Непорочная грешница - Бекнел Рексанна. Страница 21

— Как это ты меня назвала? Парень, если не ошибаюсь? При всем том я достаточно взрослый, чтобы сдерживать этого могучего зверя. Да и тебя укротить смогу — уж будь уверена!

Слова Питера переполнили чашу терпения Линни. Что, в самом деле, происходит? Сначала его здоровенный братец запугивает ее, поведав о своих супружеских правах. А теперь еще этот сопляк задирает перед ней нос и дерзит!

— Знаешь, что уложит на месте этого зверя вернее, чем стрела из арбалета? — прошипела она, уже не находя в себе сил, чтобы сдерживаться. — Немного белладонны, которой надо напитать кусок мяса, а потом швырнуть этому чудовищу, по странной прихоти судьбы именуемому собакой. И знай, сделать это не составит для меня особого труда.

Тут она приободрилась, заметив, что Питер озадачен, и добавила: — Так вот по этой причине и тебе, и твоему псу следует держаться от меня подальше.

Девушке было страшно при мысли о том, что Питер все же попытается ее задержать, но еще больший ужас она испытывала от того, что ожидало ее в зале. Мгновенно взвесив все «за» и «против», она храбро ринулась вперед, двигаясь вдоль стены коридора, чтобы миновать огромного пса, которого продолжал удерживать за ошейник младший брат Экстона.

По счастью, Питер беспрепятственно ее пропустил, и она нырнула в первую попавшуюся дверь, за которой скрывалась сокровищница. Линни летела, будто на крыльях, но успела отметить про себя, что в комнате — полнейший беспорядок, а шкатулки, хранившие в себе достояние де Валькуров, пусты.

«Вот ведь скоты, — подумала она. — Ограбили, не моргнув глазом, все ее семейство, да еще и денежки унесли — все, до последнего пенни».

Проскользнув через помещение, она снова выбралась в коридор, где замедлила шаг и задумалась. Куда, спрашивается, ей бежать, когда в Мейденстоне не осталось ни одного уголка, где бы она могла укрыться, и ни одного человека, к чьей груди она могла бы припасть. Сестра, должно быть, уже за пределами замка, а обращаться за сочувствием к отцу было бесполезно. Не идти же, в самом деле, к бабке, каждая встреча с которой хуже любой пытки?

Зазвонил колокол замковой часовни, разрешив тем самым ее сомнения. «Скорее всего это указующий перст святого Иуды», — решила девушка.

Повернувшись, она направилась в часовню, где молился отец Мартин и скрывалась перед побегом Беатрис. Кто знает, может быть, она все еще там? А если даже и нет, то отец Мартин наверняка расскажет, что с ней, и, быть может, передаст от нее весточку. Или в крайнем случае согласится отнести сестре послание Линни.

Отец Мартин и в самом деле находился в часовне — в небольшом приделе, где имели обыкновение молиться де Валькуры. Там же оказалась и леди Хэрриет. Они о чем-то тихо переговаривались со священником, а может, и молились -

кто знает? Ясно было одно: она, Линни, и здесь не сможет обрести покоя, пока в стенах часовни находится леди Хэрриет. Впрочем, попадаться старухе на глаза было необязательно. Линни незамеченной прошмыгнула внутрь и тщательно осмотрела келийку отца Мартина и ризницу, но нигде не обнаружила следов присутствия Беатрис. Теперь ей уж совсем некуда было податься, и она с тяжелым сердцем побрела в караулку. Там, по крайней мере, она сможет посидеть рядом с Мейнардом и помолиться за его выздоровление.

«Не оставляй нас своими заботами, святой Иуда, — мысленно воззвала к нему Линни, — очень тебя прошу — не оставляй!»

Как ни странно, у изголовья постели Мейнарда уже кто-то молился. Хрупкая сгорбленная фигурка. Когда Линни подошла поближе, закутанное в покрывало существо в тревоге подняло голову.

— Ты кто? — грозно осведомилась Линни, радея за безопасность брата. — И где, скажи на милость, этот чертов оруженосец?

— Не беспокойся, сестрица, — последовал тихий ответ. — Это всего-навсего я… Линни.

— Господь всемогущий! — Линни бросилась к Беатрис — ибо это была она — и приникла к ее груди. — Я так за тебя боялась!

— Эй, Беатрис, — раздался хриплый голос лежащего на матрасе человека.

Это не был подлинный голос Мейнарда, а лишь слабое его отражение, некое призрачное подобие. Сестры, словно по команде, повернули к нему головы. При этом Беатрис лучилась от радости, а Линни с облегчением вздохнула.

— Беатрис, — повторил тем временем Мейнард, — мне плохо… У меня болит голова… Почему я здесь?… В этом гнусном месте?

— Таково распоряжение нового лорда, — начала было настоящая Беатрис.

— Я разговариваю с Беатрис, а не с тобой! — выдавил из себя Мейнард. Даже в страдании он помнил, какая из сестер родилась первой. Девушки обменялись понимающими взглядами. Беатрис отступила на задний план, и к больному приблизилась Линни, облаченная в одежды сестры. Брат выглядел больным и очень несчастным, но это отнюдь не избавило его от предрассудков и не сделало ни на гран добрее.

— Ты тяжело ранен, но мы надеемся, что с божьей помощью тебе удастся выжить. Для этого тебе необходимо побольше отдыхать и не волноваться по мелочам.

Мейнард поднял на нее глаза, в которых одновременно проступили боль и полнейшее недоумение. Линни обычно приходилось видеть в глазах брата презрение и злобу. Очень часто его глаза полыхали гневом, или же в них отражалась присущая его характеру жестокость. Однако видеть в его взгляде страдание загнанного охотниками зверя ей прежде не приходилось. «А ведь он всего лишь слабый человек, ? вдруг подумала девушка, — и очень похож на отца. Но и на упрямого осла тоже, — Напомнила она себе. — Совсем как тот глупый юнец — Питер де ла Мансе».

Теперь Мейнард находился в ее власти, да и парень по имени Питер тоже успел ее почувствовать. Ненадолго, правда да, всего лишь на несколько минут, пока принимал к сведению угрозу отравить собаку. Тем не менее ощущение власти уже успело пустить корни в душе Линни и показалось ей не лишенным приятности. Ничего удивительного, что мужчины вечно готовы бороться друг с другом за эту самую власть. Ну, и прежде всего власть, сила — полные противоположности беспомощности.

— Я буду выхаживать тебя, братец, — сказала она, положив руку на пылавший от лихорадки лоб Мейнарда.

— А я стану за тебя молиться, — промолвила Беатрис скрывавшаяся у Линни за спиной.

— Пусть она уйдет! — прохрипел Мейнард, бросив на Беатрис полный злобы взгляд. — Это из-за нее мне досталось, из-за нее я теперь валяюсь на полу. О боже, моя рука, моя рука!

Последовавшие затем хриплые прерывистые рыдания продемонстрировали всю глубину отчаяния, в которое погрузился по причине своего увечья Мейнард. Тем не менее, сочувствие Линни было скорее на стороне сестры — вернее на ее же собственной стороне. Даже теперь, испытывая себе все горести поражения, члены ее семейства продолжали перекладывать ответственность за свалившуюся на их головы беду на невинное существо. В своем падении они обвиняли Линни — кто бы там ни скрывался под этим имеем.

Она повернулась к сестре и заметила, что лицо у той побелело как мел. Никогда прежде Беатрис не сталкивалась ни с чем подобным. Она никак не могла привыкнуть к презрительному отношению к себе со стороны близких, в то время как Линни с детства не знала ничего другого. Повинуясь внезапному порыву, Линни приникла к сестре и сжала ее в объятиях.

— Тебе пора уходить, — сказала она Беатрис. — Желаю, тебе удачи. Помни, моя любовь пребудет с тобой вовеки.

— Я не могу тебя оставить, — рыдая, произнесла Беатрис, заламывая руки. — С моей стороны дурно принимать от тебя такую жертву. На это никто не имеет права — даже самые близкие родственники.

— Ничего дурного в этом нет, а наоборот, все… хорошо, — возразила ей Линни, черпая силы от неожиданно выпавшей на ее долю встречи с Беатрис. — Все обернется к лучшему — можешь не сомневаться.

Беатрис явно сомневалась в этом, но потом тряхнула головой и вытерла рукавом слезы.

— А теперь уходи, — попросила Линни, хотя более всего на свете ей хотелось бы остаться с сестрой.

— Я буду молиться за тебя всю ночь, — пообещала ей Беатрис. Они последний раз поцеловались, и Беатрис исчезла, Линни осталась в одиночестве.