Любовник из фантазий - Кеньон Шеррилин. Страница 17

Взгляд Юлиана застыл.

– Как ты смеешь говорить о ней? Афродита так ревновала тебя, что сначала хотела расстроить вашу помолвку, а потом и вовсе пыталась убить, лишь бы ты не выходила замуж за Купидона. Для богини любви этой самой любви в ней слишком мало.

Психея отвела взгляд.

– Не смей говорить о ней в таком тоне, – рявкнул Купидон. – Она наша мать и заслуживает уважения от детей.

Гнев исказил лицо Юлиана.

– Не советую защищать ее.

Только сейчас Купидон обратил внимание на Грейс и Селену и удивленно взглянул на них, словно они появились из-под земли.

– А это кто такие?

– Друзья, – ответил Юлиан, чем немало удивил Грейс. На лице Купидона появилось недоверчивое выражение.

– Нету тебя никаких друзей. Впрочем, не важно. Ты так и не сказал мне, зачем тебе нужен Приап.

Юлиан напрягся.

– Приап проклял меня и обрек на вечное рабство, из которого я не могу вырваться. Теперь я жду встречи с ним, чтобы вырвать у него с корнем те части тела, которые не отрастают снова.

Купидон побледнел.

– Черт, а ведь у него хватило бы духу сделать это. Мама убьет его, если это действительно его вина.

– И ты хочешь, чтобы я поверил, будто он сделал это без ее ведома? Не держи меня за дурака, Эрос. Ей просто наплевать на меня.

Купидон вскинул голову:

– Не начинай снова. Помнишь, когда я предложил тебе дары от нее, ты швырнул их мне в лицо.

– И ты не догадываешься почему? Зевс сбросил меня с Олимпа через час после того, как я родился, а Афродита даже не возразила ему. Если кто из вас и появлялся рядом со мной, то только с одной-единственной целью – поиздеваться. – Юлиан одарил Купидона убийственным взглядом. – Сколько раз нужно ударить собаку, чтобы она озлобилась?

– Ладно, согласен, кое кто из нас мог бы быть с тобой и пообходительнее, но…

– Никаких «но». Всем вам было наплевать на меня, а ей в особенности.

– Неправда, мама никогда не поворачивалась к тебе спиной. Напротив, ты всегда был ее любимчиком.

Юлиан хмыкнул:

– И верно, поэтому просидел последние две тысячи лет в книге.

Грейс захотелось обнять его. Ну почему Купидон стоит истуканом и не рвется сделать для брата все возможное и невозможное, лишь бы избавить его от ужасной судьбы, которая, пожалуй, была хуже смерти?

А еще удивляется, что Юлиан проклинает его.

Неожиданно Юлиан выхватил из ножен висевший на поясе Купидона кинжал и полоснул себе по руке.

Грейс зажмурилась от ужаса, но прежде чем она начала причитать, шрам затянулся, не оставив даже следа.

Купидон изумленно посмотрел на брата.

– Черт возьми! – выдохнул он. – Это же клинок Гефеста. [2]

– Знаю. – Юлиан вернул клинок Купидону. – Даже тебя можно убить таким, но не меня. Теперь ты понял, что такое проклятие Приапа.

Грейс увидела неподдельное сочувствие в глазах Купидона, когда он осознал всю глубину несчастья, случившегося с Юлианом.

– Мне известно, что он ненавидит тебя, но я не предполагал, что Приап падет так низко. Как он посмел…

– Мне наплевать как, но я хочу поскорее снять его проклятие.

Купидон кивнул, и Грейс впервые увидела на его лице беспокойство за брата.

– Хорошо, ты пока держись, а я слетаю к маме и поговорю с ней: может, она сможет чем-то помочь.

– Если она так сильно любит меня, как ты утверждаешь, то почему бы не позвать ее сюда и не поговорить напрямую?

Купидон укоризненно посмотрел на него:

– Потому что в последний раз, когда я сказал ей о тебе, она проплакала ровно век. Ты очень обидел ее.

На лице Юлиана не дрогнул ни один мускул, но Грейс не сомневалась, что он очень переживает из-за размолвки с матерью.

– Я поговорю с ней и сразу вернусь к тебе. – Купидон сделал знак Психее, и в тот же миг Юлиан подошел к нему, схватил массивную цепь с кулоном в виде лука, висевшую у него на шее, и рывком сорвал ее.

– Эй, – выкрикнул Купидон. – Поосторожнее!

Юлиан собрал цепь в кулак и покачал кулоном перед лицом брата:

– Теперь я уверен, что ты вернешься.

Купидон обиженно надул губы.

– В неосторожных руках этот лук – опасная вещь…

– Не беспокойся, я хорошо помню, как больно он жалит.

– Ладно, до встречи. – Купидон хлопнул в ладоши, и они с Психеей растаяли в золотом дыму.

Грейс не знала, что и думать. Неужели она видела все это собственными глазами?

– Кажется, я посмотрела слишком много серий «Зены, королевы воинов», – прошептала она. – Они не могут быть настоящими. Это всего лишь галлюцинация.

Юлиан вздохнул:

– Хотелось бы и мне так думать.

– Бог мой, это был настоящий Купидон! – возбужденно воскликнула Селена. – Маленький милый херувим, который так ловко соединяет сердца.

Юлиан мрачно хмыкнул:

– Какой угодно, только не милый. А что до соединения сердец, то он скорее разрывает их на части.

– Но он может заставить людей полюбить.

– Нет. – Юлиан крепко сжал в кулаке кулон. – Все, что он делает, – это лишь иллюзия. Никакая сила не может заставить людей полюбить друг друга, если, любовь не рождается в сердце.

Грейс удивленно подняла на него глаза:

– Кажется, тебе тоже довелось испытать это?

– Еще как довелось.

Она протянула руку, как будто хотела приободрить его.

– Это из-за того, что случилось с Пенелопой?

Юлиан отвел взгляд.

– Я могу где-нибудь постричь волосы? – неожиданно спросил он.

– Зачем?

– Не хочу, чтобы они напоминали мне о прошлом.

Грейс кивнула:

– В торговом центре предоставляют любые услуги.

– Тогда отведи меня туда.

Когда они вошли в парикмахерскую, Юлиан решительно сел в кресло.

– Вы уверены, что желаете короткую стрижку? – спросила женщина-парикмахер, восхищенно приглаживая длинные золотые локоны Юлиана. – У вас такие прекрасные волосы. Обычно мужчины смотрятся ужасно с длинными волосами, но вам очень идет. Какой кондиционер вы используете?

Лицо Юлиана не выразило никаких эмоций.

– Стригите.

Маленькая изящная брюнетка с завистью взглянула на Грейс.

– Если бы у меня была возможность запускать руки в это чудо каждую ночь, я ни за что не позволила бы ему постричься.

Грейс улыбнулась:

– Это его волосы, пусть сам решает.

– Ладно. – Волосы Юлиана посыпались на пол.

– Короче, – недовольно сказал Юлиан.

– Вы уверены?

– Да.

Грейс молчаливо наблюдала, как парикмахер колдует над волосами Юлиана. Длинные пряди превратились в золотые локоны, напомнив ей о «Давиде» Микеланджело.

Посмотрев на Юлиана, она улыбнулась:

– Теперь ты выглядишь вполне современно.

– А правда, – спросила Селена, когда они вышли на заполненную людьми площадь, – что ты сын Афродиты?

– Это как посмотреть. – Юлиан нахмурился. – Мать бросила меня, отец от меня отрекся, и я рос в спартанском лагере, где меня воспитывали все, кому не лень.

Его слова эхом отозвались в сердце Грейс. Так вот почему он такой сильный и… такой грубый! И вообще, знает ли Юлиан, что такое ласка и забота? Знает ли он, что такое чистая любовь, которая не требует ничего взамен? Грейс пристально посмотрела на него. Он шел, словно смертельно опасный хищник, засунув большие пальцы в передние карманы джинсов, и не обращал ни малейшего внимания на женщин, которые оглядывались ему вслед. Глядя на его уверенность и неуловимые движения, можно было предположить, что прежде он был свирепым бойцом.

– Селена, – тихо произнесла Грейс, – мне изменяет память, или мы действительно читали, что спартанцы избивали своих детей только ради того, чтобы проверить, как они терпят боль?

Неожиданно ей ответил сам Юлиан:

– Это правда. Раз в год они устраивали соревнования, чтобы посмотреть, кто выдержит самые продолжительные избиения.

– Некоторых даже забивали до смерти во время этого соревнования, – с дрожью в голосе добавила Селена.

Теперь для Грейс все встало на свои места – и то, что Юлиан говорил о своем детстве в Спарте, и его ненависть к грекам.