Пересекая границы - Панкеева Оксана Петровна. Страница 50
– Вот именно. Когда захотел. А тут ты и захотеть не можешь, тебя что-то держит, и я не пойму, что. За этой матовой сферой ничего не видно.
– Значит, нечего и заглядывать. Лучше поторопи свою кухарку, а то я опоздаю. А завтра вечером мы придем к вам в гости.
– Мы – это кто?
– Я, Жак с Терезой, Мафея с собой возьмем, может, мэтра Истрана, если будет себя хорошо вести. Будем развлекать Элмара, чтобы не впадал в депрессию.
– К завтрашнему вечеру он будет в порядке, и его не нужно будет развлекать. Но если тебе хочется повеселиться, как вчера, конечно приходи.
– Ты разве не знаешь Элмара? Золотую паутину ты с него, может, до завтра снимешь, но за то, что он тебя ударил, он будет казниться еще долго. Очень долго.
Азиль грустно улыбнулась.
– Шеллар, скажи лучше, что тебе понравилось петь песни с Ольгой, и ты хочешь это повторить.
– Понравилось, – согласился король. – Но это не значит, что я теперь буду так напиваться каждый день, чтобы привести себя в столь же веселое состояние. Я действительно хочу устроить небольшие посиделки, чтобы отвлечь Элмара от мрачных мыслей. Или ты намекаешь, что у нас тут что-то было кроме песен? Ничего большего, уверяю тебя.
– Я вижу, что ничего большего, – кивнула нимфа. – Ее белая занавесь осталась на месте. А почему, Шеллар? Она тебе не понравилась?
– Понравилась. Но это же не причина… И вообще, напоить девушку и тащить ее в постель – это пошло. Тем более такую, как Ольга. Зачем мне это надо? Мне что, потрахаться не с кем? С ней гораздо интереснее песни петь.
Азиль посмотрела на короля с каким-то непонятным сожалением.
– Шеллар, а как ты выбираешь себе женщин? Тех, с которыми ты делишь постель?
– А я их не выбираю. Они сами меня выбирают.
– И они тебе совершенно безразличны?
– Тебе не кажется, что ты слишком много спрашиваешь? В конце концов это мои женщины, и это мое дело, что я с ними делаю и как я к ним отношусь… О, проклятье! Совершенно забыл!
– Пропустил свидание? – засмеялась Азиль.
– Совершенно верно. Бедная виконтесса Бефолин напрасно прождала меня всю ночь в моей спальне. Надо будет купить ей в утешение какую-нибудь побрякушку.
– И это ее утешит?
– Вполне.
– Шеллар, ты ужасный эгоист. Потому ты и выбираешь себе таких женщин, с которыми можно не считаться, о которых можно ноги вытирать и потом утешать побрякушками. Тебе они нужны только для того, чтобы утолить естественные надобности. А на любовь ты не способен. И это самое страшное, что может быть с человеком. Ты этого не понимаешь или ты просто не хочешь ничего менять?
– Ты трижды не права. Я вовсе не эгоист, и женщин я не выбираю, они сами на меня вешаются, а какого рода женщины вешаются на мужчин, ты сама понимаешь. Потому мне такие и достаются.
– А в чем я еще не права?
– А вот сиди и думай, раз тебе делать нечего, и не приставай ко мне с душеспасительными беседами. Я сказал, что не лягу с тобой в постель, и не пытайся меня убеждать. Я взрослый человек и знаю, что делаю. А ты ведешь себя со мной, как со смертельно больным.
– Ох, Шеллар… – нимфа тихо вздохнула и отвела взгляд. – Извини. Я все-таки заглянула. Я больше не буду к тебе приставать, и больше не буду заглядывать. Куда тебе подать завтрак?
– Сюда, – сказал король и, не удержавшись, спросил: – А что ты там увидела, когда заглянула?
Азиль посмотрела на него с печалью и просто сказала:
– Смерть.
Коридорный почтительно поклонился, неуловимым движением пряча в карман чаевые, и скрылся за дверью.
– Ну, наконец-то! – измученно выдохнула Саэта и, бросившись на кровать, стала стягивать сапожки. – Как меня достали эти каблуки! Я от них совсем отвыкла…
– Ничего, привыкнешь, – безразлично ответил Кантор, бросая на стол свою широкополую шляпу и дергая шнурки плаща. – Хотя согласен, на них очень тяжело ходить.
– А ты что, ходил?
– Приходилось, – так же безразлично ответил Кантор. – Правда, давно, когда я был помоложе и поизящнее.
– Никогда бы не поверила, – усмехнулась Саэта. – А ребята знают?
– Саэта, – сказал Кантор, остановившись с плащом в руках и глядя на напарницу со всей возможной серьезностью. – Я не подвержен предрассудкам, но это не значит, что я рассказываю товарищам все, что ни попадя. Мне вполне хватает того, что обо мне говорят. Мне пришлось убить человек пять, чтобы об этом, по крайней мере, не говорили вслух в моем присутствии. Так что ты меня очень обяжешь, если избавишь от необходимости убивать еще кого-то. Заказать ужин в номер или пойдем куда-нибудь?
– Закажи. Страшно подумать, что придется опять влезать на каблуки… Руки поотбивать этому великому писателю, нашему полковнику. Неужели нельзя было сделать легенду для двух парней? Я отлично ношу мужской костюм, и мне это в сто раз проще, чем возиться с накладным бюстом.
– Я тебе сочувствую, – кивнул Кантор. – Но ничем помочь не могу. Завтра нам придется походить по городу, потолкаться в обществе, послушать сплетни… Не можем же мы все время сидеть в номере, так мы ничего не найдем. А полковник Сур действительно писатель хоть куда. С него бы сталось и для двух дам легенду придумать…
Саэта представила себе, как Кантор в женском платье с кружевами и в шляпке с розочкой ковыляет на каблуках, матерясь, на чем свет стоит, и слегка повеселела. Поджарый и жилистый Кантор со своим не особо женственным лицом был бы похож на шлюху не первой молодости.
– Вот-вот, – согласился Кантор, поняв причину ее веселья. – Я себе тоже это представлял. Сейчас я схожу, закажу ужин, и отдохнем. Я тоже устал, ненавижу ездить в карете, трясет хуже, чем верхом. Что тебе заказать?
– А ты что будешь?
– Я? Да мне все равно, я сейчас что угодно съем.
– То есть как, совсем что угодно?
– Абсолютно. Я и крысу могу съесть, не напрягаясь, если очень проголодаюсь. И змею, и лягушку. Мы в лагере даже тараканов и червей ели.
– Знаешь, закажи, что угодно. Я думаю, тараканов тут не подают, а в остальном мне тоже все равно.
Кантор порылся в карманах, проверяя наличность, сделал шаг к двери и остановился.
– А пить что-нибудь будешь?
– А ты?
– Я буду водку. Но ты же дама, а дамы, которые на пару с мужьями хлещут водку, могут вызвать подозрение.
– Так никто же не увидит.
– Хорошо, пусть считают, что у тебя муж пьяница, закажу водки побольше.
Как только он скрылся за дверью, Саэта поспешно начала раздеваться, пока он не вернулся. Комната в номере была одна, а специально просить его выйти казалось унизительным. Сам же он считал, что отвернуться вполне достаточно.
Она как раз успела раздеться и, прихватив халат и полотенце, скрыться в ванной, как хлопнула дверь, и в комнате послышались шаги.
– Дорогая! – окликнул он, – Ты в ванной?
– Да, – отозвалась она.
– Хорошо, – кратко сказал Кантор и смолк. Слышно было, как он прошелся по комнате. Потом глухо стукнули снятые сапоги, и заскрипело кресло. Чиркнула спичка, и сразу же запахло дымом. Саэта нажала на рычаг и выругалась про себя. Курить хотелось немилосердно. Чтоб ему, этому писателю недоделанному… Не мог, действительно, сделать ее парнем. А то теперь ей приходится быть порядочной дамой и только нюхать, когда курит Кантор. И эти чертовы фальшивые сиськи, которые приходится носить, практически не снимая… О каблуках вообще лучше помолчать…
Когда она вышла в комнату, плотно кутаясь в халат, Кантор сидел в кресле с сигарой и терпеливо ждал, пока освободится ванная. Скользнув по Саэте безразличным взглядом, он аккуратно затушил недокуренную сигару, поднялся и стал спокойно молча стаскивать рубашку. Саэта отошла к другому креслу и села, тщательно прикрывая ноги полами халата. Она чувствовала себя голой в этой дурацкой одежде, хотя напарнику это было, похоже, совершенно безразлично. Он бросил рубашку на спинку кресла и столь же спокойно принялся расстегивать штаны. Саэта поспешно отвернулась. Она терпеть не могла раздетых мужиков, ей было противно на них смотреть. А Кантор, судя по всему, совершенно ее не стеснялся. Судя по звуку, трусы он тоже снял прямо в комнате, свинья беспардонная!