуации, Вивьен довольно усмехнулась:

– Вот за это ты мне и нравишься…

Железная хватка стала нежной. Более смуглая рука на молочной коже… Он ласково провел большим пальцем по бьющейся жилке. Она замурлыкала, а потом, рванувшись вперед, жадно припала к его губам. Последовал жаркий поцелуй, завершившийся внезапным болезненным укусом.

– Вот так! – утвердительно выдохнула она в его приоткрытый рот.

Сглотнув, мужчина прошептал:

– Не смей больше спать…

– Не смей указывать… – последовало в ответ.

Кларенс оттолкнул ее от себя и начал спешно одеваться. Когда осталось лишь завязать шейный платок и надеть камзол, он произнес:

– Надеюсь, ты все же одумаешься и перестанешь вытворять черт знает что! – А потом рывком влез в камзол и молча покинул спальню, напоследок громко хлопнув дверью.

Едва его шаги стихли в коридоре, напускная бравада улетучилась. Женщина передернула плечами, словно замерзла, и пошла к окну. По-прежнему не одеваясь, она раздвинула шторы, и в комнату заглянуло уже неяркое по вечеру солнышко. Оглянувшись по сторонам в поисках драгоценности, Вивьен заметила на полу блеснувшие камни, подошла и подняла смятое мужской рукой ожерелье.

– Такую вещь испортил… – равнодушно протянула она, положив искалеченную драгоценность на туалетный столик.