Одна крошечная ложь (ЛП) - Такер К. А.. Страница 10

Его ямочки глубже, чем у Трента. Настолько глубокие, что у меня сбивается дыхание. Настолько глубокие, что я вспоминаю, как любовалась ими, находясь в пьяном ступоре. Очень даже уверена, что в одну из них тыкала пальцем. И, возможно, даже языком.

— По крайней мере, у тебя зудит спина, — говорит он с застенчивым видом.

Его кожа сильно загорелая, поэтому сложно утверждать, но я уверена, что щеки у него немного краснеют.

Сдержаться не получается, и у меня вырывается смешок. Он присоединяется, тихо хохотнув. А потом меня поражает воспоминание: мы стоим лицом друг к другу и смеемся. Только в этом случае мои пальцы держат его за волосы на затылке, а он языком играет с мочкой моего уха. Мой смех резко обрывается, и я прикусываю нижнюю губу.

— Из всех возможных глупостей, — бормочет Эштон, покачав головой. — Во всяком случае, она маленькая.

Я все еще пытаюсь прогнать из мыслей предыдущий образ, когда слышу, как без задней мысли с ним соглашаюсь.

— Ага, едва смогла ее разобрать, пока не наклонилась…

Сердце уходит в пятки, ударив землю как мешок с камнями, а вместе с ним от лица отливает вся кровь. Я сказала это вслух? Нет. Я бы этого не сделала.

Судя по огоньку в его глазах, я без сомнений понимаю, что все-таки сказала. Наверное, меня сейчас стошнит.

— Это…я не…мне правда надо идти.

Я начинаю его обходить, когда по спине сбегает струйка пота.

Шагнув вместе со мной, он кивает, показав на книги, и говорит:

— У тебя много научных дисциплин.

План бегства разрушен. Что он делает? Зачем он со мной болтает? Надеется на повторение? Хотела бы я этого?

Я скольжу взглядом по его фигуре. Да, признаю. Он красив. Как заметила Рейган, он, возможно, самый сексуальный парень кампуса. Здесь я уже четыре дня. Мне нечем подкрепить свое мнение, но, тем не менее, я уверена, что это правда. И за последние дни в памяти всплыло слишком много вгоняющих в краску воспоминаний, чтобы пытаться отрицать полученное мною от той ночи удовольствие.

Но…нет, я не хочу повторения. В смысле, когда я на него смотрю, неправильно все, что я вижу. Он даже не похож на студента Принстона. Нельзя сказать, что учащиеся Принстона отвечают каким-то специальным критериям. Определенного типа нет. Из того, что я видела, студенты удивительно различны, и никто не отвечает стереотипу из фильмов восьмидесятых годов об избалованном студенте в джемпере с рубашкой.

Но Эштон не вписывается в мое представление о Принстоне. Не знаю, то ли дело в его потертых джинсах, которые сидят немного низковато на бедрах, или тонкой серой рубашке с закатанными до локтя рукавами, или татуировке, обвивающей внутреннюю сторону предплечья, или потрепанном кожаном браслете на запястье…не знаю.

— Айриш?

Я слышу, как он зовет меня по имени. «Тьфу!» Не по моему имени. По имени, которым меня называет он. Судя по кривой ухмылке на его полных губах, Эштон снова поймал меня за разглядыванием и этим наслаждается.

Я откашливаюсь и отрывисто выдавливаю:

— Ага. Все научные. Кроме одной.

Английская литература. Эта дисциплина непрактична и бесполезна для медицинского образования, но она удовлетворит «предложение» доктора Штейнера выбрать один курс из списка, который бы иначе сразу же пропустила.

— Попробую угадать. Подготовительный медицинский?

Я киваю, улыбаясь.

— Педиатрия. Онкологическая специализация.

В отличие от многих студентов, которые не могли понять, что делать со своей жизнью, я определилась в тот день, когда от лейкемии умерла моя подруга Сара Доусон. Мне было девять. Решение я приняла достаточно легко. Я плакала и спрашивала у отца, чем бы могла помочь. Нежно улыбнувшись, он успокоил меня, что я ничем не могла помочь Саре, но подавала достаточно надежд, чтобы, когда вырасту, стать доктором и помогать другим детям. Спасение детских жизней звучало благородно. Цель, в которой я с тех пор ни разу не засомневалась и от которой никогда не отклонялась.

Хотя теперь, когда я бросаю взгляд на нахмурившегося Эштона, можно подумать, что я назвала своей мечтой работу в канализации. Возникает пауза, после чего он полностью меняет тему разговора.

— Послушай, насчет субботней ночи…Можем мы просто притвориться, что ничего не было? — спрашивает он, сунув руки в карманы.

Мысленно я проигрываю его слова, и на секунду у меня отвисает челюсть. Слова, которые я повторяла снова и снова на протяжении последних трех дней. Могла ли я? С радостью. Было бы проще, если бы можно было просто нажать кнопочку «Удалить» и все изображения, которые продолжали появляться в моей голове, отчего я неожиданно краснела и теряла внимание, просто исчезли.

— Конечно, — с улыбкой произношу я. — Ну…если мы сможем заставить притвориться мою сестру и Рейган.

Он поднимает одну руку, потерев ею затылок, отчего рубашка натягивается на груди, и я вижу весь ее рельеф. Грудь, которой я вовсю наслаждалась.

— Ну, я так подумал, что раз твоей сестры здесь нет, то проблем она не создаст.

— Нет, не создаст, — соглашаюсь я.

«Она просто может время от времени присылать мне фотографии круглолицего, лысого мужчины, который держит над твоей задницей тату машинку. Что она вчера и сделала».

Я сразу же ее удалила, но уверена, что этот снимок не последний.

— И Рейган не проронит ни слова, — слышу я слова Эштона.

Опустив руку, он смотрит куда-то вдаль, пробормотав больше для себя:

— Тут уж в ней можно не сомневаться.

— Ладно, отлично. Ну…

Может, я могу просто оставить все это позади и снова быть прежней собой. Ливи Клири. Будущий врач. Хорошая девочка.

Эштон снова глядит мне в лицо. На секунду его взгляд опускается на мои губы, скорее всего потому, что я кусаю нижнюю губу так сильно, что едва ее не отгрызаю. Возникает такое чувство, будто мне следует сказать что-то еще.

— Я едва помню, что тогда произошло, так что…

Я свожу голос на нет, выдав эту ложь с такой невозмутимостью, которая удивила меня саму. И впечатлила.

Он склоняет голову на бок и снова отводит взгляд, словно глубоко задумался. Его губ касается задорная улыбка.

— Никогда прежде девушки мне такого не говорили.

Уголки моих губ поднимаются в крошечной улыбке, когда я опускаю взгляд на его кроссовки. Я чувствую себя так, будто, наконец, заработала очко. Ливи: один. Унизительный разговор: миллион.

— Думаю, первый раз есть у всего.

Его низкий, гортанный смех привлекает мое внимание. Я поднимаю взгляд и вижу, что в его глазах пляшут огоньки. Он качает головой, словно вспоминает забавную историю из жизни.

— Что?

— Ничего. Просто…

Повисает пауза, будто он не уверен, следует ли ему это говорить. В конце концов, он решается, с широкой ухмылкой донося до меня апофеоз моего унижения.

— Той ночью у тебя было много первых раз, Айриш. Ты так и называла каждый из них.

Я не в силах сдержать вырвавшийся у меня сдавленный, будто предсмертный, звук. Что вполне возможно, учитывая, что сердце только что остановилось. Не знаю, то ли у меня ослабели руки, то ли я и правда вскинула их, чтобы прижать ко рту и скрыть резкий вздох, но каким-то образом я разжала руки, которыми мертвой хваткой держала учебники, и они попадали на траву. Рядом с последними крохами моего достоинства.

Едва не упав, чтобы собрать книги, я напрягаю мозги. Проблема в том, что я не помню, чтобы много разговаривала с Эштоном. И я определенно не помню, чтобы называла каждый…

В моем мозгу разверзается дурацкий небосвод, и оттуда выскальзывает еще одно подробное воспоминание. В мыслях вспыхивает образ той кирпичной стены за моей спиной, Эштона, прижимающегося ко мне спереди, и моих ног, обвивающих его за талию. И меня, шепчущей ему на ухо, что прежде я этого не чувствовала и насколько это тверже, чем я думала…

— О, Господи, — стону я, схватившись за живот.

Уверена, меня сейчас стошнит. И тогда я стану тошнотиком-эксгибиционистом.

Сердце снова начинает биться, скорее даже бешено колотиться, когда на меня накатывает очередная волна запредельного унижения. Я была похожа на актрису из отвратительного видео Бена, которое летом Кейси заставила меня посмотреть. В буквальном смысле. Одним вечером я случайно вошла в комнату, когда эти ненормальные смотрели его. Кейси использовала эту возможность, чтобы пригвоздить меня к дивану, пока Трент, Дэн и Бен заливались смехом над моими пылающими щеками и взвизгами ужаса.