Я подарю тебе любовь - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 28

— Михал Захарыч, ты меня не пугай! — взмолился Денис. — Ты что, помирать собрался?

— Нет, — успокаивающе похлопал Дениса по плечу Володарский. — От дел хочу отойти, так, поделывать помаленьку для души. Из московской мастерской меня никто не гонит, ценят. Ее уж иным передали, да я у них как мамонт почетный. Попросили парнишку одного в ученики взять. Хороший парнишка, да Бог таланту не дал, но к ремеслу охоч. Поучу еще. Ты приезжай, навещай старика, к тебе уж не поеду, тяжело мне.

С тем и отправил из квартиры, заспешив, чтоб, значит, с юристом Денис не столкнулся, «а то этот прохиндей все моим доложит!».

Через неделю Михаил Захарович Володарский умер, на семьдесят девятом году жизни, за своим рабочим столом в мастерской. Остановилось сердце.

Денис проживал такое тяжкое горе, невосполнимую потерю, сердце плакало, плакало и болело…

— Как жаль! — вздохнула Виктория. — Эпоха ушла! Великий Володарский! — Похлопала сочувствующе Арбенина по плечу и по-деловому поинтересовалась: — Когда похороны? Где? Надо своих обзвонить.

Он не сказал ей ничего, не мог, боялся, наговорит всякого или выгонит к черту!

Уехал в Москву. Заперся в квартире. Мама звонила, вздыхала:

— Денечка, мы с отцом так тебе сочувствуем! Ну что ж тут поделаешь, возраст.

Он ответил еще на несколько звонков, односложно, стараясь отделаться побыстрей от звонивших. А потом и вовсе отключил все телефоны.

Пролежал полночи, проживая боль утраты, как сиротство, провалился в сон, в котором улыбался ему Михаил Захарович да подбадривал:

— Да ну, Дениска, не беда! Присмотрю за тобой, не думай, не брошу!

Денис подскочил на кровати, разбуженный звонком в дверь с колотящимся сердцем, посмотрел на будильник — шесть ноль пять утра.

Кого там?

Распахнул дверь с единственной целью — погнать взашей!

Вадим. Уставший, умотанный, с щетиной суточной на щеках и ввалившимися глазами, отодвинув замершего на пороге Дениса, ввалился в квартиру.

— Из Красноярска летел. Хрен знает что, рейс прямой только утром, пришлось тащиться через чертовы кулички с пересадкой!

Стягивая с себя дубленку, разуваясь, доставая тапочки из тумбочки, не останавливаясь, говорил он. Повернулся к Денису, у которого ком в горле застрял от благодарности, и совсем другим тоном, откинув треп:

— Привет, братан!

Они, хлопнув ладонями в рукопожатии, обнялись, постояли.

Суетно бесполезные вопросы «Как ты?», или совет типа «Держись», или сочувствие, выражаемое словами пустыми, были для этих мужчин так же нелепы и невозможны, как верблюд на вершине Эвереста.

— Знаю, помянуть у тебя нечем, с собой привез, — проходя в кухню, известил Вадим.

Он ни о чем не расспрашивал, не произносил печальных слов утешения, рассказывал о делах, бизнесе, занесшем его в Красноярск, пока они в четыре руки накрывали на стол.

Сели. Денис поминать «батю» водой не стал, сердцем поминал, Вадим поднял рюмку:

— Светлая память! — и хлопнул.

Принялся есть с аппетитом, не переставая что-то рассказывать, про жену новую — на свадьбе Арбенин присутствовал, женщина ему понравилась. Может, в этом браке Вадим остепенится? Про дочь, большую уже, с претензиями, так бы и продолжил болтать, но его прервал звонок в дверь.

— Это Санек, теперь все в сборе! — другим, не балабольным тоном сообщил Вадим.

Сашка прилетел из Питера, где находился по делам службы, — уж как смог вырваться, неизвестно.

Только они двое знали и понимали, кого потерял Денис и что сейчас переживает.

Только они.

Похороны прошли помпезно, с размахом, с присутствием известных людей, представителя Министерства культуры, медийных личностей, с пафосными речами над гробом, с «горестными» лицами сыновей, принимавших соболезнования известных людей.

Виктория, в продуманном темном наряде, черном ажурном платке, все тащила Дениса в первые ряды и настаивала, отчитывала шепотом и сердилась, когда он отказался.

Арбенин стоял сзади всех, с двумя пурпурными розами и букетиком фиалок в руке. Михаил Захарович очень любил фиалки, Денис это знал и, обзвонив накануне множество цветочных салонов, нашел.

Арбенину мешали все эти люди, пришедшие в большинстве своем на «мероприятие» почти светское, себя продемонстрировать, они мешали ему проститься с родным человеком, и Виктория мешала, вызывая досаду. Она таки протиснулась вперед, оставив его одиноко стоять сзади.

Но просчиталась. Все коллеги, профессионалы и сведущие люди, подходили к Денису выразить свое искреннее сочувствие и сожаление по поводу ухода из жизни великого мастера. Они знали, кому именно надо его выражать и кто потерял больше, чем страна, и больше, чем их дело.

Виктория, заметив, что основное действие переместилось к Арбенину, вернулась, встала рядом, взяла его под локоть, когда уже большая часть значимых людей поговорили с Денисом и отошли, и представителя Министерства культуры пропустила и сильно досадовала.

Он отослал ее, когда все потянулись от свежей могилы, заваленной венками и цветами.

— Иди, подожди меня в машине.

Постоял, дождавшись, пока последние удаляющиеся по аллее спины не скрылись за поворотом, присел на корточки у могилы, разгреб немного местечка.

— Я тебе тут фиалочек твоих любимых, Михал Захарыч. — Помолчал, похлопал рукой по холодной земле могильного холмика. — Я не прощаюсь, ты присматривать обещал.

И показалось Денису, что с фотографии на временном кресте подмигнул ему лукаво его учитель.

На поминках он отметился, выдержал полчаса, понимая, что ему сейчас, как ученику, дадут слово, а он не может и не собирается говорить этим людям ничего. Это их с Михаилом Захаровичем личные дела и разговоры.

И ушел, проигнорировав очередное недовольное поучение Виктории, и не позвал ее с собой — хочешь, оставайся.

Через полгода сунулся было к Арбенину юрист от братьев Володарских, сами не удосужили визитом. Молодой хамоватый адвокатишка приехал к Денису домой, хищно осмотрел обстановку, шаря по сторонам глазами, и изложил требования:

— Мои клиенты просят вас, господин Арбенин, подписать документ о том, что вы не будете претендовать ни на какую часть работ, сделанных совместно с их отцом, и добровольно отдадите процент от тех работ, которые остались в вашем личном распоряжении и были вами вдвоем с Михаилом Захаровичем сделаны.

Денис усмехнулся, вспомнив пророчество Володарского о дележе сыновьями его имущества.

— Вам надо обратиться к юристам Министерства культуры, — посоветовал он, — они вам подробно объяснят, за что и как мы получали с Володарским деньги и где именно находятся в данный момент те работы, которые мы реставрировали, и список музеев предоставят, и частных коллекционеров. Может, вы у них попросите процент?

Адвокатишка слегка стушевался, но бойцовых намерений не оставил:

— Да, но, судя по обстановке вашего дома, кое-что вы оставили себе? И к тому же ваши индивидуальные работы помогал делать Володарский, а записи о том, что вы с ним рассчитались за это, не найдены.

— Михаил Захарович был реставратором, никогда не занимался производством изделий и не принимал участие в моих работах. Если вам что-то непонятно — в Министерстве культуры, заодно вам все объяснят и об авторских правах. Если у господ Володарских есть вопросы, пожалуйста, мы можем их решить судебным порядком, там и подсчитаем все заработанные нами деньги и кто сколько и кому должен.

Адвокатишка труханул и в данном настроении был выдворен Денисом из дома. Более его никто не тревожил просьбами поделиться заработанным.

Он трудно переживал эту боль. Все ему хотелось позвонить, приехать, поговорить с учителем. Работал с трудом, Викторию рядом и не замечал почти, она ему даже мешала. И, надо же, именно в это время она обнаружила увечье его ноги.

— Как ужасно, Денис! — стараясь не смотреть, сказала она. — Ужасно, что ты так пострадал, я имею в виду! — поторопилась разъяснить. — Как это случилось?

— Взрыв, — коротко и безразлично ответил Денис.