Мандаринка на Новый Год (СИ) - Волкова Дарья. Страница 64
На пятницу — доставка кровати. В среду должны привезти и смонтировать стенной шкаф. Через неделю можно уже переезжать.
— Я тоже не верю, — Ник кладет отвертку на подоконник и обнимает Любу за плечи. — Что скоро совсем все. И будет уже можно… Устала?
— Немножко, — она прижимается к его груди. — Ну, хоть квартира на квартиру стал похожа. Пол чистый, мусор весь вывезли. И даже на кухне подключен холодильник, а в нем есть сок. Боже, на что похожи мои руки? Самойлов, тебе не совестно? Заставляешь меня работать. Посмотри на мой маникюр. Стыд и позор.
— Знаешь, после того, что ты делаешь со своими руками у горелки… И тебя никто не заставляет. И тяжести поднимать не смей!
— Раскомандовался. Ну что, давай собираться по домам?
— Угу.
— Коля… Коля, перестань! Ну что ты делаешь? Я два часа мыла пол и таскала мусор. Я потная и грязная. Да прекрати же ты! С ума сошел. Тут даже кровати нет! Коля!
— Пол чистый, и я буду снизу, — скороговоркой и неразборчиво, потому что целует ей шею.
— Давай, хоть в душ сходим… Коля… Паразит!
— Потом в душ, — стаскивая с нее заляпанную пятнами краски футболку. Его — похожая, только в два раза больше размером и темно-синяя, летит на пол следом. — Иди сюда, садись на меня…
— Ты ненормальный. Ты извращенец! Ты… сделай так еще раз…
На них обоих джинсы — старенькие, потертые, с прорехами. А выше талии — голое тело и сплошной простор для рук и губ. Она выгибается на нем, задевая его грудь своею. Он чувствует, что еще чуть-чуть — и терпеть боль и дискомфорт от плотного шва ширинки, о которую трется эта бесстыжая кошка, станет невозможно. И жар ее тела он чувствует даже сквозь все эти слои джинсовой ткани.
— Приподнимись, давай снимем… — хрипит он. А она вдруг спохватывается.
— Ник, а у тебя есть?… С собой?
— Нет, — он, казалось, тоже опомнился. — Не взял. Не… подумал.
— Тогда лучше не стоит. Все равно через несколько дней переедем, и тогда уже… Чуть-чуть подождать.
— Я не могу ждать, — со стоном. Расстегивает пуговицу на ее джинсах. — Пожалуйста…
— Коля… Я не хочу больше пить те таблетки. Я после них не очень хорошо себя чувствовала…
— И думать забудь. Никаких гормональных таблеток.
— Коля, ну как же?…
— Я позабочусь, — он стаскивает с нее джинсы вместе с бельем.
— Коля?!
— Не переживай, я обо всем позабочусь, — теперь он снимает свои джинсы.
— Коля!
— Женщина, доверяй мне, — Ник опрокидывает ее на себя. — Я выйду. Перед. Из… Я не кончу в тебя. Все будет в порядке. Давай… Иди ко мне… Да, вот тааак…
Надо сказать, что, несмотря на все приятности, этот вид контрацепции Любе не понравился категорически. Это же было отдельное наслаждение — чувствовать, как он пульсирует внутри, вздрагивает всем телом, стонет в ухо. А вместо этого она созерцает его содрогающуюся спину, слушает хриплое дыхание.
— Я пол мыла-мыла… А ты его снова испачкал.
— Ты зараза, — обессилено.
— А ты не мог потерпеть пару дней!
— Не мог, — он поворачивается к ней, обнимает. Целует в висок. — Прости меня. Я больше не буду.
— Ну-ну…
— Ты сегодня рано, доченька. А где Коля?
— Коля сегодня играет в мачо. И собирает собственноручно кровать.
— А сборку оплатить? — ухмыляется Стас.
— Это не по-пацански, — ответно усмехается Люба. — Хотя, по-моему, ему просто нужен повод — купить пива, позвать Дэна и Вика. Ну, заодно, может, пару ножек прикрутят.
Родители смеются.
— Нет, ну а что? Если ему так хочется поизображать самца — не буду Кольке мешать. В кои-то веки можно полежать в ванной, сделать маску для волос…
— Какая у нас дочь мудрая молодая женщина. И в кого бы это?
— Ну, мудрая в тебя, а женщина — видимо, в меня, — парирует Вера.
— И не поспоришь.
Они молчат и смотрят друг на друга, пока лифт поднимает их на пятнадцатый этаж. У Ника в ногах стоит спортивная сумка, у Любы — небольшой чемодан на колесах. Самое необходимое на первое время.
Лязгают двери лифты, звякают ключи. А потом Ник неожиданно подхватывает Любу на руки.
— Ты чего?!
— Мать велела так сделать. Примета такая — что на новоселье муж должен жену через порог перенести.
— Ты мне пока не муж.
— Да кому нужны эти формальности, — он шагает через порог.
В коридоре Ник аккуратно ставит ее на ноги, а потом внезапности продолжаются — Любе споро завязывают глаза мягким кашемировым шарфом, от которого пахнет детским мылом и любимым мужчиной.
— Ник?…
— Что?
— Знаешь… я как-то не чувствую склонности к ролевым играм с завязыванием глаз и прочим связыванием. Боюсь, я для этого недостаточно… искушенная.
— Да ладно. А вдруг тебе понравится?
— Ник!
— Постой пару минут, ладно? Я приготовил тебе сюрприз.
— Что-то мне уже страшно…
— Заметь — я пока даже не связал тебе руки.
Ей казалось, что она так, в темноте под шарфом, стояла куда больше двух минут. А потом его большая ладонь обхватила ее руку.
— Пойдем.
Теплая кашемировая пелена сползает с глаз. И Любу укутывают отсветы от десятков свечей, расставленных по всей комнате на полу.
Ник все-таки собрал кровать. И сейчас она застелена черным, матово поблескивающим атласом. На котором россыпь лепестков роз. Розовых. Люба молчит. Молчит так долго, что Ник не выдерживает первым.
— Ну как? Тебе нравится?
Она медленно выдыхает, оборачивается к нему. Говорить почему-то трудно, какой-то комок в горле. Он помнит. Он все помнит…
— Хороший мой… Это совсем не обязательно.
— Как это — не обязательно? То есть, я зря искал этот комплект черного постельного белья в Интернете? Зря зажигал пятьдесят сечей? Зря исколол все пальцы, обдирая кучу роз? Зря выжрал полпачки антигистаминных?
Она могла бы сказать многое. Но сказала главное: