Тина и Тереза - Бекитт Лора. Страница 92

Скоро состоится банкет, посвященный тридцатилетию создания компании, — нужно будет послать Конраду приглашение.

Роберт улыбнулся. Возможно, время еще принесет счастливые перемены и жизнь обретет новый смысл? Может быть… Почему бы и нет?

В тот же час Элеонора Дуган сидела перед трехгранным зеркалом в своей роскошной серебристо-голубой спальне и ленивыми движениями расчесывала густые белокурые волосы. Она недавно встала и, пребывая в несколько расслабленном состоянии, ожидала, когда горничная принесет утренний кофе.

Служанка вошла, но без подноса, и Элеонора недовольно повела тонкой бровью. Девушка присела в реверансе.

— К вам пришли, мэм.

— Кто? — спросила Элеонора, по-прежнему глядя в зеркало.

Горничная подала визитку.

— Что?! — удивлено произнесла Элеонора, прочитав имя. — Проси в гостиную, скажи, я сейчас выйду!

Она вышла через четверть часа, одетая в желтое, струящееся по телу декольтированное платье с золотистым поясом. Волосы были зачесаны наверх и скреплены янтарной заколкой. Элеонора вытянула вперед обнаженные руки и улыбнулась гостю.

— Господи! Вот кого не ожидала увидеть… Однако сколько же прошло лет?!

Гость не ответил на улыбку, но Элеонора не смутилась.

— Лет семь, не меньше… А ты стал настоящим красавцем, Конрад. Мужчина, что и говорить! Ну, рассказывай же! И садись.

Но он продолжал стоять и смотреть на нее, по-прежнему красивую, с хитровато прищуренными голубыми глазами и легкомысленной улыбкой на тонких губах.

— Нечего рассказывать, — сказал он, храня невозмутимость, — к тому же у меня не так уж много времени.

— Однако ты нашел его для того, чтобы навестить меня.

— Да, конечно…— Он сел на мягкий диван, не снимая верхней одежды.

Элеонора засмеялась.

— Ну не сердись! Давно ты в Сиднее?

— Больше года.

— О! И до сих пор не зашел? Значит, я была неправа.

Конрад пожал плечами.

— Заходить к тебе? Зачем? К тебе заходят те, у кого есть деньги, и те, кому что-то нужно от тебя.

Она лукаво улыбнулась.

— А тебе ничего не надо? Нет?

— Да, — сказал он, — надо, потому я и пришел.

Элеонора села рядом, положив ногу на ногу и играя висевшей на шее серебряной цепочкой.

— Я заинтригована. Говори!

Он смотрел на нее черными глазами — так скользят взглядом по поверхности дорогой красивой вещи, прикидывая, стоит ли ее купить.

— Предлагаю заключить сделку: я плачу по назначенной тобой цене, а ты делаешь все, что я захочу.

Элеонора от неожиданности отпрянула и рассмеялась, и Конрад почувствовал: за смехом таится растерянность. Впрочем, эта женщина путем многолетней практики притворства научилась владеть собой.

— Хочешь выпить? — спросила она, вставая. Он не сводил с нее глаз.

— Сначала твой ответ.

Элеонора прошлась по комнате — легкое платье обвивалось вокруг стройных ног.

— Признаться, я польщена тем, что через столько лет ты все еще жаждешь моей любви!

На этот раз она увидела улыбку — насмешливую, жестковатую, поразительно холодную.

— Я хочу спать с тобой, — уточнил Конрад, — а не любить. Это не одно и то же.

Ее пепельные брови приподнялись — она раздумывала над его словами. Потом сказала:

— Что ж… Не терпится узнать, чего ты пожелаешь.

Услышав это, Конрад встал и скинул дорогой темный плащ.

— Денег у меня хватит, так что не беспокойся. Спальня там, где и раньше?

— Как, ты хочешь прямо сейчас? — с изумленным смешком задала вопрос Элеонора. Ситуация забавляла ее и одновременно сбивала с толку. Конрад был совсем другим, чем прежде; ее пугали его отчужденный взгляд, тягучий, мрачный, обжигающий, как адская смола, и резковатые манеры. Элеонора знала — люди меняются, но она не любила этого, может быть потому, что не всегда успевала вовремя приспособиться к переменам.

— Да, сейчас. Потом у меня будут кое-какие дела. Элеонора подавила еще один смешок.

— Я только что встала с постели.

— Ничего, ляжешь снова. — Он обернулся. — Это же привычно для тебя, так?

И, не оглядываясь больше, прошел в дальние комнаты.

В затемненной спальне Элеонора разделась, скользнула в еще теплую постель и прильнула к нему.

— Ну?..

Но Конрад не спешил. Он налил в бокалы шампанское, ее любимый напиток, и они выпили — раз и другой.

— За новую встречу? — спросила Элеонора, с последним глотком откидываясь на спину. По груди, животу и ногам побежало расслабляющее тепло. Женщина не прикрылась простыней, и Конрад смотрел на ее красивое тело — без жадности и возбужденного нетерпения.

— Помню, это я научила тебя всяким хитростям, нежности и умению любить женщину.

Он засмеялся.

— Нет, Элеонора, не ты. Это приходит само собой или не приходит — в зависимости от человека. Научить такому нельзя.

В ответ она вкрадчиво обвила руками шею Конрада и припала губами к его губам.

Но, к ее удивлению, все произошло не так, как можно было ожидать: Конрад напрямую, без всяких околичностей устремился к цели. То, что он делал, походило не на ласку горячего, легкого, чистого ветра, а на все сметающий черный ураган.

Элеонора долго лежала, не двигаясь, рядом с ним. Потом, встав с постели, сказала:

— Ты изменился.

Накинула пеньюар из ниспадающих до пола кружев цвета слоновой кости, подошла к комоду, на котором стояла бутылка коньяка, и, наполнив рюмку, залпом выпила.

— Изменился? В чем?

Она усмехнулась.

— Где тот романтичный мальчик, где его тонкая душа, юная пылкость и робкая нежность? Теперь этого нет.

— Есть, — возразил Конрад, — только отныне далеко не для каждой. Слишком большая роскошь — дарить такое всем. — Он помолчал. — Рад, что ты говоришь об этом без сожаления, с легким сердцем. С тобой мне не придется притворяться.

Она улыбнулась, а Конрад продолжил:

— Тогда, семь лет назад, я мог по-настоящему любить, но был беден, и ты отвергла меня. Теперь все наоборот. Разве тебе недостаточно оболочки, под которой спрятана эта неведомая тебе душа, и того, что лежит в моем бумажнике?

Женщина пожала плечами.

— Вполне. Мне нравятся такие мужчины: сильные, страстные, опытные… И безжалостные. Те, что твердо знают, чего хотят.

Конрад, видя, что Элеонора все же разочарована, усмехнулся.

— Странно… Люди редко любят себе подобных.

— Неужели я такая?

— Такая. Возвращайся сюда и подай мне рюмку.

— И себя?

— И себя.

Через час Конрад собрался уходить. Элеонора не стала его провожать — лежала в постели и с непривычно задумчивым видом глядела в украшенный росписью потолок.

— Ты придешь еще?

— Наверное. Или позову тебя к себе. Скоро закончится строительство моего дома в южной части Сиднея.

— О! Чем же ты занимаешься?

— Работаю.

— Жениться не собираешься?

Он усмехнулся.

— На тебе?

Элеонора засмеялась, поняв шутку.

— Нет, вообще.

— Не собираюсь.

— Но я чувствую — у тебя за эти годы было немало женщин.

— Таких как ты, — достаточно, — спокойно ответил Конрад. Потом сказал: — Могу я пригласить тебя поужинать где-нибудь?

— Разумеется. Когда?

— Хотя бы послезавтра, в восемь часов.

— Хорошо, договорились. Заедешь за мной?

— Да. До встречи, Элеонора.

Когда он уже был на пороге, женщина сказала:

— Все же я первая ввела тебя в мир любви, не забывай, мой милый мальчик!

И Конрад ответил, так, что даже Элеонора почувствовала скрытую в нем ожесточенность против мира и живущих в нем людей:

— Не обольщайся, драгоценная, это сделала не ты!

Конрад повез Элеонору в недавно открывшийся ресторан, расположенный в живописном местечке на берегу океана. Это было двухэтажное здание с белым потолком в форме полусферы, который поддерживался рядом колонн из узорчатого мрамора, с выложенным полированными плитами полом и позолоченными светильниками. От пола до потолка высились огромные окна, в прозрачных стеклах отражались с внешней стороны — огни набережной, с внутренней— освещение ресторана, потому панорама города казалась сплошной иллюминацией. В залах свет растекался по сторонам, мягко ложился на стены, и в углах, заставленных множеством ящиков с вьющимися растениями, становился загадочно-приглушенным.