Шерше ля фам, или Возврату не подлежит! - Гетманчук Людмила. Страница 49

А уж когда мне на голову приколотили длинными шпильками элегантную, с высокой тульей шляпку, которая при малейшем кивке сползала набок, выдирая волосы, и лезущей в рот вуалью, я вообще превратилась в Каменного гостя — двигалась только по прямой на свист, вытягивала руки и старательно искала, кого бы придавить своей любовью.

Единственное, что меня примиряло с действительностью, — это мягкие сапожки. С этих мучителей бы сталось организовать мне ноголомные «шпильки» и выдать их за шпоры.

— Смелей! — подтолкнула меня в нужном направлении Изуверка Кэт и убежала вперед, скорей всего, чтобы оповестить окружающих о ходячем бедствии.

На удивление, до двора я добралась без особых приключений. Правда, обычный десятиминутный путь занял полчаса, потому что я несколько раз останавливалась отдышаться и столько же раз пыталась повернуть в другую сторону. Но меня всегда ловили и, указывая в направлении двора, подталкивали туда!

— Познакомьтесь, мадемуазель! — подскочил ко мне на крыльце Буцефал. — Это Бурут! — И указал на вороного красавца, которого седлали.

— Мы что, начнем прямо тут? — прошипела я, чувствуя, как от лица отливает кровь. В клуб самоубийц мне еще рано!

— Конечно нет, мадемуазель! — багровея, возмутился и оскорбился до глубины души мой будущий учитель. — Мы сейчас проследуем на манеж в платных конюшнях. Для нас там забронировано время!

Обрадованно вздохнув отсрочке смертного приговора, я ободрилась, и мы с Кастрацией забрались в карету и отбыли в указанное место. Господин Буцефал и конюх умчались верхом вместе с так и не познакомившимся со мной Бурутом.

— Мадемуазель! — строго сказала мне бин Гоблих. — Осторожней с господином гер Олег-Змей — он известный волокита и повеса, но у его семьи совсем нет денег, хотя титул присутствует.

— Какой? — равнодушно поинтересовалась я.

— Не важно, — отмахнулась Изуверка Кэт. — Просто запомните: когда он в роли учителя, просто обращайтесь к нему «господин». А если вас представят в обществе, то делайте вид, что вы его не узнали.

— Двойные стандарты? — оживилась я.

— Этикет! — решительно отбрила Гоблих. — Но если вам не понятно, то я повторю еще раз.

— Понятно, — заткнулась я и от скуки стала глазеть в окно.

В манеже меня уже ждал довольно решительно настроенный гуру по выездке. Когда на тебя надвигается каланча с зажатым под мышкой стеком, единственная возможность улизнуть — самой сесть на лошадь и ускакать.

— Мадемуазель! — загнал меня в угол Буцефал. Хорошо хоть не взнуздал! — Для начала вы должны усвоить! — Как мясник, разрекламировал мне части тела коня: — Голова, холка, спина, круп, э-э-э… это не важно! Копыта…

— Для вас, может быть, и не важно, — прервала его я, стараясь не пялиться на то самое «не важно». — А для коня как раз важно!

— Для верховой езды эта часть значения не имеет! — не уступал учитель.

— Смотря кто на ком ездит, — испытывала я чужое терпение, оттягивая момент практики.

— Ездить может только всадник на коне! — отрезал упрямец, глядя на меня с нездоровым интересом естествоиспытателя.

— Мне вас искренне по-женски жалко, — прощебетала я. — В вашем мире водятся только мужские особи.

— Не мешайте мне, мадемуазель, — строго сделал выговор Буцефал, похлестывая стеком по отворотам сапог. — Так вот, продолжим! Женское седло предназначено для женщин, а мужское…

— Для мужчин? — Невинная улыбка и легкое трепыхание ресницами.

— Не для женщин! — кивнул он и стал тыкать стеком как указкой. — Дама сидит в таком седле боком, обе ноги на одну сторону. Левую. Такое седло имеет две луки — одна для правой ноги, одна для левой.

— Для средней ничего нет? — удивилась я.

Учитель завис. Потом отмер:

— Не морочьте мне голову! Вам нужно знать, что подпруга для дамского седла подтягивается сильнее, чем для мужского, потому что существует опасность для всадницы соскользнуть вправо. Понятно?

— На себе прочувствовала, — призналась я. — Мне не понравилось.

— Коню, скорей всего, тоже, — заметил учитель.

Конь заржал, подтверждая.

— Тебя там не было! — обиделась я.

— Не отвлекайтесь, мадемуазель! — сделал мне выговор Буцефал. — Сейчас вы попробуете сесть в дамское седло. Туда можно залезть с моей помощью или с помощью подставки. Что выбираете?

— Вас, — широко улыбнулась я. — Мне с вами гораздо интереснее, нежели с подставкой.

— Благодарю, — склонил напомаженную голову Буцефал. — Подходите, я вас закину.

— Не так прытко, — отошла я в сторону. — Прежде чем я угроблю это прекрасное животное, покажите мне, как же нужно залезать в дамское седло.

Мужик сдвинул брови, просигнализировал глазами «Все бабы — дуры!» и выпрямил спину.

Конь почуял неладное и попятился, храпя.

Учитель твердой рукой поймал коня, встал на подставку и проделал посадку с та-аким изяществом… Если бы не две длинные мужские ноги, свисающие на одну сторону дамского седла, то зрелище было бы внушительное.

Конь постоял спокойно, потом повернул голову и покосился на это зрелище. Мотнул головой, пока Буцефал еще раз объяснял мне теорию. Видимо, у несчастного Бурута не сходилось женское седло и мужчина, поэтому он решил избавиться хотя бы от одного и восстановить справедливость.

Конь заржал и сделал «свечку». Учитель не удержался в дамском седле и выпал.

— Простите, вы живы? — присела я рядом с лежащим инструктором.

— Еще не понял пока, — признался он. — А как со стороны?

— Со стороны — плохо, — оглядела я его. Утешила: — Но вы еще шевелитесь.

— Это потому, что я не практикую поездок в дамском седле, — признался мне по секрету Буцефал.

— Охотно верю! — улыбнулась я, предлагая руку.

Учитель поднялся без моей помощи, сам, и попросил:

— Мадемуазель Александра, надеюсь, вы не будете распространяться об увиденном здесь и не поставите огромное несмываемое пятно на моей репутации?

— Ни за что! — тут же согласилась я. — Если вы поставите пятно на моей!

Буцефал вытаращился не хуже коня.

— Вы скажете графине, что у меня неспособность к верховой езде, связанная с обморожением кретинизма и повреждением даунизма, и я, честное слово, никогда не вспомню, как вы рассматривали гениталии Бурута.

— С вами трудно не согласиться, — проскрипел учитель.

Мы вернулись домой. После разговора с Буцефалом верховая езда была вычеркнута из моего расписания.

ГЛАВА 25

Старый ювелир вторые сутки пил. Отчаянно. Беспробудно. Словно распоследний горький уличный пьяница. Пил не пьянея. Но даже залив глаза, до бровей, почтенный мастер никак не мог решить вопрос: что делать с украшениями Спящей?

Украсть самому? Раздробить по частям и дать по одной побрякушке каждой из сторон? Самоустраниться? Срочно бежать? Вопрос уже давно стоял не о деньгах или каких-либо преференциях. Дело касалось самого главного: жизни его и семьи. Он уже сто раз проклял тот миг, когда сдуру влез в эту аферу. Ведь мог, мог подумать головой заранее!

Старик отлично понимал, что в таком деле — даже спрячься он на дне моря, его и там найдут. Найдут, достанут и заставят держать ответ. Изнывая от ужаса, почтенный ювелир представил, что с ним и его семьей сделают в подобном случае. Тело пронзила мелкая противная дрожь.

Как же быть? Бедняга думал, но не находил выхода. С женой, глупой курицей, — не посоветуешься. Сыновей и племянников безопаснее держать в неведении: чего не знаешь, того не выболтаешь.

В общем, идти за помощью и советом не к кому. Разве что в храм Светлейшей Царицы… да и там… сама настоятельница — одна из заказчиц.

В хмельном угаре ювелир пьяным голосом сказал вслух:

— А кину-ка я монетку! Если монета упадет на «орла» — отдам украшения и всю информацию по ним первому посетителю. Если на «решку» — айрам. Если встанет на ребро — все достанется жрицам Светлейшей, а если зависнет в воздухе — никому ничего не расскажу и самоустранюсь от этого дела!