Шерше ля фам, или Возврату не подлежит! - Гетманчук Людмила. Страница 47
Первая мысль — приятно. Вторая — каков нахал! Третья… неприличная и произнесению вслух не подлежит, даже в обществе графини, которую я не уважала.
— Если вы отгрызете мне руку, сьен, — аккуратно высвободила я конечность, — то мне нечем будет надрать вам холку за слишком вольное поведение.
— Александра! — ахнула Лоретта. — Простите, сьен Стриг!
— Пустяки, — разулыбался кто-то, давно не посещавший дантиста. — Мне нравится. Такая свежая струя…
Меня от его оскала замутило.
— То есть обычно вы дышите испорченным воздухом? — мило поинтересовалась я, тихой сапой продвигаясь в сторону лестницы на второй этаж.
Меня ну никак не тянуло общаться с айром! Он вызывал у меня нездоровую почесуху и повышенное чувство опасности. Попросту — нервировал. Было в его взгляде что-то… голодное и первобытное. Когда бац по маковке — и на вертел!
— Сколь вы естественны и непринужденны, прелестная мадемуазель! — польстил мне сьен, умело отсекая от вожделенного пути на волю.
Я прифигела. Вот это соловей! Змееголовый…
А колючий хищник увидел мою неоднозначную реакцию и немного подкорректировал стиль поведения:
— Мне бы очень хотелось пообщаться с вами подольше и поближе…
Японский городовой! Какой настырный и прилипчивый ежик в тумане попался! Ага. «Сайлент Хилл» в российском римейке.
А мне от тебя, мой милый, до смерти хочется держаться подальше, на значительном расстоянии! Причем с автоматом Калашникова в руках и связкой гранат на поясе! Для надежности.
— Проказник, — хихикнула Лоретта, погрозив ему пальчиком.
По мелькнувшему в глазах айра выражению можно было расшифровать одно-единственное в сторону графини:
И так с замкнутой цикличностью раз пятьдесят.
— К сожалению, — сделала я предельно несчастное лицо, — у меня урок хороших манер. Увы, жестокой волей судьбы я вынуждена вас покинуть…
— Урок можно перенести, — влезла Лоретта, делая знаки веером.
В моих глазах цикличность увеличилась до ста оборотов. В секунду! И я демонстративно не поняла ее указаний.
— Нет. — Я выдавила из себя слезу. — Я не выживу в высшем обществе, если мне сегодня не расскажут, как есть яйца! — И плотоядно посмотрела на… айра.
Он передернулся, но не сдался.
— Мадемуазель, разрешите мне тоже послушать такой ценный и жизненно важный урок и поучаствовать в вашем самообразовании? — Его зубами можно было защищать город вместо крепостной стены!
— Это так мило с вашей стороны! — прочирикала я, мысленно потирая руки. — Встретимся в столовой через полчаса. Я приведу себя в надлежащий вид и спущусь.
— Вы прекрасны в любом виде, мадемуазель, — галантно поклонился айр, успев показать мне взглядом, что лично он предпочитает в жареном и с кетчупом в придачу.
Я кивнула на графиню, как бы предлагая начать с нее, и ускакала в свою комнату.
Сменив платье и пригладив волосы, я скорчила зверскую рожицу своему отражению в зеркале и, торжествуя, потащилась показывать айру русских раков и их среду обитания.
В столовой меня уже ожидала Изуверка Кэт, или мадам Катрация бин Гоблих, лучшая учительница манер на всю столицу. Еще я называла ее про себя Кастрация, и прозвище ей полностью подходило. Видимо, от нее живым никто не уходил, соответственно пожаловаться на творимый этой дамой произвол было некому.
— Мадемуазель Александра! — С радостной улыбкой анаконды эта высушенная этикетом вобла приблизилась ко мне мотыляя платком в руках.
Я тяжко вздохнула и уселась на краешек стула с высокой спинкой, потому что опираться на спинку стула считается неприличным. То-то я смотрю, все наши гости только неприличным и занимались!
Мадам Кастрация восторженно закивала громадным носом, с садистским удовольствием привязав меня к несчастному стулу платком для придания мне нужной (по ее ГОСТу!) осанки.
— Приступим! — заявила Изуверка Кэт, вызвав у меня внутреннюю дрожь.
В этот время в столовую ввалился запыхавшийся сьен и от увиденной картины застыл роденовским мыслителем.
— Присоединяйтесь! — радушно проскрипела я вместе со стулом. Во мне бурлило злорадство.
Риммо сел напротив меня, не ожидая подвоха. Счас! Должна же у меня быть хоть какая-то радость в жизни? Мой послужной список был просто обязан пополниться зверски замученным айром!
— Мадам Гоблих, — закатила я глаза. — Сьен Стриг так много слышал о вашей методе преподавания, что решил сам испытать ее, чтобы потом применить это в своей стране.
У обоих фигурантов глаза стали большие и та-а-акие наивные! Одна искренне поверила в пользу просвещения, а второй никак не мог поверить своему «счастью».
— Что вы, сьен, — поддразнила я, когда Кастрация приблизилась к нему с новым платком, выуженным ею практически из воздуха. — Никак испугались двух слабых дам?
Айр был вынужден принять мой вызов. Не успел он оглянуться — и оказался примотан к стулу широким, свернутым в жгут платком, точно таким же способом, как и я — за плечи! В этой позе можно было только отступать! Вместе со стулом! Ага. А вперед — никак. Ни-ни, ни на сантиметр. Можно только повиснуть в путах, высунув язык от напряжения.
Изуверка Кэт заскакала вокруг нас экзальтированным Мефистофелем и повязала нам салфетки. Мне повязала, а мужику затянула и пощупала — настоящий ли. Я все видела!
— Итак! — счастливо воскликнула мучительница, не сводя горящих фанатизмом глаз с резко погрустневшего айра. — Сегодня мы начнем с овсянки!
Риммо скривился, я порадовалась, побуждаемая мстительностью и злопыхательством: это мы уже проходили, и я знала, чего ожидать.
— Но помните! — Кастрация воздела свои руки-зубочистки к потолку. — Локти должны быть прижаты к телу! Над столом порхают только кисти рук!
— Угу, — кивнула я. — И тут перед вами ставят еду! И вы не можете до нее дотянуться!
— Это мелочь! — отрезала Гоблих.
— Я бы так не сказала… — заметила я, наблюдая, как ливрейный слуга накладывает нам в тарелки одну ложку овсянки. — Мы сюда все же поесть пришли.
Айр дернулся в путах, пытаясь достать кончиками пальцев ложку. У гибкого, сильного, рослого оборотня это получилось аж с пятого раза.
Я с неприкрытым удовольствием наблюдала, как он с громадным трудом дотянулся до тарелки и попытался подтащить ее к себе. Ага, умный какой! И тут же получил по руке линейкой.
— Сидеть! — взвизгнула дрессировщица-этикетчица. — Все стоит правильно! Ешьте!
— А вы, мадемуазель? — сделал попытку откосить Стриг.
— А у меня от овсянки несварение желудка, — поделилась я с ним самым сокровенным.
Айр раздул ноздри и кинулся в неравный бой. Кончик ложки в кашу. Ко рту. В кашу. Ко рту. И так тридцать раз! Под неусыпным надзором Кастрации.
Когда несчастный доел свою мизерную порцию, у него был вид замученного покорителя Эвереста. Просто он не знал, что впереди нас ждут яйца!
— Великолепно! — обрадовалась садистка со стажем и одобрительно похлопала взмокшего оборотня по плечу. — У вас прекрасные манеры! А теперь покажите мадемуазель Александре, как следует вкушать яйца всмятку!
Риммо скуксился, словно прошлогодний валенок на солнце, и заскрипел зубами, когда перед ним поставили вареное яйцо на подставке и выложили специальный нож и кофейную ложечку.
— Мадемуазель Александра? — Сьен глазами предложил мне опробовать сие яство первой.
— Извините, — не скрывая удовольствия, вовсю развлекалась я, — у меня на сей продукт жестокая аллергия!
Естественно, если мне накануне скормили целую корзину этой гадости, пока научили правильно есть куриные яйца! В результате добились только одного: я дала себе священную нерушимую клятву — даже под дулом пистолета никогда в жизни вареное яйцо в рот не возьму!
18
Русская народная песенка-присказка «У попа была собака…» представляет собой наглядный пример рекурсии.