Оборотни космоса - Белаш Людмила и Александр. Страница 24

Хотя... из фрагментарной картины начинало что-то проступать, какая-то зыбкая закономерность. Форт в который раз скопировал мозаику и размыл края пятен. Ещё сильней. Ещё... Проявилась неровная зазубренная полоса оранжевого цвета с широкими лиловыми закраинами. Как бы колея с яркой дорожкой между следами колёс... словно по карте прополз вездеход, который подпрыгивал на булыжниках и кочках, порой и вовсе отрываясь от земли.

«Нет, погоди. Структура – лишь интерпретация; ты подгоняешь результаты к впечатлению, а вероятность наличия структуры – всего двадцать семь процентов. Много выпадений! Заполни их, тогда и рассуждай».

– Да-а, возиться нам предстоит немало. Вот, смотри – целый район не проверен.

– Там нечего искать. Здесь участок белковых колонок; никаких животных, минимум людей – автоматическое производство.

Встреча с легендой... Фраза «И тогда высшие миры одарили Ньяго белковой колонкой» так же популярна, как «Бедный Йорик!» или «Бабушка, почему у тебя такие большие зубы?»; вдобавок колонку (и клыки бабушки, и череп Йорика) никто в глаза не видел. В детстве Форт представлял белковую колонку чем-то вроде уличного гидранта, из которого струёй льются сосиски.

– Тоже гоните колбасу из кишечной палочки? знакомо. Микробных синтезаторов у нас полно...

– Не бактерии. Колонка заряжена растениями. Это... оранжерея, только очень мощная.

– Растения? надо их проверить.

– Зачем? они не впадают в панику, и остановки сердца у них не бывает.

– Pax, всё живое – динамическая гибкая система, она реагирует на каждое колебание. За микробами – скажем, в коридорной пыли – не уследишь, а оранжерейные овощи находятся на контроле. Толковый агроном всегда знает, как дышит каждый листик в ботве и как клубень набирает массу. Плюс – растения жёстко привязаны к месту и все одинаковые, выращены из стандартных семян. Если взяться с умом, оранжерею можно использовать как эталонный анализатор. Идём туда сегодня.

– Не так сразу. Колонка – стратегический объект. Я обеспечу пропуск на завтра.

«Вот и ладно, – решил Форт. – Значит, я пока позабочусь о Зеноне».

Когда земляне впервые встретили высокоразвитых братьев по разуму – ими оказались яунджи, – Вселенская церковь Иисуса-Кришны-Будды ликовала вместе с человечеством. Открытие нового мира сулило многое: расширение рынков сбыта, рост научных знаний, обогащение культуры. Для церкви это был большой шаг на пути миссионерства, согласно завету Христа: «Итак, идите, научите все народы».

Чуть позже наступило отрезвление. Во-первых, астронавты с Яунге были северными тьянгами и правоверными машун (это слово земляне переделали в «масон»), твёрдыми в религии отцов, как боевые клинки. Во-вторых, и другие народы Яунге закоснели каждый в своём язычестве. Поэтому миссионеров-вселенцев допустили не во все страны планеты.

Чем больше расширялись знакомства землян с продвинутыми мирами Галактики, тем чаще Вселенская наталкивалась на препоны. Фор не принимал инородцев в своём орбитальном Самоуправлении, не говоря уже о том, чтобы пускать их на материнскую планету – там жили самые настоящие боги, они могли разгневаться. Теократический Артаран, мир ихэнов, не мог позволить у себя иноверческую проповедь. Туанцы и их прихвостни аларки берегли свою «культурную особенность». Враждебная землянам Ла Бинда сквозь зубы отказала проповедникам во въездных визах, и то же повторило марионеточное правительство Хэйры. Не согласились и мирки: «Мы – атеистическая цивилизация!»

Неожиданно на контакт с приверженцами ИКБ пошли вара и ньягонцы. Вара таким образом бесплатно заполучили контингент землян, чтобы изучать их быт, социологию и психику, а ньягонцы никогда не отказывались от подарков.

Из слов Раха выходило, что здесь Вселенская тоже столкнулась с трудностями; правда, Форт не мог взять в толк, чем Библия и Веды повредили местным ребятишкам. «Гедеоны» не станут давать детворе суровые и соблазнительные подлинные тексты – есть пересказы для детей, вроде приключений малыша Кришны.

Но надпись, надпись по-ньягонски в вагоне: «Подними на него свою руку и помни – ты бьёшься в последний раз»! Она-то откуда взялась?..

В штатском, чтобы не давить узорами жилета на церковных, Форт зашёл туда, где над входом значилось: HOLY LAND OFFICE. На панелях вместо изменчивых фракталов строго застыли «мишени», как порой называли их в Сэнтрал-Сити, – кресты с патрой Будды на пересечении, окружённые бело-красной цветочной гирляндой Кришны; под патрой наискось лежала флейта Темноликого.

«То-то их туанцы не впустили! – посетило Форта небольшое озарение. – Красный с белым чередуется, как можно!..»

Церковники не боялись жаргона и обыграли уличное прозвище символа в мантре, наклеенной здесь же:

Я – цель живущего.
Стремись ко Мне,
Как быстрая стрела к мишени.
Вонзившись, обретёшь
Любовь, Блаженство, Просветленье.

Эмблемы сжались, засияв венцами лучей, цветные круги побежали к стоящему внизу ящику с прорезью для пожертвований; поверх кругов падали в прорезь виртуальные монеты и купюры. Появился текст на ньягонском и нескольких языках землян: «Жертвуйте! Внесите свою лепту в освобождение! ТРИНИТАРИИ – Орден Святой Троицы для выкупа рабов и пленных – Пятьдесят веков поиска и спасения, сотни тысяч выкупленных». Вслед за этим на панели возникло изображение – святые Иоанн Маффийский и Феликс Валуа, выводящие из темницы пленников, с которых на ходу спадают цепи. Форт опустил в ящик пластиковую банкноту в 16 крин и мысленно пожелал, чтобы она кому-нибудь помогла. Людокрады без передышки орудовали в Галактике, и даже скромная работа тринитариев была на пользу человечеству, хотя Форт полагал, что десант спецназа на базу работорговцев был бы куда эффективней.

Принимала Форта мать Лурдес, черноокая дама индостанских кровей, в золотисто-красном платье и прозрачной накидке зелёного газа, в жемчужных ожерельях и с перстнем в крыле носа. У неё была походка счастливой возлюбленной Кришны. Судя по тому, какой персонал попадался Форту на глаза в храмовом центре, вселенцы метко пользовались авторитетом прекрасного пола на Ньяго.

– Вы космен? Бывайте у нас чаще. Я люблю тех, которые приходят сами. И Он тоже любит. – Глаза Лурдес улыбнулись. – У нас множество программ, и нужны волонтёры. Можете участвовать в любой по своему выбору.

История Зенона опечалила её.

– Страшно погибнуть на чужбине! как прискорбно, что он был одинок... Нет, у нас он не бывал; я бы запомнила имя. Конечно, мы совершим обряд над его телом – мы никому не отказываем.

Ньягонка в длинном наряде церковного служки со вселенской эмблемой на груди принесла собеседникам финики и лимонад.

– Нельзя ли дистиллированной? я артон.

– Я рада, Фортунат, что это не стесняет вас. Вы сильный человек – вы преодолели своё состояние. Если найдёте время, мы можем собрать прихожан с искусственными органами и конечностями – им нужен пример уверенности в себе.

– Вам, кажется, удалось привлечь местных к церкви.

– С трудом, брат мой. Живут здесь скученно, любые перемены в поведении сразу становятся видны, а отношение к новообращённым очень сложное. Ньягонцы опасаются осуждения окружающих.

– Я не интересовался религией ньягонцев; если что и знаю – то из карманного справочника. Там мало сказано: «Культ хтонических и небесных божеств». С хтоническими ясно – обитая в подземелье, их надо ублажать, а вот небесные...

– Можете не продолжать, я поняла вас. – Лицо матери Лурдес стало строже. – В целом догадка верна – треть ньягонцев не видела неба. Они рождаются, живут и умирают под землёй. Но все знают по фильмам о небе, облаках и молниях. Кое-кто очень стремится их увидеть... а иные боятся и неба, и небесных явлений. Уютнее жить в норке и не ведать, что существует бесконечность, что Галактика состоит из пустоты, а где-то в середине миров сияет сверхзвёздный объект – трон Господень. Цель нашей миссии – вывести людей из тьмы к свету. У нас есть небольшие сельские коммуны на поверхности. Туда идут самые смелые из неофитов. Градский совет поддерживает нас, потому что тут наши цели совпадают.