Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья. Страница 62

— Ой, пап. Привет. Вы уже вернулись? Рано вы… — Люба как не в чем ни бывало зевнула. — С Новым годом, папа.

Соловьев, наконец-то, подает голос:

— Через пять минут. На кухне. С объяснениями.

После этого уходит, прикрыв дверь.

— Ушел наконец-то, — вздыхает Люба. — Ну, меня будут целовать?

— Любка, нас ждут! — его голос звучит хрипло — Ник надеется, что это спросонья, а не от пережитого ужаса.

— Подождут — Люба, в противовес ему, беспечна. — Куда папа денется? А я уже соскучилась по своему Звероящеру…

— Давай одеваться! — он умудрятся вывернуться, сесть на кровати, а потом и вовсе встать на ноги.

Оглядывается в поисках одежды. Джинсы валяются почти рядом с дверью. Ему хочется стонать — голый, в чужой квартире, за дверью — разгневанный отец его невесты и… и даже физиология подводит! Несмотря на два раз ночью и обстоятельства пробуждения утренний стояк никто не отменял. Наклоняется за боксерами — те тоже на самом видном месте, мать их, в самом центре комнаты! И пара использованных презервативов рядом с кроватью. Вообще зашибись картина!

— Ты одевайся красиво, с чувством, с толком, с расстановкой. Чтобы я могла насладиться… процессом, — Люба и не думает вставать с постели. И даже прикрываться не собирается — бесстыдница. Ник замирает и смотрит на нее, забыв на какое-то время обо всем. И Люба это понимает. Томно, с придыханием:

— Иди ко мне, мой самец Звероящера…

— Зараза! — он все-таки отводит взгляд от ее голой груди. В два шага добирается до своих штанов. — Марш одеваться! Нас ждут.

— Зануда. Пусть ждут. Что ты паникуешь?

— Я не паникую. Я… — он снова сбился, совершив ошибку и опустив взгляд ниже ее лица.

— Коля, если ты забыл — ты мне ночью предложение сделал. Или ты передумал?

— Я не забыл! И не передумал!

— Ну, тогда все в порядке. Не паникуй, — Люба садится на кровати, одеяло совсем сползает, она сладко потягивается, а Ник снова «зависает». — Точно будем одеваться? По-моему, ты совсем не этого хочешь…

— Я тебе отомщу, — грозит он, натягивая толстовку. — Страшно отомщу! Если сам выживу, конечно…

На кухню они зашли, держась за руки. Стас Саныч стоит, прислонившись к углу подоконника, сложив руки на груди. С другого угла зеркальной копией стоит Вера Владимировна. Нефиговая такая мизансцена.

— Ну-с. Я жажду услышать объяснения увиденному, — Любин отец не собирается ждать, пока Ник соберется с мыслями.

— Здравствуйте… Стас Са… Станислав Александрович… Вера Владимировна… — неловкий кивок в сторону будущей, как он надеется, тещи. — Дело в том, что я… что мы… с Любой… в эту ночь… хотя, на самом деле, это еще год назад… началось. Хотя это неважно. Или важно… То есть, я хотел сказать… — все, его словарный запас исчерпался — особенно под пронзительным синим взглядом взрослого мужика, который ему в отцы годится.

— До чего же любопытная история, Верочка, ты не находишь? — Соловьев демонстративно обращается к супруге. — Так увлекательно излагает молодой человек — слушал бы и слушал.

— Папа, прекрати! — Люба, как кролик из цилиндра фокусника, высовывается из-за плеча любимого. Встает перед Ником, прижимается спиной к его груди, берет его руки и обнимает ими себя за талию. — Перестань пугать Колю, он скоро заикаться начнет — из-за тебя! Ты и так все прекрасно понимаешь!

— Боюсь, ты переоцениваешь мои мыслительные способности, дочь.

— Хорошо, — Люба невозмутима и нисколько не обескуражена строгим тоном отца. — Коля вчера пришел ко мне. Сказал, что любит, жить без меня не может. Предложил выйти за него замуж. Я согласилась. И потом мы слегка увлеклись… празднованием этого события. И Нового года. Вот. Все просто.

— Да, — Ника вдруг внезапно наконец-то отпустило. Что он, как мальчишка, в конце-то концов? Ничего плохого и недостойного он не совершил! Обнял Любу покрепче. — Так все и было. Я люблю вашу дочь и прошу ее руки.

Соловьев какое-то время смотрит на них молча. А потом обращается все так же к супруге:

— Верочка, тебе не кажется, что наши дочери завели какую-то странную привычку — выходить замуж за сыновей наших лучших друзей?

— Факт, — Вера едва сдерживает улыбку.

— Надежда выскочила замуж за сына Баженовых, Любава намылилась за сына Самойловых. Что будем делать с Софьей? Парней больше нет.

— Не знаю, не знаю, — Вера уже откровенно улыбается, глядя на среднюю дочь и ее избранника.

— Одна надежда на Тихомирова, — продолжает разговор на отвлеченную тему Стас, — может быть, у него где-то завалялся незаконнорожденный отпрыск?

— О, зная Дашу — это вряд ли.

— Да у него там этих незаконнорожденных — целая горнолыжная секция, — решает поддержать тему Люба. — Как там этого их юного Васькиного чемпиона зовут? Артур?

— Эдик, — смеется Вера. — Но он совсем мальчик еще.

— Ну, вот Сонька себе сызмальства мужа и воспитает как надо. И вообще, — Люба с видимым удовольствием трется затылком о плечо жениха, продолжая милый необременительный домашний треп, — мало ли, каких она там себе привычек приобретет на своей второй Родине — при их-то либеральных нравах? Вот сменит сексуальную ориентацию — и соблазнит… Катьку. Или Варьку.

Стас и Ник поперхнулись одновременно. И одновременно рыкнули:

— Любава!

— Все, молчу, молчу! — смеется Люба. — Цени, папа, я тебе привела нормального жениха!

— А я ценю, — наконец-то улыбается Соловьев. Протягивает ладонь Нику. — Добро пожаловать в семью, Николай.

— Спасибо, — Ник отвечает на рукопожатие. И тут нервное напряжение его отпускает окончательно. Все хорошо. Все правильно.

— Мы очень рады за вас, дети, — Люба перекочевывает из рук Ника в материнские объятья. Вера целует дочь в лоб, а потом спрашивает: — Коля, твои уже знают?

— Нет. Пока… не знают.

— Так это надо срочно исправить! — Стас берет со стола лежащий там телефон. — Надо же обрадовать… свата.

— Рано еще, пусть человек поспит, — смеется Вера.

— Да как можно спать, когда такие новости? Доброе утро, Глеб Николаевич! — последнее уже в трубку. — Недоброе? Ну, извини, просто у меня тут такое — только к тебе могу обратиться, уж прости, что разбудил. Что случилось? Рассказываю, слушай. Прихожу я, значит, утром, домой из гостей — а у меня дома, в постели моей средней дочери, лежит голый парень. Нет, я звоню тебе не как травматологу и не потому, что я его из окна выкинул. Ах, почему не выкинул?! Ну, во-первых, он здоровенный лоб под два метра. Согласен, не аргумент. А во-вторых, он — твой сын. Что значит: «Какой сын?!». У тебя их сколько? Да не ори ты так! — Стас убирает трубку от уха. — Капец у тебя папаша горластый, — это уже Нику. И снова в телефон: — Ну, проорался? Нет, я не шучу. Абсолютно серьезно. Что я сделал? О, ну я был в негодовании. В страшном, да. Что они? Ну, они у меня оба в ногах тут валялись. Долго валялись — с полчаса, наверное. Долго и убедительно. Ну, ты же знаешь мое доброе сердце. Простил. Простил и благословил. Так что теперь твоя очередь. Приезжай… благословлять детей. Да, все есть у меня для благословения. Полный буфет и холодильник. Даже этот твой поганый сидр есть, к которому ты в последнее время пристрастился. Все, приезжайте. Ждем.