Горький ветер свободы (СИ) - Куно Ольга. Страница 26

Я смотрела на него, чувствуя себя сбитой с толку, и не знала, верить или нет.

— Я совершенно случайно оказался на невольничьем рынке, — сказал Данте. — Там просто лежал кратчайший путь к таверне. Я не собирался никого покупать. И в том, что я тебя выкупил, не было ровным счётом никакого меркантильного интереса.

В дверь постучали, словно специально для того, чтобы дать мне время собраться с мыслями. В комнату вошла служанка, принесшая на подносе кубок с каким-то напитком.

— Пунш, как вы и велели, дон Данте.

Она поднесла было напиток ему, но он кивнул в мою сторону. Служанка поставила поднос на маленький столик, совсем крохотный (поднос занял его целиком). С лёгкостью приподняла столик и поставила его напротив меня. Присев в реверансе, удалилась.

— Пей, — посоветовал Данте. — Согреешься.

Я подняла на него затуманенный взгляд и впервые почувствовала, что мне действительно как-то зябко. Камзол помогал недостаточно, поскольку был всего лишь наброшен на плечи, а не застёгнут на все пуговицы.

Взяла кубок и сделала осторожный глоток. Напиток был, как и положено, горячим. Вино, или даже несколько разных вин, какие-то пряности и фруктовый привкус. Организм действительно начал прогреваться. Я отпила ещё.

Когда количество жидкости в кубке уменьшилось вдвое, я вернула его на столик и всё-таки задала свой вопрос.

— Если всё так, как ты говоришь, почему ты не мог мне этого объяснить? Почему делаешь это только сейчас?

— Ну, первое время я полагал, что ты не знаешь языка, — напомнил Данте.

— То, что у тебя нет злых намерений, можно протранслировать и другими способами. — Я отказалась принимать вину на себя.

— Можно, — согласился Данте. — Но была и другая проблема. Я ведь намекнул тебе на это в Бертане. Мы постоянно находились под присмотром арканзийцев. Ты достаточно наблюдательна и не могла этого не заметить. Сандра, я отправился за границу не просто так. На протяжении многих лет арканзийцы регулярно совершали налёты на наши земли. Я молчу об экономических убытках, но при этом гибли люди. Я долгое время вёл переписку с Селим-пашой, пока, наконец, мы не достигли некой потенциальной договорённости. Дальше была необходима встреча, а затем и составление письменного соглашения.

Слушая, я машинально взяла кубок и постепенно допила пунш. Попутно сопоставляла рассказ Данте со своими собственными выводами, основанными на той обрывочной информации, которую мне удалось собрать в дороге. Теперь восполняла пробелы и исправляла неточности.

— Дело было настолько важным, что мне пришлось самолично отправляться в Арканзию, — продолжал Данте. — Ни с кем другим переговоры вести бы не стали. Брать с собой большой отряд я не счёл целесообразным. На их территории численный перевес в любом случае оказался бы на их стороне. При этом арканзийцы восприняли бы такой поступок с моей стороны как выражение угрозы, и отреагировали бы соответственно. Поэтому я взял с собой только Ренцо. И в целом всё прошло успешно. Но с этими людьми ни в чём нельзя быть уверенным окончательно, до тех пор, пока на листке не поставлена самая последняя подпись. Видишь ли, Сандра, это юго-восток. Там очень многое отличается от того, к чему ты привыкла на севере. Да и от нашей галлиндийской ментальности тоже. Среди прочего на востоке ценят силу. Зачастую ценят выше, чем справедливость и тем более честность. Честность с их точки зрения вообще важна лишь между «своими». Обмануть чужого можно и зачастую даже почётно. Но я сейчас не о том. С позиции арканзийца, заключать договор можно только с сильным союзником. Это одно из главных условий. Если потенциальный союзник проявляет слабость, от него с лёгкостью избавляются. И дальше заключают союз с более сильным человеком, который приходит на смену. Либо не заключают вовсе. Понимаешь, что это означает?

— Догадываюсь, — кивнула я. — Если бы ты проявил слабость, арканзийцы с лёгкостью избавились бы от тебя и разорвали договор, который так и не был заключён до конца.

— Совершенно верно, — одобрительно хмыкнул Данте.

— Значит, ты ходил по лезвию ножа, — заметила я. Он хмыкнул: я явно не сообщила ему ничего нового. — Мало ли что взбрело бы в голову этим людям. И что они восприняли бы как слабость, учитывая разницу в менталитете.

— Справедливо, — подтвердил Данте. — Однако помогало то, что я неплохо знаю их менталитет. И одну вещь я знаю точно, — очень серьёзно продолжил он. — Сострадание к рабу является в Арканзии признаком слабости.

Я опустила глаза, делая выводы. Данте внимательно на меня смотрел, наблюдая за реакцией.

— Я не мог напрямую протранслировать свои намерения, — проговорил он, увидев, что я уже сумела сложить два и два. — Если бы меня решили убрать — а такие решения принимаются на востоке очень легко, — то убили бы и тебя, и Ренцо. А на приграничные земли продолжились бы набеги, в ходе которых гибнут десятки людей. Лучше от этого не было бы никому. Я знаю, что тебе пришлось нелегко, Сандра. Но, к сожалению, у меня были связаны руки. Ренцо мог позволить себе чуть больше как подчинённый, и он пользовался этой возможностью. Но и его свобода действий была существенно ограничена.

Я вспомнила намёки, которые Данте делал в своё время касательно Илкера. Вспомнила навязчивое присутствие Карталя. То, насколько по-разному Данте вёл себя со мной в присутствии арканзийцев и когда мы остались в Бертане один на один.

— И несмотря на это ты спасла нам с Ренцо жизнь, — добавил он, аккуратно взяв мою руку в свою. — Хотя на тот момент имела все основания считать нас своими врагами. Если ты думаешь, что я об этом забыл, ты сильно заблуждаешься.

Я пожала плечами, глядя в пол. Я не считаю своими врагами людей, которые уступают мне свою постель. Но дело не в этом.

— Так ты отпустишь меня? — тихо задала я свой самый главный вопрос. Тот, на фоне которого меркли все остальные неясности, ошибки и недоразумения.

Данте запрокинул голову и тяжело вздохнул. Сердце ёкнуло и упало куда-то вниз: ответ был понятен без слов. Выпустив мою руку, Данте встал с дивана и прошёлся по комнате.

— Сандра, как я уже сказал, мне не нужны рабы. Так что, поверь, я отпустил бы тебя хоть сегодня, как ты говорила, на все четыре стороны. Но дело не во мне. Ты ведь знаешь, что я при всём желании не в силах избавить тебя от этого?

Он указал на украшавшего мою руку дракона. Я мрачно кивнула. Да, это было мне известно.

— Никто не может, — подтвердила я.

— Увы. Магию камней научились использовать для того, чтобы ставить клеймо. Но никто не умеет его снимать. Обыватели, конечно же, нашли этому объяснение. Дескать, боги решают, кому быть рабом, а кому нет. И человек — в том числе и хозяин раба — не вправе идти против их воли. Сам я не склонен искать объяснения в области сверхъестественного. Полагаю, люди просто не научились сводить такие знаки. Впрочем, факт остаётся фактом: как правило, клеймо передаётся по наследству, но иногда дети рабов рождаются с нетронутой кожей. И в этом случае решение принимается безоговорочно: ребёнок получает статус свободного человека. — Он потряс головой, почувствовав, что зашёл сейчас в совершенно ненужные дебри. — Всё это означает одно: я могу тысячу раз тебя отпустить, но в глазах людей ты останешься рабыней. Да, я нарушил слово, не дав тебе уйти в Арканзии, как ты того хотела. Но что бы произошло, поступи я иначе? Рабыню, путешествующую без хозяина, задержали бы очень быстро. В лучшем случае первый встречный рабовладелец попросту забрал бы тебя себе, и кто знает, каким человеком он бы оказался.

Признаться, меня передёрнуло при мысли об этой перспективе. Я почему-то не подумала о такой возможности, а ведь сейчас она прозвучала совершенно логично. Что делает прохожий, если обнаруживает на дороге чужую собственность, скажем, кошель с монетами? В редких случаях пробует найти хозяина. Но чаще всего забирает кошель себе. Кошель или что-нибудь другое, что плохо лежит. В данном случае «плохо лежала» бы я.

— Что же тогда в худшем случае? — пробубнила я, глядя в сторону.